Остров гуннов
Шрифт:
«Забороносцы» были испуганы. Атаман «новых гуннов», тот самый толстяк с мощным затылком и плотными цепкими руками, в черной форме с погонами и медальками на груди, визжал, как боров, у которого отнимают жизнь.
– Нова компания гуннов, или смерть! Рушатся освященни традиции!
Вездесущий Савел, как всегда в гуще актуальных событий, скривил коварную улыбку.
– На то они и священные традиции, чтобы их рушить. Погоди, я, конечно, тоже не хочу попрания святынь, но чего ты так боишься смерти? Как ни крути, все там будем.
– Ти… ти чего? Сам за себе я? Слоеве традиции…
– И пласты традиции рушатся. Раньше, вон, поклонялись пню, а теперь где они? Вырубили. Вот как дербалызнет наш вулкан Колоссео, и кто вспомнит традиции. В толще пепла будем существовать вечно. Если не откопают люди из мира пришельца, в виде залитых в полости гипсом корчащихся фигур, и выставят на обозрение.
Атаман звякнул саблей на боку.
– Това е дружок твой, или нещо такова
– И он исчезнет с нами.
– Не исчезнет, ништо его взема. Мы тут организовали охрану улиц, множество поддержало. Оскверневание святынь не допустим.
Кто-то вякнул:
– Спасаться надо, а не поддерживать святыни.
Но хор возмущенных голосов заглушил его.
Резкий голос Савела, сделавшего зверское лицо, перекрыл всех.
– Кто может построить новый Ноев ковчег? Вы думаете, только власть, всеми ее ресурсами? Могут и «подзаборные». Не только шуметь призывать к бунту. У них нет ни программы, ни плана, ни ресурсов, да и чертежей не могут начертить. Но вместе с народом…
Толпа безмолвствовала. Кто-то сказал:
– Они возьмут только собственных. А мы с вами останемся едни с катаклизмусом. Думаешь, тебя возьмут?
– Что делать, – фаталистически ответил Савел. – Умрем, если будем только орать.
На острове прошел слух, что власть строит Ноев ковчег – для «золотой тысячи».
Вдруг все очнулись: нас оставляют одних!
Улицы заполнили борцы за права жить в своих в домах, сносимых из-за пролагаемой по ним государственной трассы, за свои лужайки и вырубаемые рощи, на которых олигархи строят доходные дома, а сейчас прямо покушаются на жизнь, заполнили улицы вдоль заборов, и наконец вышли к мощным каменным оградам белого здания правительства.
Положение страны стало угрожающим.
Впервые был собран Большой Круг власти. Пригласили стихийную силу, отстаивающую свои местечковые интересы, и требующих обновления.
Огромная вечевая площадь была набита битком. На зиккурате сидела верховная власть в черных мантиях, ниже на ступеньках «нобили».
Общее настроение выражалось в тревожной, но непробиваемой ребяческой уверенности, что мы будем жить вечно, несмотря на умозрительное предчувствие близкой смерти.
Наверно, один шаньюй, сидящий во главе стола, равнодушно принимал все происходящее. Он вспоминал умершего отца, ремнем вбивавшего гуннские устои, безответную мать, любившую его поверхностно, внешней заботой, без боли в глубине души, отряд «юных гуннов» в зеленой полевой форме, и все лозунги патриотической общности, которые он выполнял с наслаждением, не вдаваясь в смысл.
В сущности он был один, и помрет один. И близкая катастрофа была ему почти безразлична. Она будет концом его холодного отчаяния.
– На повестке один вопрос – как нам сохранить стабильность? – деловито зачитал бумажку лысый секретарь.
Старейшины в черных мантиях, увешанных медальками, приготовили свои бумаги для письма.
Старейшина Органа Заборов остро глянул из-под своих бумаг, показав крючковатый нос.
– Время затягнуть пояса. В условиях безпрецедентного криза на всех не будет достаточно.
Из рядов «обновленцев» крикнули:
– Мы со времен дикарей застегиваем пояса!
– Что делать, перемога е двигатель прогреса.
Шаньюй разлепил узкие глаза.
– Тут вопрос глубже. Куда отидем – по пути мобилизации всички сил на спасение, и тогда треба взять народ в скрепы, или пустить на свободу, и смиренно ждать нашей судьбы.
Красавец Либерал, слывший вольнолюбцем, робко предложил:
– Олигархам нужно отдать народу средства на строительство ковчега для всех.
Костлявый старейшина Органа коррупции испугался:
– Ти что, вражина, предлагашь? Чтобы мы погибли? Разве все выживут?
Удивительно, как собравшиеся вместе сразу слепнут в обсуждении общих задач. Как будто возможно определить логическими строчками планов свою судьбу.
Приглашенный свободный художник Савел, сдерживая лицо, поднялся.
– Ну, теперь все ясно. Или отдать народу власть, и тогда кто-то из вас не спасется, или все взять в свои руки и строить Ноев ковчег. И вы в шоколаде.
Шаньюй хмуро взглянул на него. Одетые в мантии одобрительно загалдели.
Кряхтя встал Старец Прокл, совесть нации. Все замолчали. Есть люди, мнения которых ждешь с нетерпением, отбрасывая всю свою суету.
– Настало время прозрения. Теперь треба ясности всички, что старые формы организации кончились. Экономическая система, основанная для наживания, отворяет свои корни эгоизма. Всеядная культура, от массы до нобилей, показала незнание благородной цели. Наша замора не может продолжиться. Нема никакого смысла возвращать нас в древнюю историю. Теперь, когда мы стоим на краю, нам треба увидеть един другого, простить и покаяться, ведь мы все единое семейство, несем начало от Первоматери. Только внезапно отворенная принадлежность, любовь единого с другим еще может спасти. Объединенная сила универсальной любви – то е Платформа, на коей все спасутся. Она, подобная Лани, отведет нас в плавание к другим плодородным брегам.
На него зашикали.
– Вашето время закончилось, совесть нации! Говорите дело, как избягать!
Стихийная сила на галерке воодушевилась.
– Сейчас же, призвать всех строить платформу!
– Сила в единстве!
Кто-то вякнул:
– Долой Шаньюя!
Встал массивный старейшина Органа безопасности в мантии, увешанной медальками.
– Кой е сказал? Взять его!
Отряд «новых гуннов» разостлался по проходам.
– Без строгой дисциплины вы все утонете, как беспомощные котята!