Отголоски войны
Шрифт:
— Тутъ все дло въ дяд Поликсфен.
Глава его привыкли къ полумраку; онъ понялъ, что лежитъ связанный въ кают и что блдный свтъ проникаетъ черезъ люкъ. Онъ подумалъ съ мучительной тоской о Мэри Поликсфенъ, вспомнилъ о «Курьер» и о лорд Назинг, который ждетъ отъ него сенсаціонныхъ разоблаченій.
Отъ времени до времени онъ старался высвободить свои члены, но не могъ. Онъ услышалъ, какъ въ замк повернули ключъ, дверь каюты открылась, вошелъ человкъ, зажегъ лампу и подошелъ въ связанному плннику. Филиппъ узналъ хозяина дома № 7-й, который заманилъ его на яхту. Филиппъ не подалъ знака, чувствуя полную безполезность протеста. Вошедшій нагнулся надъ Филиппомъ, потомъ взялъ черный чепчикъ, лежавшій по близости, надлъ его
— Благодарю за три полкроны, — сказалъ мягкимъ голосомъ вошедшій, и Филиппъ былъ пораженъ его перемнившимся интеллигентнымъ тономъ и красивымъ голосомъ, который, очевидно, былъ отличительной чертой всей семьи Мэри.
— На этотъ разъ, — сказалъ онъ, — я съумлъ оглушить васъ врно разсчитаннымъ ударомъ — не слишкомъ сильнымъ и не слишкомъ слабымъ — и въ надлежащее мсто. На-дняхъ я промахнулся — хватилъ слишкомъ сильно, и уже думалъ, что утратилъ прежнюю ловкость.
— Вы — Вальтеръ Поликсфенъ? — спросилъ Филиппъ.
— Да, мистеръ Мастерсъ, — отвтилъ онъ. — Я могу теперь удовлетворить вашему любопытству. Я — Вальтеръ Поликсфенъ. Вы, кажется, уже имли удовольствіе встрчаться съ вами нсколько разъ, — прибавилъ онъ съ улыбкою.
— Я бы васъ попросилъ развязать эти веревки, — сказалъ Филиппъ. — Вы поступаете со мной очень коварно.
— Зачмъ же вы — отвтилъ Вальтеръ Поликсфенъ — просунули палецъ, по французской пословиц, между деревомъ и корой? Мн приходится принять мры противъ васъ. Впрочемъ, я согласенъ освободить васъ; но, видите, у меня въ рукахъ револьверъ и ножъ. Я развяжу вамъ сначала ноги, а потомъ сначала правую, а затмъ лвую руку и быстро пробгу въ противоположный уголъ каюты. Если вы вздумаете подняться съ койки, вы сразу попадете на небо. Я говорю это въ предупрежденіе вамъ, потому что терпть не могу вашего японскаго бокса.
Поликсфенъ сдлалъ, какъ сказалъ, и Филиппъ ршилъ не броситься сразу на негодяя, стоящаго вооруженнымъ въ углу, а подождать дальнйшихъ объясненій.
— Ну, а теперь, — сказалъ онъ, ложась поудобне на койк,- объясните мн, что за комедію вы продлали со мной?
— Хорошо, я вамъ все объясню, — сказалъ Поликсфенъ. — Эту сцену я, дйствительно, устроилъ нсколько театрально; я вдь актеръ, — пожалуйста, не двигайтесь, — и мн давно ужъ не приходилось ни съ кмъ говорить. А я люблю поболтать и похвастать, какъ большинство выдающихся людей. Вдь вы не станете отрицать, что я — выдающійся человкъ. Кром того, ваше смлое любопытство заслуживаетъ удовлетворенія. Я бы могъ убить васъ сразу.
— Почему же вы этого не сдлали? — спросилъ Филиппъ. — Однимъ убійствомъ больше или меньше, — не все ли равно для человка, убившаго своего собственнаго брата?
— Я долженъ вамъ сказать, — отвтилъ Поликсфенъ, — что брата я убилъ нечаянно, не разсчитавъ силу удара.
— Чмъ вы его ударили?
— Вотъ чмъ, — свавклъ Поликсфенъ, положивъ обратно въ карманъ перочинный ножикъ и веревки и вынувъ оттуда небольшой мшокъ и узкую, длинную цпь. — Тутъ смсь мельчайшей дроби и серебрянаго песка. Одной дроби было бы слишкомъ мало, а песокъ въ такомъ небольшомъ количеств не былъ бы достаточно тяжелымъ. Это — орудіе хулигановъ въ Лим, и я испыталъ его тяжесть на собственномъ затылк. Вы, вроятно, тоже чувствуете нкоторую боль въ затылк?
— Да.
