Отравленные клятвы
Шрифт:
— Тебе это нравится. — Это не вопрос, прошептанный у моей кожи.
— Нет, — настаиваю я. Но я начинаю задаваться вопросом, почему я все еще пытаюсь настаивать на обратном. Николай не дурак, и он определенно не девственник. Он знает, как реагирует женщина, которая хочет его, я уверена в этом. И хотя мой разум, возможно, кричит, чтобы меня выпустили отсюда, мое тело хочет выгнуться навстречу ему, расстегнуть его рубашку и узнать, каково это твердое, мускулистое тело под моими руками.
О чем я думаю? За две недели я превратилась из той, которая никогда даже не фантазировала о сексе, боясь самой мысли об этом, в дрожащую от желания при воспоминании о его пальцах у меня под юбкой. И теперь…теперь он собирается сделать гораздо больше.
Его рука обхватывает мою грудь, ладонь теплая на моей коже, его большой палец касается моего затвердевшего соска.
— Каждый дюйм твоего тела, совершенство, — бормочет он, и внезапно его рука отпускает мои волосы, когда он отступает назад, его взгляд скользит по моей почти обнаженной фигуре. — Мне не нужно было заставлять тебя раздеваться, чтобы узнать, что там будет. И я рад, что не сделал этого. — Его глаза голодны, когда он рассматривает мое лицо, мою грудь, мою узкую талию и стройную выпуклость моих бедер, опускаясь ниже, к вершине моих бедер. — Сними трусики, Лиллиана. Позволь мне посмотреть на все остальное.
Я содрогаюсь. Я ничего не могу с собой поделать. До этого момента он раздевал меня, я не имела особого права голоса в этом вопросе. Но теперь он хочет большего. Он хочет, чтобы я помогла в моем собственном унижении. В моем подчинении его желаниям.
— Сними их сам. — Я вздергиваю подбородок, призывая на помощь остатки своего неповиновения. — В конце концов, ты знаешь, чего хочешь.
— Я хочу, чтобы моя жена слушалась меня. — Его взгляд темнеет. — Знаешь, я мог бы заставить тебя раздеться. Перед моим отцом, перед твоим. Я мог бы потребовать практически чего угодно, и ты была бы вынуждена это сделать. Моему отцу нравится идея унижения, когда дело касается красивых, невинных молодых женщин.
— Но ты не хотел, чтобы он меня видел. Ты уже решил, что я твоя, и только твоя. Так заставь меня. — Я свирепо смотрю на него. — Возьми то, что ты украл, Николай. Я ни черта тебе не дам сама.
Он сокращает расстояние между нами за мгновение, его рука снова обхватывает мои волосы, когда он смотрит на меня сверху вниз серо-голубыми глазами, ставшими стальными.
— Будь осторожна в своих просьбах, Лиллиана, — рычит он, и мое имя звучит как грех на его языке, как будто он произносит его с вожделением, которого я никогда ни от кого не слышала и не представляла.
— Я никогда ни о чем тебя не попрошу. — Я выдыхаю эти слова сквозь стиснутые зубы, борясь с диким клубком эмоций внутри меня. Я больше не знаю, что я чувствую, мой разум и мое тело полностью противоречат друг другу, и когда Николай подталкивает меня к кровати, я чувствую, как мое сердце скачет в груди.
— Нет, — бормочет он. — Ты будешь умолять.
А затем он швыряет меня обратно на кровать, его кулак хватает трусики сбоку, когда он срывает их с меня, разрывая кружево, что вызывает дрожь во мне от головы до кончиков пальцев ног.
— Раздвинь ноги, — требует он, но я игнорирую его. Мои бедра прижаты друг к другу, потому что я не хочу, чтобы он видел, что я влажная, моя кожа покраснела и начинает набухать от возбуждения, мое тело начинает пульсировать от боли, значение которой я только недавно узнала.
