Отголоски войны
Шрифт:
Наступили сумерки, и запасъ приготовленныхъ Филиппомъ бумажекъ сталъ сокращаться. Онъ увидлъ, что, можетъ быть, придется продолжать эти опыты нсколько дней.
Черезъ нсколько времени Филиппъ услышалъ звукъ остановившагося передъ дверью кэба и выглянулъ въ окно. Изъ громоздкой кареты выходила м-ссъ Оппотери, очевидно возвращавшаяся съ похоронъ. Онъ сочувствовалъ ея горю, но былъ очень недоволенъ ея появленіемъ, такъ какъ уже напрасно потратилъ нсколько полосъ бумаги на женщинъ, входившихъ въ домъ. Она долго спорила о чемъ-то съ кучеромъ и медленно вынимала деньги, снявъ перчатки. Когда она поднималась на крыльцо,
Газетчикъ ушелъ; Филиппъ дрожащей рукой снялъ полосы шагъ и понесъ ихъ въ контору. Лакированная бумага, приклеенная къ наружной двери, носила только слды смутныхъ трехъ пятенъ; но на другой полоск очень ясно отпечатались за покрытой лакомъ блой краск три ряда пальцевъ: наверху мужскихъ, затмъ женскихъ, затмъ — пальцевъ газетчика. У Филиппа забилось сердце, когда онъ сталъ разглядывать первые отпечатки. Онъ взялъ обломокъ камня, положилъ рядомъ съ бумажкой и, съ увеличительнымъ стекломъ въ рукахъ, сталъ сравнивать. Не было ни малйшаго сомннія. Отпечатокъ пальца на камн и на бумаг былъ одинъ и тотъ же. Не давая себ времени подумать, Филиппъ вышелъ изъ конторы, думая, что Мередитъ еще въ передней. Мередитъ въ это время снова спускался съ лстницы, очень блдный. Онъ видимо торопился. Страшный шрамъ казался багровымъ на его бломъ лиц.
— Пожалуйста, войдите сюда, — сказалъ Филиппъ. У него такъ пересохло во рту, что онъ едва могъ говорить. — Мн нужно сказать вамъ нсколько словъ.
Мередитъ вошелъ въ контору. Филиппъ выслалъ находившагося тамъ мальчика и закрылъ дверь. У него было странное желаніе уговорить Мередита ухать сейчасъ же навсегда изъ Англіи.
— Что случилось? — спросилъ Мередитъ.
— Я вамъ сейчасъ скажу, — отвтилъ Филиппъ. — Отпечатокъ пальца за этомъ камн сдланъ убійцей капитана Поликсфена, а отпечатокъ за этой бумаг сдланъ вами. Они абсолютно одинаковы. Я устроилъ ловушку для убійцы, и въ нее попались вы. Что вы имете сказать?
— Что? — воскликнулъ молодой человкъ, глядя на бумагу. — Который отпечатокъ?
— Вотъ этотъ.
— Но вдь это не можетъ быть отпечаткомъ моихъ маленькихъ пальцевъ, — сказалъ Мередитъ со страннымъ спокойствіемъ, понявъ, въ чемъ заключалась ловушка. — Вотъ моя рука. Взгляните сами. — Его голосъ былъ убдителенъ и очарователенъ попрежнему.
Мастерсъ быстро взялъ его протянутую руку. У него были длинные, тонкіе пальцы, а верхніе отпечатки были широкіе и грубые.
— У васъ рука какъ у женщины, — сказалъ Филиппъ, не выпуская пальцевъ, имвшихъ для него какое-то странное очарованіе.
Юноша быстро отдернулъ руку, слъ на стулъ и разрыдался.
— Это женская рука, — сказалъ Мередитъ. — Я дочь капитана Поликсфена.
— Боже мой! Вы Джиральда?
Мередитъ кивнулъ головой, поднявъ глаза на Филиппа.
