Остенландия
Шрифт:
– Я должен был увести вас оттуда, где все смотрят на вас, следят за нами. Это
невыносимо.
Рухнув в кресло рядом с ней, он схватил ее за руку. Господи, опять, синяки будут,
подумала Джейн. У него что, хронический хватательный рефлекс – что-то вроде нервного
тика?
– Помнится, при первой встрече вы заметили, что самое верное – первое впечатление. Вы
правы в отношении себя; но и я не ошибался в ту минуту – вы опасная женщина, я в
опасности потерять голову от любви.
– Неужели? – Господи, и ничего остроумнее у нее не получилось!
– Да, я знаю, это звучит абсурдно; вряд ли кому приходило в голову, что такое возможно.
Я и сам не представляю, когда, в какой момент что-то в моих чувствах стало меняться.
Когда вы играли в крикет с капитаном, шутили, смеялись – я уже ревновал вас, как
последний дурак, и я так хотел бы быть на его месте… И вот сегодня… ваша красота…
ваши глаза… я покорен, и не могу больше таиться, я не могу молчать. Знаю, глупо
надеяться на взаимность, но ничего, кроме надежды мне не остается.
Рукой, затянутой в перчатку, он сжал ее руку. Прямо как тогда в парке, во второй день.
Надо же. А ведь словно год прошел.
– Теперь слово за вами, только вы можете облегчить мои страдания. Быть всегда рядом с
вами, быть вашей опорой – это предел моих мечтаний. Скажите, могу ли, смею ли я
надеяться?
Он замер в кресле – да, мучительная агония безнадежно влюбленного сыграна неплохо;
Джейн смотрела на него, как зачарованная. Он вскочил и опять заходил по комнате, потом
остановился перед ней с выражением мучительного отчаяния на лице:
– Ваше спокойствие убийственно, как кинжал. Скажите же мне, мисс Эрствайл, могу ли я
надеяться на взаимность?
О, какой блаженный, восхитительный миг!
Но с каждой минутой чувство это убывало, утекало прочь, как тончайший песок сквозь
сжатые пальцы – не удержать его. Это все притворство, искусная игра. Пусть будут
примитивные поцелуи на ковре – но искренние. Да, жизнь полна убожества, упущенных
возможностей, убийственно нудных и дел и забот. Но среди уродства реальной жизни есть
место и драгоценным мгновениям красоты – аромату сентябрьских персиков, искреннему
тихому смеху, очарованию света и тени. Настоящие мужчины тоже встречаются на белом
свете. Вот и отлично.
Мартин первым за много лет дал ей возможность бездумно наслаждаться восхищением –
собой, им, мужчиной, способным дать женщине почувствовать себя раскованной в
любовных играх, а не дурехой, зацикленной на мыслях о дне собственной свадьбы.
– Я не знаю, я…
Что она бормочет? Но она действительно растерялась. То, что он говорил, было пошло,
глупо и неискренне, все это вытряхнуто из пыльных книг. Но сам он – его глаза, его голос, ощущение его рук… Но он актер. Попробовать, что ли, подыграть ему? Если получится,
может, и запомнится, как записанное на киноленту.
– Мисс Эрствайл, поверьте, я совершенно искренне…
– И напрасно. Я вас прекрасно поняла, поверьте, но с меня довольно. Все было
замечательно, и я старалась, и так далее – но с меня хватит, – она говорила до странности
быстро, нервно разглаживая юбку руками.
Выражение его лица изменилось. Он опустился перед ней на колени, заглядывая ей в
глаза, и сказал таким искренним, серьезным тоном, какого она от него никогда не
слышала:
– Вам нехорошо? Что с вами?
Эта перемена смутила ее. Темные глубокие глаза смотрели пристально и сочувственно, и
суровость черт при таком близком расстоянии испарилась без остатка. Но стоп, и это лишь
игра.
– Я вас совсем не знаю, – сказала она просто.
– Вижу, я слишком поторопился, простите меня, – сказал он, поднимаясь и отводя взгляд.
– Надеюсь, будущее все изменит. .
– Мистер Нобли, – четким голосом заговорила Джейн, входя в роль, – благодарю вас за
столь лестную для меня речь, но принять ваше предложение ни сейчас, ни в будущем я не
смогу. Уверена, найдется достаточно дам, которые не устоят перед такими
перспективами…
– Но только не вы, – сказал он с убедительной печалью.
Каков талант, однако – Джейн не могла не восхищаться им.
– Но не я. Как не мучительно, выслушав, все же отказать вам, я благодарна этому случаю
за то, в чем теперь твердо уверена – это совсем не то, чего я хочу в жизни.
– И чего же вы хотите? Нет, я серьезно. Чего именно вы хотите?
– Чего-то и кого-то реального.
– То есть вы имеете в виду некоего садовника?
– Это вас не касается. Не будем об этом.
– Что же, искренне пожелаю вам счастья, мисс Эрствайл.
– Э-э, хватит вам, можно уже называть меня Джейн, – сказала она; и видно, забежала
вперед, ибо он растерялся. При Регентстве называть по имени можно разве что невесту…
– То есть я не имела в виду, что согласна и мы помолвлены… Господи, ерунда какая. Я
чувствую себя полной идиоткой.
– Дураком оказался здесь скорее я.
– Значит, нас здесь двое, – грустно улыбнулась она. – Мне пора.
Мистер Нобли поклонился.
– Удачного бала.
И она ушла, поражаясь, как это сказала ему «нет», этому воплощению дарсизма,
мешавшему ей свободно наслаждаться жизнью. Ах, как же легко наслаждаться реальной