Осторожно - пума!
Шрифт:
ся, мы через несколько минут вдвоем двинулись в путь. Он
45
был непродолжительным. Вскоре его преградила очередная
скала. От самой воды до верха скалу разбила расселина шири-
ной в метр — полтора.
— Как? Влезем? — спросил я Иосифа.
— Влезем.
Первым полез он. Забыв одно из правил альпинистов —
не лезть на скалу, пока не остановился впереди идущий, я
начал взбираться следом за ним, упираясь ногами в одну,
а спиной в другую стенку расселины и помогая себе руками.
Уж очень холодно было стоять без движения. Перед самым
верхом скалы расселина поворачивала влево под прямым
углом. Когда я уже приближался к середине расселины,
Иосиф скрылся за поворотом. Вдруг почти сразу послышал-
ся грохот и крик: «Камень!» Тут же из-за угла вылетел ка-
мень побольше головы, с силой стукнул в стенку расселины,
отскочил и ударился в противоположную...
Часто бывает в момент смертельной опасности, мысль,
как теперешние счетно-кибернетические машины, с удиви-
тельной последовательностью и логичностью произвела все-
сторонний расчет. Чтобы свалить меня с почти отвесной
скалы, достаточно легонького толчка, а не только камня,
способного раздробить голову или поломать ребра. Пос-
мотрел вниз. Там острые камни и лютый поток Огоджи,
только и ждущий, чтобы искромсать, истолочь, превратить
в котлету. Кроме того, лететь туда около пятнадцати мет-
ров — и без Огоджи жизни лишишься. Разминуться с кам-
нем в метровой расселине трудно, но можно. Нужно только
сделать полшага вверх. Почему полшага? Не помню, чтобы
это было рассчитанное, хотя бы глазомерно, расстояние.
Скорее всего инстинкт подсказал эти полшага с математичес-
кой точностью. Также не помню, чтобы при этом я торопил-
ся,— нет, просто были сделаны полшага, спина уперлась в
стену, ноги в другую, а в следующее мгновение камень силь-
но ударился около уха повыше плеча, отскочил, ударился
против носа, затем около кисти правой руки и полетел
дальше зигзагами, отскакивая от стенок расселины. По ру-
кам и лицу больно застучала свита обломка — мелкие ка-
мешки и дресва. Проводив глазами камень и его спутников,
пока они не скрылись в воде, я быстро проскочил остаток
щели.
— В другой раз осторожнее надо с камнями,— вскользь
заметил я Иосифу.
Что еще можно было сказать, когда сам виноват? Веками
стоящие горы и тайга не терпят поспешности и жестоко на-
46
называют нарушителей. Впрочем, камень в тесной расселине
не произвел заметного впечатления на усталое сознание.
Дальнейшее движение шло, может быть, немногим быст-
рее ползущей улитки. Усталость, голод, бессонная ночь, а
главное противный холод мокрой одежды быстро съедали
остатки физических сил. Багульник, на который в обычное
время не обращалось большого внимания, сделался почти
непреодолимым препятствием. Он схватывал ноги и цепко
держал их. Особенно было плохо Иосифу — его раненая
нога распухла. Нас передвигала уже не физическая сила
и даже не воля, а, очевидно, привычка к ходьбе. Мы просто
механически переставляли ноги, останавливаясь в изнемо-
жении через пятьдесят — шестьдесят шагов. Но ни стоять,
ни тем более сидеть долго мы не могли из-за цепенящего хо-
лода. Одна минута — и мы начинали переставлять ноги
дальше. Казалось, что поход никогда не кончится. Мысли
тащились в темпе ходьбы и только в одном направлении.
Настанет ли момент, когда мы переступим порог избушки
и можно будет стянуть с себя все мокрое? Придется ли
когда-нибудь сесть, хотя бы у костра, и съесть миску горя-
чего супа?
Именно тогда я узнал, какова высочайшая цена хотя бы
пусть рваной, но сухой одежды и одной-единственной та-
релки горячего супа или кружки чая. Все, что было пережито
до этого, отодвинулось в невероятную даль, потускнело и
утратило всякий смысл, казалось мелким и ничтожным.
Тем временем на дальневосточную тайгу спускалась тем-
нота. Если в прошлую ночь было нас четверо, то теперь два
человека имели в несколько раз меньше запасов тепловой
энергии, даже нет топора, унесенного Грязновым. Снова на-
чался мелкий дождь. Снова в глазах поплыла серая муть,
а силуэты деревьев начали сливаться в общую черную массу.
Появилась апатия. Мозг был занят только руководством
перестановки ног.
И вот когда сознание готово было потемнеть точно так же,
как потемнела тайга, что-то блеснуло.
— Ты видел? — закричал я.
— Огонь!
Где-то далеко-далеко, еле-еле пробившись сквозь качаю-
щиеся кусты, мелькнул и померк огонек. Через несколько
шагов он робко проник в таежную темень.
— Огонь! Угольный Стан!
Человек может долго прожить, много пережить всяких
встрясок и все же вряд ли до конца познает и исчерпает свои
47
возможности. В этом, наверное, заключена сила жизни. За