Отголоски войны
Шрифт:
— Ваша мать уже умерла въ то время?
— Она умерла, когда я была еще ребенкомъ. Я была очень развитой двочкой, и въ пятнадцать лтъ школа мн уже надола. Дваться мн было некуда; съ отцомъ я была въ хорошихъ отношеніяхъ, но все-таки никогда бы не согласилась плавать съ нимъ на скверномъ коммерческомъ судн. У меня были родственники въ Соутэнд, но такіе, что жить съ ними было невыносимо. Слишкомъ мелкіе люди. Я ршила устроиться самостоятельно, сама зарабатывать себ пропитаніе. А въ такихъ случаяхъ нельзя выбирать по желанію. Мн представилась возможность быть на сцен, и хотя я знала, что отецъ будетъ очень огорченъ, но не могла считаться съ этимъ. Онъ бы не понялъ меня — и потребовалъ бы, чтобы я или сопровождала его въ плаваніи на торговомъ судн, или бы жила съ родственниками. Это было бы то же самое, какъ потребовать отъ него, чтобы онъ бросилъ свое дло и поступилъ на сцену. Когда онъ вернулся изъ
Филиппъ едва могъ говорить — до того его волновала судьба бдной двушки.
— Почему же ваши родственники не старались вліять на капитана?
— Они ничего не могли сдлать. Они очень милые, мирные люди, и боялись разсердить отца, вступаясь за меня. Они и теперь еще живутъ въ Соутэнд, и едва ли даже слыхали о смерти отца.
— А другихъ родственниковъ, кром этой семьи въ Соутэнд, у васъ нтъ?
— Есть, — отвтила Мэри, понизивъ голосъ. — Есть братъ моего отца, мой дядя Вальтеръ Поликсфенъ. Но…
— Но что?
У Мэри показались слезы на глазахъ.
— Вотъ именно дядя Вальтеръ… — она остановилась и должна была собраться съ силами, чтобы продолжать. — Я должна вамъ объяснить все относительно его, — сказала она. — Хотя я никогда его не видла — по крайней мр, надюсь, что не видла — все же мн кажется, что я его хорошо знаю.
— Какимъ образомъ?
— По описаніямъ отца, а потомъ по разсказамъ родственниковъ въ Соутэнд. Вальтеръ Поликсфенъ былъ на десять лтъ моложе моего отца; онъ былъ необыкновенно уменъ и страшно вспыльчивъ съ дтства. Отецъ говорилъ, что съ нимъ нельзя было справиться, когда онъ былъ еще десятилтнимъ мальчикомъ. Его выгнали изъ трехъ школъ въ Соутэнд, прежде чмъ ему исполнилось двнадцать лтъ. Онъ никого не слушался. Онъ разъ заперъ другого мальчика въ деревянный сарай и хотлъ поджечь его за то, что тотъ не далъ ему яблоко. Мальчикъ спасся только чудомъ. У Вальтера не было никакой жалости къ животнымъ. И все-таки, по разсказамъ отца, онъ умлъ, когда было нужно, казаться обаятельнымъ. Въ восемнадцать лтъ онъ женился на женщин, которая могла бы быть ему матерью.
— Интересный молодой человкъ! — замтилъ Филиппъ.
— Вы полагаете? — сказала Мэри. — У него была страсть въ сцен. Поэтому отецъ мой такъ ненавидлъ театръ. Но дяд очень скоро надола сцена — можетъ быть, и со мной будетъ то же самое. Въ девятнадцать лтъ онъ игралъ роли стариковъ, былъ знаменитъ въ Истъ-Энд и, какъ говорятъ, подавалъ большія надежды. Однажды, во время представленія, онъ закололъ одного актера на сцен. Предполагалось, что это былъ несчастный случай, но, судя по нкоторымъ даннымъ, случайность тутъ была ни при чемъ. Ну, да все это происходило тридцать лтъ тому назадъ. Онъ ухалъ въ Америку съ женой, черезъ нкоторое время бросилъ ее, а потомъ снова сошелся, когда она получила наслдство. Посл того она умерла — и опять-таки есть предположеніе, что онъ ее убилъ. Объ этомъ поднятъ былъ шумъ въ газетахъ. Дяд пришлось исчезнуть — и онъ исчезъ. Посл того онъ странствовалъ по всему свту, участвовалъ въ революціи въ Уругва, имлъ циркъ къ Іокогам. Отецъ рдко слышалъ о немъ, но онъ всегда зналъ, гд находится отецъ, и часто обращался въ нему съ денежными просьбами. Отецъ ему давалъ деньги, хотя, быть можетъ, и не слдовало этого длать. Отецъ былъ, кажется, привязанъ къ нему и нсколько боялся его.
— Это тотъ братъ, который упоминался на судебномъ слдствіи?
— Да; у отца былъ только одинъ братъ.
— Такъ онъ, значитъ, въ Лондон?
— Да, боюсь, что онъ здсь… Я его никогда въ жизни не видла, но получила недли три тому назадъ странное письмо отъ него. Изъ-за этого письма я перехала сюда. Вотъ оно; судите сами.
