От Крыма до Рима(Во славу земли русской)

Фирсов Иван Иванович

Мордвинов приказал часть судов разоружить, по­ставить на зимнюю стоянку в Глубокой пристани. У Кинбурна Ушаков оставил для дозора отряд из четы­рех галер, на зимнюю стоянку суда расставил с учетом внезапной атаки неприятеля. Каждому судну опреде­лил сектор обстрела входа в залив. На зимнее время Ушаков разработал систему срочного оповещения пу­шечными выстрелами о появлении противника.

Не позабыл Ушаков и о взаимодействии с войсками. Просил генерал-аншефа Меллера, чтобы все кордоны на берегу были знакомы с флотскими сигналами о по­явлении противника, а если обнаружат внезапное по­явление турок, сообщали об этом флагману на фрегат «Александр» без промедления.

Зимой турки не беспокоили, не состоялось ни одной вылазки, а в первый весенний день на эскадру прибыл Мордвинов и отправил

Ушакова в Севастополь, чему тот обрадовался.

Однако действиями Мордвинова остался весьма не­доволен Потемкин. «Флота господин капитан брига­дирского ранга Ушаков, — выговаривал князь Мордви­нову, — командирован был к Лиманской эскадре по особливому моему повелению. А как дошло к моему сведению, что он отправился в Севастополь, то и считаю я за нужно вашему превосходительству предписать к точному соблюдению, чтоб людей, к подобному на­чальству именно от меня определенных, без представ­ления ко мне не отделять».

Не исключено, что Потемкин предполагал назна­чить Ушакова на должность командующего Лиман-ской эскадрой, но Мордвинов этому помешал и еще раз пытался оправдаться перед князем, но получил от По­темкина нагоняй. В Севастополе же Войнович обрадо­вался появлению Ушакова. Через две-три недели «Свя­той Павел», первым из эскадры Войновича, был готов выйти в море. И хотя турки уже появлялись на гори­зонте, флагман не торопился выходить в море. Потем­кин иронически заметил Войновичу: «Нам везде ветры мешают, когда неприятель ходит беспрепятственно».

Светлейший князь будто в воду глядел. В начале мая 1788 года из бухты Золотой Рог к Босфору напра­вилась армада турецких кораблей, почти весь налич­ный флот Османской Порты — больше двух десятков линейных кораблей, столько же фрегатов, полсотни других судов, бомбард, шебек. Перед выходом эскадр в море турецких флагманов, как обычно, напутствовал великий визирь:

— Ваша цель — выбить гяуров из Лимана, стереть с лица земли Херсон и верфи. Тогда русским конец, у них нет флота, Крым наш, Черное море опять подвла­стно султану.

Великий визирь говорил от имени султана, но вы­сказывал и чаяния своих европейских союзников, про­тивников России, — Франции, Англии, Пруссии. Твер­дость намерениям Порты придавало и заверение ее со­юзника на Севере, шведского короля Густава III, на­чать в скором времени войну с Россией. Благо султан уже щедро оплатил шведам эту весомую услугу в пред­стоящей борьбе с Россией.

Покинув Босфор, турецкий флот разделился на две эскадры. Одна, в составе 13 кораблей, 15 фрегатов и 17 прочих военных судов, направилась на север, в сто­рону Лимана, к Очакову. Другая взяла курс к устью Дуная. 18 мая эскадра капудан-паши Эски-Хуссейна вошла в Лиман и, отдав якоря неподалеку от Очакова, заперла выход в море. Появление турок заметили до­зорные дубель-шлюпки. Оной из них командовал дру­жок Веревкина, капитан 2-го ранга Рейнгольд, или, как величали его сослуживцы, Христофор Сакен. Ро­дом из Лифляндии, он, после окончания Морского кор­пуса, верой и правдой служил Отечеству. Его дубель-шлюпка шла концевой и, легкие на ходу, турецкие га­леры бросились вдогонку. Отправив часть экипажа на берег на шлюпке, Сакен смело вступил в бой с непри­ятелем, окружившим плотным кольцом его судно. Одиннадцать против одного. Предчувствуя легкую по­беду, четыре галеры сцепились и пошли на абордаж. Экипаж стоял насмерть, но силы были неравны. И тог­да, как повествует Боевая летопись: «Дав залп по врагу и видя неизбежный захват своего судна турками, Са­кен взорвал дубель-шлюпку, причем потопил четыре турецкие галеры. Погиб Сакен и 43 человека экипажа. Подвиг российских моряков отрезвил турок, которые впредь, даже при численном превосходстве, не риско­вали сваливаться с русскими на абордаж».

