Остров
Шрифт:
— А виски вам пойдет? Я имею с собой, — Цукерман с удивлением косился на покарябанный облик Мамонта.
— Другое дело, — заметил на это Демьяныч. — Вот и посидим, поговорим. Да ты садись!
Цукерман огляделся, кряхтя, сел прямо на песок, под мясистыми тропическими листьями:
— Есть плохая новость: русский корабль идет, миноносец. На подходе. Завтра-послезавтра будет здесь.
— Еще и этим какое дело до нашего острова? — мрачно пробормотал Пенелоп. — Никого не трогаем, сало нерусское едим.
— Думаю,
— А я слыхал, что евреям бог как-то сбросил манную крупу с неба, — высказался Кент.
— И на этом, кстати, счел свой долг выполненным, — Цукерман, горько вздохнув, вынул из кармана кителя прямоугольный позолоченный штоф. — Вам, конечно, не разбавлять?
— Еще спрашивает!
Появилась еще неясная мысль, что с возникновением этой бутылки закончился такой длинный, непонятный, странный по ощущениям, период, — словно один, неимоверно затянувшийся, день.
— Ну вот, — сказал Демьяныч, осторожно пробуя жидкость из цукерманова сосуда. — Другое дело. А то сразу минами долбить.
— Говорят, вы за бутылку у индейцев остров под Нью-Йорк откупили? — уважительно спрашивал Козюльский.
— Нет, это не я, — принужденно отвечал суперинтендант.
— Вот помню, когда я на мясокомбинате работал, — по-прежнему обращаясь к Цукерману, заговорил Козюльский, — в командировку раз меня отправили, в город. Начальство с собой захватило, на "Волге". А там городского начальника посадили, а меня высадить хотели. Говорят: езжай, Семен, на автобусе. Вот так!
Цукерман терпеливо молчал, астматически сипя глоткой.
— …А деньги были у меня, были: командировочные. Только я их на автобус тратить не стал — все равно бутылку взял. Достал. В багажнике волговском доехал, скрючился, как младенец, и всю дорогу из бутылки той сосал. Приехал весь в пыли, даже обмочился там, обоссался, значит… Я тертый кирпич, — непонятно высказался Козюльский.
— Помолчи лучше, — с досадой остановил его Демьяныч. — Вижу, товарищ интендант, — так и хочешь ты нас записать в добровольцы.
— Отечество взывает о спасении, — высказался кто-то.
— Это его отечество. Значит, нам велишь воевать? Ну, с этими, с русскими моряками? Или не так?
— А говорил — в Америку. Кое-кто на Западе утверждал… — начал было Чукигек. — Что ж, всю жизнь здесь, в деревне, в тисках нищеты?
— Теперь этот про нищету заговорил, — недовольно заметил Пенелоп.
— И что здесь делать? Тело питать?
— Мы вам поможем, — торопливо заговорил Цукерман. — Помощь такой великой державы…
— Нам и без этой помощи вас, штатников, тут хватает, — прервал его Пенелоп. — Даже чересчур.
— Эти помогут, — поддержал его кто-то. — Не расплатишься потом.
Толкая друг друга, мизантропы тесно окружали Цукермана.
— О чем вы говорите? У нас все решено — останетесь здесь, на острове, — продолжал тот. — А своих мы не обидим, за своих постоим. Помощь США…
— Опять будущее, усыпанное звездами… — пытался перебить других Кент.
Сидящий на земле и плотно окруженный мизантропами, Цукерман что-то доказывал, но его уже не было слышно. Постепенно общий разговор становился все более торопливым и громким. Почти перешел в крик. И вдруг внезапно все замолчали.
— Это надо что-то в мозгах сломать, чтобы по твоему, интендант, поступать, — наконец, высказался Мамонт.
— Война и мир. Эх, война и мир, бля, — вздохнул кто-то. — Хоть так- хоть так — все равно пропадать. — Вперед вылез Кент. — Ну что, станем пропадать? Согласны? Вот вам, чуваки, острый вопрос.
— Хочешь — не хочешь, теперь воюй за свободу, — заговорил Пенелоп. — Анекдот!
— Да, сдохнешь со смеху.
— Значит, теперь в своих стрелять? — Прозвучал растерянный голос Чукигека. — Это нечестно.
— Война честной не бывает, — отозвался на это Демьяныч. — Хоть в кого стреляй. Бестолковщина, сутолока одна.
— Не нравится — ступай в тюрьму! — Пенелоп дернулся, будто внезапно обжегся. Повернулся в сторону Чукигека. — Цыпленок жареный! Ступай, ступай, там хорошо.
— На тюрьму не рассчитывай, — подал голос кто-то, кажется, Козюльский. — Тюрьмой не обойдешься. Закопают и все. Скоро и забудут, что жили здесь когда-то такие.
Не слыхал, что про нас радио говорило?.. — не отставал от Чукигека Пенелоп.
— Нет, с теми не договоришься, — пробормотал, будто отвечая сам себе, Демьяныч. — И тебе, интендант, не знаю можно ли доверять. Всем человечьим словам верить… Ну, смотри, не подведи.
— Не подведу никуда, — проворчал Цукерман.
А я все думал, сколько еще времени: много или мало, долго ли коротко ли разрешат нам нарушать здесь закон и порядок, — Кент отбросил давно уже пустую бутылку. — Вот и конец американо-мизантроповским событиям, великой войне мышей и лягушек… Ладно, можешь рассчитывать, Цукерман, на мою шпагу. Теперь точно будем болтаться на одной виселице… Как яблоки на дереве. Богатый будет урожай.
— Посмотрим, есть ли правда выше, — произнес Демьяныч.
— Теперь уж оставайтесь, — все твердил Цукерман — …Войти в США… Республикой? Да хоть и республикой. С этим вот флагом, своими законами. Если у вас они есть — законы… Какой-то частью США вы останетесь, протекторатом там, или штатом, по правде говоря, я сам не знаю.
— Да, таков он, мир. Действующая модель, — кривился Демьяныч.
— Кент что-то про мышей и лягушек говорил, — вступил Чукигек. — Раз так, можно и отдохнуть. Настала пора. Сейчас самогон будет, шашлыков из ракушек нажарим. А все-таки американцы, гады, могли бы и отпустить.