Она остановилась, медленно вынула письмо изъ кармана пальто, и вотъ что Филиппъ прочелъ въ немъ;
«Дорогая Мэри, это теб пишетъ твой старый дядя Вальтеръ, про котораго ты, вроятно, слыхала. Отецъ твой глупецъ, и хорошо бы, если бы ты его образумила. Не то ему будетъ худо. Онъ сталъ упрямъ подъ старость. Онъ оставилъ свое дло и затялъ самую прибыльную денежную аферу, о какой я когда-либо слышалъ. Самъ онъ съ нею не справится. Я могъ бы помочь ему боле чмъ кто-либо, но онъ не хочетъ. Я писалъ ему, что голодаю, а онъ прислалъ двадцать фунтовъ. Не въ двадцати фунтахъ тутъ дло, а въ двадцати тысячахъ и больше. Я прошу только половину доходовъ, — и это справедливо, потому что всю работу я беру на себя. Онъ бы по глупости только испортилъ все. Я и не зналъ до сихъ поръ, до чего онъ упрямъ. Но теперь онъ долженъ уступить. Я вдь человкъ прямодушный, это — мое главное качество. Ты, говорятъ, въ ссор съ отцомъ? Совтую теб помириться съ нимъ и объяснить ему, что я предлагаю ему дло серьезное — и что не слдуетъ выводить меня изъ терпнія. Не то будетъ плохо. Онъ, видно, забылъ, каковъ у меня нравъ. Скажи ему, что если онъ не приметъ мое предложеніе, то ужъ я постараюсь, чтобы онъ ни гроша пользы для себя не получилъ. Скажи ему это. — Твой любящій дядя Вальтеръ Поликсфенъ».
«Р.-S. Твой отецъ теперь живетъ — или скоро будетъ жить въ Угловомъ Дом въ Стрэнджъ-Стритъ, Кингсуэ».
Филиппъ сложилъ снова письмо и, передавая его обратно Мэри, — сказалъ:
— Вы, конечно, испугались его угрозы?
— Конечно. Я ршила повидаться съ отцомъ и написала ему письмо — но, вмсто отвта, я получила мое письмо обратно не открытымъ, но разорваннымъ и положеннымъ въ конвертъ. Посл того я получила телеграмму отъ дяди, приблизительно такого содержанія: «Торопись, отецъ твой въ Угловомъ Дом». Тогда я ршила поселиться здсь вотъ въ этомъ вид. Предупредить полицію я не имла достаточнаго основанія, но все-таки была очень встревожена. Отецъ понятія не имлъ о томъ, кто я.
У меня не было никакого плана дйствія. Я слдила за отцомъ, который показался мн очень измнившимся и постарвшимъ, слдила за всми его движеніями, ждала какого-нибудь счастливаго случая, который бы все измнилъ, — и вотъ чмъ все кончилось.
Она закрыла лицо руками и помолчала.
— Вы можете представить себ, что я перетерпла, узнавъ въ среду утромъ объ убійств отца. И нужно было не выдать себя, длать видъ, что я интересуюсь убійствомъ только изъ любопытства. У меня не было никакихъ предположеній. Я за послднее время не замтила ничего подозрительнаго — иначе бы предупредила отца, и онъ ухалъ бы.
— Бдная! Сколько вы выстрадали! — взволнованно воскликнулъ Филиппъ. — А я-то еще ворвался къ вамъ ночью. Какимъ вы сочли меня, вроятно, назойливымъ!
— Напротивъ того, — сказала Мэри съ грустной улыбкой:- я удивлялась вашей деликатности и вашему участію, не понимая его.
— Скажите, — спросилъ Филиппъ, — вы не замтили, что вашъ отецъ ухаживалъ за м-ссъ Оппотери?
— Нтъ. — И на слдствіи меня боле всего удивило именно показаніе м-ссъ Оппотери.
— М-ссъ Оппотери — медленно произнесъ Филиппъ — несомннно причастна къ убійству. Отпечатки пальцевъ — ея, и это для меня самое убдительное доказательство. Она вообще очень подозрительная особа. Вчера она представилась, что ей дурно, и въ это время выкрала два банковыхъ билета изъ моего кармана и замнила ихъ другими. И странно, — мн въ голову не приходило подозрвать ее, пока вы не показали, что это отпечатокъ не вашихъ пальцевъ.
— Я слдила за м-ссъ Оппотери два дня и пришла къ убжденію — я васъ сейчасъ очень поражу — что это дядя Вальтеръ.
— Что за фантазія!
— Это онъ — могу васъ уврить. Я была на похоронахъ моего бднаго отца, и тамъ была м-ссъ Оппотери — только она одна и была, кром меня, изъ жильцовъ нашего дома. Мн показалось, что она съ какимъ-то особеннымъ удовольствіемъ разыгрываетъ комедію печали. И въ ея походк я открыла странное сходство съ походкой моего отца. Я тогда поняла, что это — дядя Вальтеръ.
Мэри поднялась съ мста. Она была страшно взволнована.
— Только онъ одинъ могъ задумать и выполнить до конца такое преступленіе! — воскликнула она. — Все его показаніе было выдумано съ начала до конца. При его любви въ актерству, ему пріятно было представиться женщиной и даже невстой человка, котораго онъ убилъ, и сочинять небылицы о таинственныхъ незнакомцахъ и русскихъ тайныхъ обществахъ.
— Если то, что вы говорите, правда, — отвтилъ Филнопъ, — то Вальтеръ Поликсфенъ — геніальный преступникъ. Мы скоро это узнаемъ.