От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Шрифт:
Сунув письмо за обшлаг кафтана, вынул из стоявшей у борта шлюпки анкерок, перевернул его и присел. Рядом на корточках разместились Шишмарев и Лавров. Иван Лавров командовал артиллерией на верхнем деке, Шишмарев на нижнем.
— Вариации, други мои, могут случиться разные, — Ушаков положил руки на плечи офицеров, — однако дистанция и меткость нам живота могут стоить, а потому надобно турка на крайность подпустить и бить, бить и бить.
Вернувшись в каюту, Ушаков вынул письмо Войно-вича, усмехнулся: «Вишь ты, контр-адмирал, а в советчики призываешь капитана». Развернул письмо и сделал помету: «Получено
За ночь эскадра малым ходом подошла на видимость острова Фидониси.
Утром Войнович опять напомнил о себе: «Любезный друг, Федор Федорович. Мы теперич против Дуная, знаем наше место и, кажется, хорошо. В 8 часов поворотим через контрмарш и пойдем на тот галс, точно так, как вы изволите писать, и продолжать оной хоть до наших берегов, что Бог даст. Замучил нас проклятый. Я уже, если сего дня не воспоследует никакое дело, положил другой план, который вам сообщу и не бесполезен, кажется. Когда поворотим, держи полнее и не много парусов, чтоб мелкие суда могли держаться с нами. Весьма сожалею, что вы нездоровы, я в таких же обстоятельствах, но что делать, принудь, ба-чушка, себя, как можешь, авось Бог смилуется на нас. Прости друг, ваш покорный слуга Войнович. Течение понесет нас от Дуная к Осту. Это не худо. А к вечеру можно и прибавить парусов. Хотя бы попасть к Козлову».
Смех опять распирал Ушакова: «Сызнова терзается встречей с турками. Мало того, только и стремится поближе оказаться к берегам Крыма, Евпаторийскому заливу, а там рукой подать до Севастопольских бухт».
Пока Ушаков читал записку Войновича, размышляя, солнце поднялось к зениту, эскадра подошла к острову Фидониси, оставляя его справа на траверзе. Ушаков вглядывался в каменистый, с белесыми отвесными скалами небольшой островок. Запрошлым годом ему довелось плавать в этих местах. На шлюпке, ради любопытства, ходил на Фидониси.
Похожий на квадрат скалистый обрубок, покрытый жухлой, выгоревшей на солнце травой, в поперечнике не более двухсот саженей. Самое примечательное оказалось на узкой, в сажень шириной, под нависшими скалами, прибрежной полосе. Ступни по щиколотку утопали в шуршащих змеиных шкурах. Кто-то сказывал, что змеи приплывают сюда на линьку, потому местные рыбаки прозвали островок Змеиным…
Свежий ветер, от чистого норда, приятно ласкал обгоревшее на солнце лицо Ушакова. Эскадра начала подворачивать на курс норд-ост. Появившиеся из далекого марева турецкие корабли первыми увидели сигнальные матросы на салинге, смотровой площадке фок-мачты.
— Слева, на норд, неприятель!
Ушаков взял рупор, крикнул на салинг:
— Сочтешь, вымпелов сколько?
— «Смелый» показывает: «Вижу неприятеля! Три-десять вымпелов!»
Ушаков принимал доклады, посматривал на паруса, вскидывал голову на трепетавшие колдуны. Солнце лениво перекатывалось через зенит, понемногу склоняясь к западу, слепило глаза. Ушаков вскинул подзорную трубу. Слева на носу, контргалсом, медленно надвигалась турецкая эскадра…
Капудан-паша Эски-Хуссейн пребывал в радушии. Его эскадра занимает самое выгодное, наветренное положение для предстоящего боя. Наконец-то он сумеет рассчитаться за недавние неудачи под Очаковом. У него шесть линейных
— Повернуть на обратный галс! — скомандовал капудан-паша. — Держать вдоль строя!..
Ушаков опустил подзорную трубу. Довольная усмешка растянула губы, обнажая крепкие белые зубы.
— Никак, турок ворочает прочь? — спросил поднявшийся на верхнюю палубу капитан-лейтенант Лавров.
Улыбка не покидала лица командира.
— Не угадали, Иван Иваныч, на сей раз. Давненько мне сия манера турецких флагманов известна. Перед схваткой с неприятелем своих подопечных командиров наставлять о том, коим образом следует баталию совершать.
В час пополудни турки первыми открыли огонь. Их ядра шлепались в воду с недолетом. Русская эскадра пока не отвечала, помалкивала. Почти все фрегаты имели на вооружении малокалиберные, 12-фунтовые орудия. Потемкин не раз упрекал Мордвинова за то, что Адмиралтейство заказывает заводчику Баташову такие «легкие» орудия, «малокалиберные и ни к чему негодные пушки. Кинулись лить такие, кои легче, и наделали множество пистолет…»
С первыми пушечными залпами Ушаков перешел на левый, наветренный борт. Теперь полуденное солнце нещадно жгло опаленное лицо. Покуда, несмотря на превосходство турок в силе и преимуществе в исходной позиции, он твердо верит в успех боя. Одно вызывает сожаление: команда вступает в схватку на пустой желудок.
— Шхипера ко мне! — не поворачиваясь, крикнул вестовому.
Как будто тот поджидал где-то поблизости и спустя мгновение вырос перед командиром.
— Живо на батарейные палубы кадки с квасом и сухарей вдоволь. Да ни канителься, одна нога здесь, другая там!
Ветерок явно свежел, срывая белые барашки с гребней задорно курчавившихся волн. Временами гребень крутой волны с силой ударялся в скулу форштевня, и веер соленых брызг, переливаясь радугой, залетал на шканцы.
«Хассан-паша намеревается превосходящей силой сокрушить наши фрегаты… Ну что же…» — Ушаков провел языком по соленым губам, не опуская подзорную трубу, скомандовал:
— Поднять сигнал! «Фрегатам выйти на ветер! Атаковать неприятеля!»
Через минуту-другую фрегаты «Берислав» и «Стрела» круто взяли бейдевинд и резво начали выходить в голову турецкой эскадры, стремясь охватить голову, ее авангард. Глядя на маневр подопечных фрегатов, Ушаков расправил плечи: «Похоже, уловка вытанцовывается».
— Прибавить парусов до возможного! Обтянуть шкоты втугую! Три румба левее! — Он решил поставить авангард турок в два огня, поразить пушечными залпами с двух бортов. Один борт турецких фрегатов обстреляют «Берислав» и «Стрела», а другой накроет своими
залпами «Святой Павел».
Турки оказались не такими уж недоумками. Командир турецкого авангарда, подобрав фалды длинного халата, суетливо перебегал с борта на борт. Он повелел поднять все паруса. Его гортанный голос, в мгновения затишья, доносился до «Святого Павла». По вантам карабкались, переругиваясь, турецкие матросы, но сбить маневр русских кораблей они уже не могли. Тогда турецкие фрегаты усилили огонь, канонада разгоралась с каждой минутой, но канониры турецких судов стреляли беспорядочно и со всей очевидностью уступали в мастерстве русским пушкарям.