Острова
Шрифт:
Наконец они достигли сумрачного зала, куда попадало совсем мало света, и Ломель сумел оценить сложившуюся обстановку.
На полу, в разных позах и в разных местах, лежали трое чужаков, и все они находились в беспомощном состоянии.
Четверо бойцов Унгара действительно были перемотаны белой лентой, но поскольку держали в руках автоматы, заявлений на их счет Ломель решил не делать.
– Ладно, мне все понятно, у чужаков приступ хунгаро.
– Приступ хунгаро? – переспросил Унгар, еще раз посмотрев на тела.
– Да. Эти неженки
– Какой планктон? – озадаченно уточнил Унгар.
– Бактериальный.
– А-а-а. Значит, камни здесь ни при чем?
– Размоченные?
– Размоченные, – подтвердил Унгар и, нагнувшись, поднял упаковку от солдатского пайка.
– Нет, камни здесь ни при чем, их повалил на землю наш воздух – наш крепкий воздух.
– И что теперь делать?
– Ну, целиком я их не возьму – у меня в машине мало места, отрежьте только головы, положите в мешок, и Пепе будет вами доволен.
– Слава Пепе! – закричал кто-то из бойцов, вскинув руку в торжественном приветствии.
– Да, Пепе – слава, – согласился Ломель, отмахнувшись от кричавшего, как от надоедливой мошки. – Давай, Унгар, у меня мало времени. Положи головы в мешок и отдай мне.
– Хорошо, Ломель из рода Гуннов, я все сделаю, – кивнул Унгар и, выхватив из-за пояса кривой нож, бросился к самому молодому чужаку, однако неожиданно перед ним возник Цудус – боец с перебинтованной ногой. Зрачок его автомата смотрел Унгару прямо в лоб, а лицо этого тихого прежде бойца выражало решимость.
– Если Ломелю нужны эти чужаки, пусть берет их живыми. Если хочет отрезать только головы, то его мозги размажутся по стене…
Унгар медленно повернулся в сторону Ломеля, ожидая его реакции, но тот молчал, поскольку еще трое перебинтованных раненых с автоматами находились тут же и, не мигая, смотрели на заезжего начальника.
– Вы понимаете, что нарушаете свои торжественные обещания? – издалека начал Ломель.
– Нет никаких обещаний, – возразил ему Цудус. – Унгар сказал, что мы не с вами, значит, больше никаких обещаний. А этот чужак не дал нам умереть, благодаря ему мы еще едим козлятину, а не кормим в озере пиявок. Так что, Ломель, бери их целыми – с головами и ногами, если не хочешь увидеть собственные ноги, прежде чем умрешь.
Ломель перевел дух. Светивший ему позор не состоялся, и теперь он мог спокойно выполнить требования этих… даже неизвестно кого, ведь они уже были на другой стороне.
Услышать такое от живых и не попытаться убить их – было бы трусостью, но оскорбление от перебинтованных позором не считалось. Мало ли что они в бреду мелют?
– Ладно, грузите их целиком, пусть Пепе решает, как с ними быть.
И тотчас другие солдаты Унгара стали поднимать бесчувственных чужаков с пола.
– Несите их за мной, – сказал Ломель. – Кажется, в машине найдется место для нескольких мерзавцев.
96
Дорога была никакой, то есть не было никакой дороги. Бертуччеры постоянно устраивали засады, и Люмелю всякий раз приходилось прокладывать новую тропу, а стало быть, вовсе обходиться без дорог.
Вездеходный пикап подпрыгивал на болотных кочках, перекатывался через поваленные деревня и булыжники. Скрипели сиденья, грохотала подвеска, а в коротком кузове, словно кегли, перекатывались связанные пленники.
«Пусть Пепе решает», – в который раз подумал Ломель, однако осадочек от беседы с ранеными бойцами остался. Они ведь его почти что мордой в грязь ткнули, а с другой стороны, они уже не здесь, чего тогда с них спрашивать?
Но осадочек остался. Остался осадочек.
Джеку в грузовике было плохо. Он еще не осознавал, что происходит, но удары о борт давали о себе знать, лицо было разбито, в горле першило, а на зубах скрипел песок. Что с ними произошло, их бот сбили? Они сорвались в пропасть, и теперь их несет по крутому склону?
Очень хотелось пить – очень! Жажда накатывала на Джека приступами, заставляя его облизывать спекшиеся губы шершавым языком. Время от времени ему мерещились миллионы насекомых, которые обрушивались на него, словно ураган, и начинали пожирать заживо. В другой раз он погрузился в кипящую лаву, но быстро очнулся и увидел солнце.
«Где же мы? Что с нами случилось?»
В какой-то момент он в очередной раз пришел в себя и увидел рядом Веллингтона.
– На, попей, – сказал тот и сумел влить пленнику в рот немного воды, несмотря на болтанку.
– О-о-о… – вырвалось у Джека, когда прохладная влага скользнула по пищеводу.
– Ожил? – улыбнулся Веллингтон и, перепрыгнув через Джека, стал отпаивать Хирша и Шойбле.
Теперь Джек все осознавал лучше – он видел небо, солнце, какие-то облака, а еще дощатую стенку кузова, о которую его то и дело прикладывало.
– Ну, все, я пошел… – сказал на прощание Веллингтон и вывалился через борт.
– Джек! – почти тотчас позвал Хирш и приподнялся, насколько это было возможно, поскольку руки у всех были связаны за спиной.
– Я здесь, Тедди.
– Джек, он сказал, что мы хватили местного планктона!
– Планктон – это морепродукты…
– Воздушного планктона, Джек. У нас воспаление легких – местная разновидность. Называется – хунгаро.
– О, как это важно сейчас, – съязвил очнувшийся Шойбле. – Вот если бы пожрать…
– Заткнись! – оборвал его Хирш, а затем сильный удар колеса о валун заставил заткнуться всех троих.
Грузовик остановился, хлопнула дверца, и мимо прочавкали чьи-то шаги – должно быть, местность была болотистая.
– Не, все в порядке! – крикнул кто-то, осмотрев состояние подвески. – Это по защите грохнуло, а рессоры уцелели!..
– Глянь на эту падаль в кузове!..
– Понял.
Трое пленников прикрыли глаза и затаили дыхание, пока вскочивший на колесо исследователь определял их состояние.