— Я же сказала тебе, что не сделаю ничего, чего бы ты меня не заставлял. — Я стискиваю зубы от страха надавить на него. В чем разница между этим и тем, что произошло бы с Паханом? Если я позволю Николаю взять надо мной верх сейчас, какой бы опасности это меня ни подвергало, это создаст прецедент для нашего брака.
Он может причинить мне боль, если я разозлю его. Но я всегда была готова к боли. К чему я не была готова, так это к тому, что меня поймают в ловушку, из которой я никогда не смогу выбраться. Если я сделаю это достаточно неприятным для него, возможно, он даже решит, что со мной покончено, после сегодняшней ночи.
Николай шипит сквозь зубы, и я вижу, как напрягается его член, выступающий спереди из брюк. Его руки опускаются на мои ноги чуть выше колен, пальцы впиваются в мою плоть с едва сдерживаемой яростью, и он раздвигает их, руки скользят вниз по внутренней стороне бедер, пока не смыкаются вокруг мягкой кожи, когда он раздвигает мои колени и отводит их назад. Он раздвигает меня для себя, чтобы он мог видеть всю мою обнаженную и уязвимую нежно-розовую плоть, и я чувствую, как мои щеки горят от стыда и нежелательного возбуждения, когда он издает низкий, удовлетворенный стон.
— Это то, что я хотел увидеть, девочка, — бормочет он, его глаза жесткие и темные от вожделения.
— Что это? — Я выдавливаю слова, сдерживая слезы унижения. Это почему-то кажется хуже, чем то, что произошло в кабинете. Он держал это в секрете между нами, постыдное возбуждение, которое я чувствовала, когда его пальцы дразнили мой клитор. Но это…
Почему я думала, что он не узнает? Он всегда собирался в конце концов прикоснуться ко мне.
— Правду. — Его руки скользят выше, удерживая меня открытой, и его пальцы поглаживают мои внешние складки, так близко к тому месту, где я начинаю набухать и пульсировать, боль распространяется по мне. — Ты можешь лгать мне сколько угодно, Лиллиана. Будут последствия, но твой хорошенький ротик может излить всю неправду, какую ты пожелаешь. Но твое тело… — он снова стонет, его пальцы раздвигают меня, его взгляд жадно впитывает каждый дюйм моей киски, раздвинутой для его удовольствия. — Твое тело скажет мне правду.
Его палец касается моего клитора. Это легкое прикосновение, кончик пальца скользит по твердому бугорку плоти, приподнимая капюшон, когда он проводит взад-вперед легчайшими царапинами. Но все мое тело дергается, мои бедра выгибаются навстречу его пальцам, и он хихикает, снова этот низкий, удовлетворенный звук.
— Ты хочешь меня. И когда ты узнаешь, сколько удовольствия я могу тебе доставить, ты будешь умолять меня.
— Нет, — шепчу я. — Я никогда ни о чем не буду тебя умолять.
Его палец снова скользит по моему клитору. Кажется, он точно знает нужное давление, чтобы заставить меня дергаться и выгибаться под ним против моей воли, хотя до этого он прикасался ко мне так всего один раз. Этого недостаточно, чтобы заставить меня кончить, даже если он делал это долгое время по крайней мере, я так не думаю, но этого достаточно, чтобы у меня перехватило дыхание, чтобы эффективно лишить меня возможности ответить ему тем же, чего, я думаю, он именно и хочет.
— Может быть, не сегодня. — Его другая рука небрежно тянется к пуговицам на рубашке, расстегивая одну за другой, как будто он не ласкал меня интимно другой. — Но я собираюсь заставить тебя кончить сегодня вечером, завтра ночью и снова послезавтра. Ты пристрастишься к удовольствию, Лиллиана. Ты будешь жаждать этого, жаждать меня. И, в конце концов, я откажусь от этого. И тогда…
Он заставляет думать о себе, как о наркотике. И я не хочу ему верить. Но удовольствие, медленно разогревающее мою кровь, заставляет меня задуматься в тот момент, мог ли он сделать именно то, чем угрожает.