Осторожно - пума!

Пармузин Юрий Павлович

ся, мы через несколько минут вдвоем двинулись в путь. Он

45

был непродолжительным. Вскоре его преградила очередная

скала. От самой воды до верха скалу разбила расселина шири-

ной в метр — полтора.

— Как? Влезем? — спросил я Иосифа.

— Влезем.

Первым полез он. Забыв одно из правил альпинистов —

не лезть на скалу, пока не остановился впереди идущий, я

начал взбираться следом за ним, упираясь ногами

в одну,

а спиной в другую стенку расселины и помогая себе руками.

Уж очень холодно было стоять без движения. Перед самым

верхом скалы расселина поворачивала влево под прямым

углом. Когда я уже приближался к середине расселины,

Иосиф скрылся за поворотом. Вдруг почти сразу послышал-

ся грохот и крик: «Камень!» Тут же из-за угла вылетел ка-

мень побольше головы, с силой стукнул в стенку расселины,

отскочил и ударился в противоположную...

Часто бывает в момент смертельной опасности, мысль,

как теперешние счетно-кибернетические машины, с удиви-

тельной последовательностью и логичностью произвела все-

сторонний расчет. Чтобы свалить меня с почти отвесной

скалы, достаточно легонького толчка, а не только камня,

способного раздробить голову или поломать ребра. Пос-

мотрел вниз. Там острые камни и лютый поток Огоджи,

только и ждущий, чтобы искромсать, истолочь, превратить

в котлету. Кроме того, лететь туда около пятнадцати мет-

ров — и без Огоджи жизни лишишься. Разминуться с кам-

нем в метровой расселине трудно, но можно. Нужно только

сделать полшага вверх. Почему полшага? Не помню, чтобы

это было рассчитанное, хотя бы глазомерно, расстояние.

Скорее всего инстинкт подсказал эти полшага с математичес-

кой точностью. Также не помню, чтобы при этом я торопил-

ся,— нет, просто были сделаны полшага, спина уперлась в

стену, ноги в другую, а в следующее мгновение камень силь-

но ударился около уха повыше плеча, отскочил, ударился

против носа, затем около кисти правой руки и полетел

дальше зигзагами, отскакивая от стенок расселины. По ру-

кам и лицу больно застучала свита обломка — мелкие ка-

мешки и дресва. Проводив глазами камень и его спутников,

пока они не скрылись в воде, я быстро проскочил остаток

щели.

— В другой раз осторожнее надо с камнями,— вскользь

заметил я Иосифу.

Что еще можно было сказать, когда сам виноват? Веками

стоящие горы и тайга не терпят поспешности и жестоко на-

46

называют нарушителей. Впрочем, камень в тесной расселине

не произвел

заметного впечатления на усталое сознание.

Дальнейшее движение шло, может быть, немногим быст-

рее ползущей улитки. Усталость, голод, бессонная ночь, а

главное противный холод мокрой одежды быстро съедали

остатки физических сил. Багульник, на который в обычное

время не обращалось большого внимания, сделался почти

непреодолимым препятствием. Он схватывал ноги и цепко

держал их. Особенно было плохо Иосифу — его раненая

нога распухла. Нас передвигала уже не физическая сила

и даже не воля, а, очевидно, привычка к ходьбе. Мы просто

механически переставляли ноги, останавливаясь в изнемо-

жении через пятьдесят — шестьдесят шагов. Но ни стоять,

ни тем более сидеть долго мы не могли из-за цепенящего хо-

лода. Одна минута — и мы начинали переставлять ноги

дальше. Казалось, что поход никогда не кончится. Мысли

тащились в темпе ходьбы и только в одном направлении.

Настанет ли момент, когда мы переступим порог избушки

и можно будет стянуть с себя все мокрое? Придется ли

когда-нибудь сесть, хотя бы у костра, и съесть миску горя-

чего супа?

Именно тогда я узнал, какова высочайшая цена хотя бы

пусть рваной, но сухой одежды и одной-единственной та-

релки горячего супа или кружки чая. Все, что было пережито

до этого, отодвинулось в невероятную даль, потускнело и

утратило всякий смысл, казалось мелким и ничтожным.

Тем временем на дальневосточную тайгу спускалась тем-

нота. Если в прошлую ночь было нас четверо, то теперь два

человека имели в несколько раз меньше запасов тепловой

энергии, даже нет топора, унесенного Грязновым. Снова на-

чался мелкий дождь. Снова в глазах поплыла серая муть,

а силуэты деревьев начали сливаться в общую черную массу.

Появилась апатия. Мозг был занят только руководством

перестановки ног.

И вот когда сознание готово было потемнеть точно так же,

как потемнела тайга, что-то блеснуло.

— Ты видел? — закричал я.

— Огонь!

Где-то далеко-далеко, еле-еле пробившись сквозь качаю-

щиеся кусты, мелькнул и померк огонек. Через несколько

шагов он робко проник в таежную темень.

— Огонь! Угольный Стан!

Человек может долго прожить, много пережить всяких

встрясок и все же вряд ли до конца познает и исчерпает свои

47

возможности. В этом, наверное, заключена сила жизни. За