XV
Признаніе Мередита, оказавшагося Джиральдой, преисполнило Филиппа радостью, о причинахъ которой онъ пока не хотлъ разсуждать. Онъ только понялъ теперь, почему его такъ привлекалъ странный юноша, возбуждая въ немъ желаніе защитить его. Теперь ему было даже странно, что онъ раньше не догадался.
— Не понимаю, — сказалъ Филиппъ, — какъ это я не узналъ васъ. Вдь я видлъ вашъ портретъ въ клуб, и портретъ этотъ преслдовалъ меня какъ живой образъ.
— Ничего удивительнаго въ этомъ нтъ, — отвтила Мэри Поликсфенъ. — Я отлично умю мнять свою наружность. Вдь я семь лтъ играла только роли мальчиковъ — у меня для этого подходящій ростъ — и привыкла къ мужскому платью. Къ тому же шрамъ очень сильно мняетъ мое лицо.
— Откуда у васъ этотъ страшный шрамъ?
— Я каждый день навожу его краской, — объяснила Мэри. — Я какъ-то случайно открыла, что шрамъ на лиц длаетъ его неузнаваемымъ, и воспользовалась этимъ теперь.
— Значитъ, вы можете смыть его, когда захотите?
— Конечно.
— Я очень, очень радъ, миссъ Поликсфенъ! — сказалъ Филиппъ съ видимымъ облегченіемъ.
— Вотъ жаль, — сказала она, — что волосы-то не такъ легко отростутъ.
— А теперь, миссъ Поликсфенъ, — сказалъ Филиппъ, помолчавъ, — перейдемте въ дламъ. — Скажите мн прежде всего, почему вы здсь, въ мужскомъ плать? Я знаю, что у васъ большое горе, что вы въ затруднительномъ положеніи, и увренъ, что могу помочь вамъ.
— Чмъ вы можете помочь мн? — робко спросила она.
— Я это вамъ скажу посл того, какъ мы поговоримъ. Разскажите мн все. Я готовъ сдлать многое — очень многое для васъ. Не буду уврять васъ, что готовъ отдать всю жизнь, чтобы оказать вамъ малйшую услугу. Такія признанія звучатъ глупо. Поврьте только, — сказалъ онъ съ глубокой искренностью, — что вы можете располагать мною по своему усмотрнію.
— Это правда? — сказала она тономъ очаровательнаго полусомннія, полувызова. И въ тон ея было также что-то царственное. Наконецъ, онъ увидлъ въ ней ту красавицу-актрису, которой поклонялся весь Лондонъ. Но она казалась вовсе не избалованною общимъ поклоненіемъ, хотя и сознающею свою силу, привыкшею къ преданности и готовности всхъ служить ей.
— Правда, — повторилъ онъ.
Они обмнялись взглядомъ, въ которомъ все было сказано. Двушка выразила свое довріе, а Филиппъ — свою готовность защищать ее всю жизнь.
— Мы можемъ свободно говорить здсь? — спросила Мэри Поликсфенъ, садясь на стулъ.
— Вполн,- сказалъ Филиппъ. — Дверь закрыта, и я слжу за ней. Ну, а теперь скажите мн, почему вы здсь — и въ такомъ вид?
— Я перехала сюда, чтобы быть подл моего отца и охранять его;- а если бы мой бдный отецъ зналъ, что я здсь, онъ бы сейчасъ ухалъ.
— Вы разв были съ нимъ въ дурныхъ отношеніяхъ?
— Да, мы не видались уже нсколько лтъ. Мн это было очень больно, но я ничего не могла подлать. Онъ не хотлъ, чтобы я сдлалась актрисой, а у меня страсть къ театру была въ крови. Отецъ ненавидлъ сцену, имя для этого нкоторое основаніе. Онъ оставилъ меня школьницей въ Соутэнд и отправился въ плаваніе, — а вернувшись, узналъ, что я поступила въ маленькую провинціальную труппу. Написать ему объ этомъ я не ршалась, и мой поступокъ былъ для него страшнымъ и неожиданнымъ ударомъ.