Остров
Шрифт:
Мамонт в недоумении завертел головой, потом заметил, медленно поднимающийся над скалами, давнишний красный вертолет. Близоруко пригнув голову вниз, вертолет, маленький, пузатый, медленно плыл над камнями. Мамонт постепенно разглядел, там, в открытом проеме, свесив ноги в бездну, сидит некто в белой футболке и целится прямо в него из винтовки. Оцепенев, он всей поверхностью кожи ощутил взгляд, направленный в него сквозь призматический прицел. Солнце вспыхивало в его стекле. Из кустов вокруг вдруг захлопали, затрещали выстрелы. Вертолет, развернулся на месте и, накренясь, проплыл над головой в сторону моря. Мизантропы, будто обрадовавшись возможности, открыли беспорядочную пальбу. Снайпер тоже — ,торопливо расстреливая обойму; гильзы, глянцевито посверкивая, сыпались вниз. Потом поспешно влез внутрь, вертолет, постепенно снижаясь, ушел за деревья, звук его кружился над склоном, то стихая, то удаляясь. Вот опять появился, с грацией насекомого боком заскользил над океаном, почти касаясь воды неуклюжим поплавком. Слабо прозвучал далекий стрекот пулеметов, на вертолете затрепыхались огоньки. Стегнув очередью по верхушкам деревьев, он перевалившись на другой бок, двинулся к горизонту. Вокруг загалдели, завопили, откуда-то взявшиеся, мизантропы. Внизу появился Пенелоп, он бежал к берегу- поближе к врагу, на ходу бил ему вслед из автомата. В воплях мизантропов ощущалось торжество и, вроде даже, облегчение. Рядом остановился запыхавшийся Демьяныч, сипя прокуренными легкими. Одна подтяжка отстегнулась и висела сзади.
— Улетучился, — ядовито выдохнул он. — Расплодились, разлетались тут.
Мизантропов почему-то разобрал беспричинный смех. Мамонт вдруг ощутил, что все это время существовало, а теперь исчезло, гнусно щекочущее изнутри, чувство страха.
— Кокай! — презрительно пробормотал он, глядя на, медленно исчезающий в небе, враждебный красный пузырь. Он уже знал, что на языке Тамайи это — самое тяжкое ругательство- бедняк, имеющий не больше двенадцати куриц и ни одной свиньи, высшая степень ничтожности и никчемности.
— Видали? — орал внизу Пенелоп. — А я попал в гада. Несколько раз попал…
— Ну что, повестка дня исчерпана, всему хорошему на свете приходит конец, — заговорил Кент и почему-то замолчал.
"Опять!"
Вдалеке вдруг появился гнусный опасный вой. Потом — дребезжащие разрывы мин. Звук разрывов приближался. Демьяныч, сойдя с тропы, застыл, предостерегающе подняв сухую руку.
— Поквадра… — успел сказать Демьяныч что-то непонятное. Его заглушил вой тяжелой мины. Где-то рядом ударил взрыв, будто кто-то в сердцах грянул об землю гигантской бутылкой. Заложило уши, сверху на голову посыпался мусор, изломанные ветки, листья. Горячий дымящийся ком земли упал рядом.
— По квадратам бьют! — крикнул Демьяныч, вдруг оказавшийся уже где-то далеко. — Ускользнем… Марш-бросок. Давай! — Голос его раздался в глубине зарослей.
Другая мина разорвалась совсем рядом. Брызнули над головой осколки, волна земли ударила в спину, рассыпалась. Мамонт пошатнулся, выронил винтовку.
Все куда-то бежали, оказалось, он тоже бежал, непонятно куда. Карабин сполз на поясницу, и приклад лез между ног. Сейчас он ощущал себя насекомым, тараканом, за которым гонится некто огромный, угрожая прихлопнуть тапочкой. Со звоном и дребезгом лопались вокруг мины.