— Ну вотъ. Я очутился въ безвыходномъ положеніи, убивъ моего брата. Думаютъ, что все было предусмотрно убійцей заране; увряю васъ, что нтъ. Но я умю выпутываться изъ самыхъ трудныхъ обстоятельствъ — въ этомъ все дло. У меня всегда есть въ запас веревочная лстница. Я переодлся въ мужское платье, спустился по этой веревочной лстниц въ переулокъ и осмотрлся. Прежде всего нужно было удалить ночного сторожа. Я съ нимъ поболталъ, узналъ все о его семейныхъ длахъ, потомъ пошелъ дальше, поймалъ какого-то мальчишку въ ночной кофейн и убдилъ его «подшутить надъ сторожемъ». Все сошло бы великолпно, — только вы испортили дло. Я нашелъ лопату, прислоненную въ шатру ночного сторожа, затмъ снова ползъ въ комнату брата, спустилъ тихонько его трупъ и зарылъ его. Копать землю я умю хорошо… Продлавъ все это аккуратно и быстро, я вернулся домой. Правда вдь, работа чистая?
— У васъ просто была удача, — сказалъ Филиппъ, у котораго выступилъ потъ отъ ужаса передъ такимъ холоднымъ злодйствомъ. — Къ тому же, — прибавилъ Филиппъ, — я не особенно врю въ случайность смерти капитана. Зачмъ вы какъ-разъ въ эту ночь дали снотворнаго питья молодому Мередиту, если случившееся посл того было только случайностью?
— Это другое дло! — воскликнулъ Поликсфенъ. — У меня возникли кое-какія подозрнія относительно очаровательной особы, которую вы называете молодымъ Мередитомъ. Но у меня было столько дла ночью, что я не усплъ воспользоваться результатами моего опыта. Все же я кое-что сдлалъ.
— Вы сдлали даже слишкомъ много, — свивалъ Филиппъ. — Вы подняли штору въ комнат Мередита, и это навело меня на вашъ слдъ.
— Значитъ, я дйствительно сдлалъ слишкомъ много — для вашего дальнйшаго благополучія, мистеръ Мастерсъ. Но это правда, — прибавилъ онъ, помолчавъ. — Не слдовало поддаваться любопытству. Скажите, я поднялъ штору особеннымъ образомъ?
— Такъ, какъ могъ бы поднять ее человкъ, убившій своего собственнаго брата, — спокойно отвтилъ Филиппъ, подумавъ про себя: «Для моего дальнйшаго благополучія? Что онъ хотлъ этимъ сказать?»
— Послушайте, молодой человкъ, — сказалъ Поликсфенъ, помахивая револьверомъ: — вы хотите быть философомъ, а разсуждаете какъ толпа. Вы говорите: «собственнаго брата». Да разв выбираешь своихъ родныхъ? Никакихъ обязательствъ относительно братьевъ у человка втъ. Братъ — чистая случайность, — никакихъ логическихъ выводовъ изъ этого случайнаго обстоятельства нельзя длать. Братъ мой — одинъ человкъ; я — другой. Братоубійство, за рдкими исключеніями, не хуже и не лучше обыкновеннаго человкоубійства. Въ данномъ случа, я даже оказалъ услугу моему брату, — хотя, повторяю, это не было моей заслугой, а только случайностью. Братъ мой былъ старый, слабый, озлобленный человкъ. У него не было друзей, онъ поссорился съ единственной дочерью и собирался начать предпріятіе, котораго не смогъ бы довести до конца. Онъ потерялъ бы вс деньги, и конецъ его жизни былъ бы очень печальный. Случайность — или моя неловкость — спасла его. И повашему меня за это нужно повсить? Послушайте…
Вдругъ Поликсфенъ остановился. Пароходъ колыхнулся отъ движенія машинъ.
— Это что такое, чортъ возьми! — воскликнулъ Поликсфенъ. Направляя дуло револьвера прямо на Филиппа, онъ осторожно и быстро приблизился къ двери и выглянулъ изъ нея. Крикнувъ плннику, чтобъ онъ не двигался съ мста, Поликсфенъ закрылъ дверь снаружи и исчезъ. Гулъ машинъ прекратился.
Филиппъ быстро вскочилъ съ койки и выглянулъ въ люкъ. На пристани не было ни души, и на его громкіе крики никто не отвтилъ. Внизу у его ногъ мрно покачивалась двухвесельная лодка, прикрпленная къ пристани цпью. У Филиппа мелькнула мысль. Тщетно обшаривъ карманы, въ которыхъ уже ничего не оказалось, онъ стадъ искать какого-нибудь предмета въ кают и нашелъ только металлическое блюдо, стоявшее на деревянномъ шкапу надъ койкой. Онъ его схватилъ, затмъ, быстро соображая, отвинтилъ ручку ящика, нацарапалъ острымъ винтовымъ концомъ ручки нсколько словъ на блюд и бросился въ люку. Блюдо оказалось шире, чмъ люкъ; Филиппъ въ бшенств согнулъ его на колн и просунулъ въ отверстіе. Какъ разъ въ ту минуту, какъ онъ усплъ благополучно все это продлать, раздался стукъ, и голосъ Поликсфена спросилъ, лежитъ ли онъ спокойно на койк. Филиппъ отвтилъ, что сейчасъ ляжетъ, и дйствительно легъ, быстро ввинтивъ одной рукой ручку, вырванную изъ ящика.