Зная о двойном превосходстве над русскими, Эски-Хуссейн 7 июня решил атаковать Лиманскую флоти­лию, ожидавшую турок в пяти верстах от Очакова. Флотилию возглавлял Мордвинов, а в подчинении на этот раз у него состояли два наемных иноземца. Греб­ной эскадрой командовал немецкий принц, француз­ский капитан, недавно произведенный в контр-адмира­лы, Карл Нассау-Зиген. Небольшую парусную эскадру, вместо заболевшего Алексиано, принял под свою ко­манду американец, капитан генерал-майорского ранга, Поль Джонс. К чести обоих военачальников, в начав­шемся сражении они проявили и высокое мастерство, и личное бесстрашие и отвагу.

Первыми открыли беспорядочный огонь с предель­ной дистанции турецкие суда. Подпустив противника на картечный выстрел, русские канониры ответным мощным огневым шквалом сразу охладили наступа­тельный порыв эскадры Эски-Хуссейна. На каждый залп турок русские пушкари отвечали двумя, причем били прицельно, по корпусам кораблей турецкой эска­дры. Заполыхали пожары на нескольких турецких су­дах. Незадолго до полудня одна за другой взорвались и взлетели на воздух объятые пламенем две галеры. Сказалась выучка канониров Лиманской флотилии, которых денно и нощно, четыре зимних месяца, обучал и упражнял капитан бригадирского ранга Федор Уша­ков. Как ни метался Эски-Хуссейн вдоль линии турец­ких судов, призывая своих капитанов дать отпор гяу­рам, исполнить повеление султана, его возгласы проле­тали мимо ушей подчиненных. Капитаны предпочли убраться под защиту крепостных пушек Очакова.

Спустя десять дней капудан-паша вновь задумал нанести удар и сокрушить-таки своих противников. Однако русские флагманы, заметив приготовления на турецкой эскадре, первыми атаковали неприятеля и одержали победу. Бой длился четыре часа, турки не­досчитались двух 64-пушечных линейных кораблей и опять отступили к Очакову.

Убедившись в стойкости русских моряков, Эски-Хуссейн решил убраться из Лимана подобру-поздорову. И на этот раз капудан-паша не избежал потерь. На вы­ходе из Лимана по турецкой эскадре открыли убийст­венный огонь батареи Суворова из Кинбурна, а галер­ная флотилия, вовремя подоспев, окружила неприяте­ля. Брандскугелями, зажигательными снарядами, бы­ло уничтожено пять линейных кораблей, два фрегата и другие суда. Турки потеряли в этом бою четыре тыся­чи убитыми и полторы тысячи пленными. Пленным оказался и 54-пушечный линейный корабль. Потери русских составляли всего 18 человек и 67 раненых.

«Капитан-паша, — доносил в реляции императрице о первой победе на море светлейший князь, — гребною флотилею разбит: шесть линейных кораблей сожжено, два отдались, будучи на мели… В плен взято людей с три тысячи, побито не меньше; наш урон мал. Генерал Суворов много вреда сделал неприятелю батареями».

* * *

Первый летний месяц на Черном море иногда изо­билует неустойчивой погодой. Жаркие дни вдруг сме­няются пасмурностью, небо заволакивают тучи, север­ный, довольно прохладный ветер разводит волну, нале­тают шквалы. Даже в Севастопольских бухтах белые барашки пенят небольшие, но крутые волны по не­скольку дней кряду.

В такие-то дни на шканцах «Святого Павла» всегда можно было видеть младшего флагмана, капитана бри­гадирского ранга, командира линейного корабля, Фе­дора Ушакова. Чуть сутуловатый, крупными шагами мерил он палубу от фок до грот-мачты. То и дело вски­дывая голову, провожал хмурым взглядом несущиеся к югу тучи. «Нынче бы только и выходить эскадре в мо­ре, ветерок-то нашенский, галфинд. Ан нет. Войнович сызнова мельтешит, трусит, а времечко-то уплывает, глядишь, и турки где-нито напакостят», — сердито размышлял в такие минуты Ушаков. Казалось бы, все изготовлено на эскадре. Его корабль, месяц, как закон­чил все работы, да и другие суда вторую неделю приве­ли себя в полный порядок. Он, Ушаков, в предстоящую кампанию определен командующим авангардней, ему подчинены два фрегата. Три недели назад он пригласил к себе на обед обоих капитанов. Командира фрегата «Берислав», капитана 2-го ранга Якова Саблина и ко­мандира такого же, 40-пушечного, фрегата «Стрела», капитан-лейтенанта Михаила Нелединского. Разгове­лись в субботу, выпили по чарке, пригубил и Ушаков, что происходило весьма редко. Беседовали в основном о службе, вспоминали прошлогодние скитания по штормовому морю. Полгода минуло, как в море не вы­ходили, соскучились моряки. Ушаков, как обычно, был немногословен, хвалил выучку экипажей, канони­ров выделял особо. Командиры нет-нет да и поминали недобрым словом Войновича, засиделись в бухтах, ра­кушками обросли. Ушаков молчаливо соглашался, но резонно отмечал, что так или иначе схватки с турка­ми не миновать, подводил разговор к главному.