Стараясь заглушить взрывы непрерывным матом, выбежал на, неожиданно возникший, незнакомый ему луг, длинный и узкий, как просека. Повсюду торчали невысокие деревья с тонкими стволами и плоскими кронами, будто макеты атомных взрывов. Впереди, зигзагами, огибая эти деревья, мчались мизантропы. Земля под ногами стала мягкой и влажной, захлюпала. Чавкающий топот ног сзади, его обогнал Кент, обдав чесночным запахом пота, вдруг свернул, мелькнул в лесу. Прямо в ствол дерева за его спиной ударила мина. Шатаясь и зажав уши руками, он опять появился в дыму между стволов и исчез. Мамонт повернул туда, в сторону плавно падающего дерева. Сверкнув свежерасколотой древесиной и разгоняясь в падении, оно рухнуло в чащу.
Пригибаясь и приседая, как через колючую проволоку, — через спутанные, сцепившиеся ветками, поваленные деревья. — "Разрываются… Разрываются…" — Мамонт заметил, что бормочет странное, удивляется на ходу, какая нечеловеческая сила разрывает изнутри корпуса этих мин, толстое грубое железо. Вокруг заросли рассекали осколки. Безумно хотелось крикнуть что-то вроде: "Хватит! Прекратите, гады!" Внезапно он понял, что всю жизнь привык бороться со злом вот так: словами, разнообразно разевая рот. Совсем неуместная сейчас мысль.
Среди разрывов мелькнул еще кто-то, упал.
"Демьяныч?"
Подбежавший к старику, Мамонт попытался поднять, тянул вверх скрючившееся сухое тело, ощутив ветхую до жесткости ткань его кителя. Заскорузлый китель затрещал.
— Вставай, вставай! Надо.
Демьяныч оттолкнул его, поскреб пальцем в ухе: "Нормально все… Будто дубиной оглушило."
— Целый? Целый? — Мамонт почему-то нервно хихикнул
— Угодили- таки под обстрел. Хорошо хоть из батальонных не накрыл нас, дураков.
— Кажись, обошлось… Убежали, вроде, — откуда-то подобрался Кент, уже совсем черный от сажи, к голому торсу его прилип лесной мусор. Сейчас он говорил неестественно громко, видимо, слегка оглох. Звуки взрывов ушли куда-то в сторону, вокруг возбужденно переговаривались, гомонили, рассыпавшиеся в лесу, мизантропы.
Отошедший Мамонт остановился у неглубокой воронки от мины, черного, еще дымящегося, круга. Убитая обезьяна, рыжая, таких Мамонт еще не видел, лежала рядом с воронкой на боку, прижав к груди тонкие руки, пугающе похожая на маленького человечка. Злобное личико, скорчившееся тельце. Гном, человек из темного мира.
"Вот так… Откуда-то взявшаяся смерть напоминает слишком заигравшимся о неизменности правил."
Мамонт зачерпнул ладонью воду из лужи, ополоснул лицо. Даже глазами ощущался едкий уксусный вкус пота.
Сзади закричали что-то. Мамонт услыхал, как провыла вверху мина, поднял голову. Куст плетистой розы перед ним вдруг взорвался, брызнул в лицо острыми щепками. Ударило в грудь, ослепило и оглушило.
"Вот и он, мой частный конец света!"
Где-то вовне еще слышались приближающиеся крики мизантропов. Ослепший Мамонт руками еще ощущал мир: землю, сухую траву, скользкое от крови, лицо. Откуда-то появлялась, усиливаясь, боль.
"…Простенькие идеалы. Вот выбери себе попроще… И борись. Борись! Что-то уголовное есть в этом опять", — слабенькая мысль возникла и тут же исчезла, будто пузырек на поверхности. Машинально жуя на ходу какую-то веточку, Мамонт понял, что разгрыз зернышко перца и теперь раздраженно отплевывался. Слишком активная для его теперешнего состояния мимика вызвала внезапную боль на поверхности опухшего, в подсохших было струпьях, лица, припадок, непонятно в чей адрес направленной, злости.
Сейчас, ощупывая это, покрытое коростой, лицо, он будто бы отрезвел после долгого-долгого опьянения. Этим очень ранним утром он и Кент шли к разрушенному катеру Тамайи. Ночью в нем должны были оставить привезенные с материка продукты и какие-то боеприпасы.