Отрешенные люди

Софронов Вячеслав

— Кого нелегкая носит по ночам? Честным людям спать не даете.

— Беда у нас, — плаксивым голосом запричитал Иван, и Петр Камчатка даже не узнал его голоса, до чего тот стал жалостлив, — человек помирает без святого причастия, батюшка нужен…

— Где помирает? Кто? — уже не столь настороженно и враждебно спросил сторож и загремел засовом.

— А вот ты сейчас без причастия и сдохнешь, если только пикнуть посмеешь, — схватил его за горло Ванька, когда тот приоткрыл калитку и высунулся наружу. Камчатка тоже не стал мешкать, навалился на

испугавшегося до смерти мужика и впихнул его во двор.

— Цыть! — проговорил он грозно и вытащил из–за голенища длинный с тонким лезвием нож. Сторож, было, открыл рот, но Камчатка стукнул его рукоятью в лоб, и тот повалился без сознания.

— Жди здесь, — прошептал Ванька и кинул Камчатке ворох одежды, а сам скользнул к дверям поповского дома.

Прошло немало времени, и сторож начал приходить в себя, зашевелился. Камчатка сызнова саданул его рукоятью по черепу и прислушался. Он не услышал, когда Ванька выбрался из дома, и даже испугался, увидев перед собой человека в рясе священника.

— Ну, похож я на попа? — спросил тот.

— Похож, как блоха на вошь, — засмеялся Петр, — а борода где? Любой дурак поймет, какого поля ягода…

— А молод я еще, борода пока не выросла, — не растерялся Ванька, — на вот лучше, надевай полукафтанье, будешь моим дьячком. А другую одежу в узел свяжи, будто мы святые дары несем.

— Ишь, раскомандовался, — проворчал Камчатка, но подчинился, понимая, что от сообразительности Ивана сейчас многое зависит и не время выяснять, кто из них главнее, кому слушаться, а кому приказывать.

У первой же рогатки их остановили двое солдат с ружьями в руках.

— Куда вас черт несет в такую пору, — весьма нелюбезно поинтересовался один, но, увидев, что перед ним духовные лица, смутился и, наклоня голову, подошел под благословение, — простите, святой отец…

— Бог простит, — быстро перекрестил его Иван, — неча лукавого поминать, а то он до тебя быстро доберется. К умирающему идем на Дорогомиловскую заставу, потому и ночью.

— В добрый путь, — расступились солдаты. То же самое повторялось и на других постах. Некоторые, еще издали, увидев идущих в длиннополой одежде людей, смело шагающих по середине улицы, приняв их за священников, открывали проход и почти все просили благословения.

— Тяжело, оказывается, батюшкой быть, — усмехнулся Иван, когда они, наконец, вышли к берегу Москвы–реки, где постов больше не встречалось и можно было двигаться свободно, без задержки.

— А ты думал, — хохотнул Камчатка, — то тебе не кур щупать, тут башкой думать надо, с людьми толковать.

— Куда идем? — поинтересовался Иван. — Ты, помнится, говорил, мол, с нужными людьми познакомишь. Где те люди живут? Далеко ли до их дома?

— Да вон он, дом их, — Камчатка указал рукой в сторону реки.

— На другой стороне, что ли? — не понял Иван.

— Половина на той, а половина — на этой. Сейчас сам увидишь и поймешь, а то непонятливый какой.

Ванька лишь пожал плечами и молча последовал за ним, понимая, что теперь для него наступает новая жизнь, нисколечко не похожая на предыдущую. От этого на душе стало как–то радостно и тревожно, и возвращаться обратно в постылый филатьевский дом он сейчас бы не пожелал ни за какие посулы.

2

Вскоре они подошли к Каменному мосту, и Камчатка смело спустился к самой кромке воды и негромко свистнул. Откуда–то из–под моста тут же раздался ответный свист, и кто–то сонным голосом спросил:

— Кто пожаловал? Чего надо? Свой или чужой?

— То я, Петька Камчатка!

— А–а–а… Камчатка, тогда ходи сюда. А там кто еще с тобой?

— Товарищ мой, к нам просится.

— Ну, коль очень хочется, пущай заходит, — отвечал все тот же голос. Они забрались под мост, и в темноте Ванька различил более десятка спящих прямо на куче соломы мужиков, со спутанными волосами, кудлатыми бородами, в самой разной одежде. Отвечал им чернявый мужик со сломанным носом, заросший бородой до самых глаз. Иван успел заметить, что рядом с ним лежал прилаженный к длинной деревянной рукояти кистень с шипами, а из–за голенища сапога, как и у Камчатки, высовывалась наборная костяная ручка ножа.

— С чем пришли? — спросил тот, кивнув на узел, что Камчатка нес в руке. — С поживой или башкой вшивой?

— Есть маленько, — успокоил его Камчатка, — то дядя Шип будет, пояснил он Ивану, — старшой над своими людьми, атаман, значит. А это его работа, — Камчатка кинул Шипу в руки узел, — к нам за компанию просится, подтолкнул он Ваньку в спину. — Да ты не робей, расскажи о себе, чей будешь.

— А чо говорить? — шмыгнул носом Иван. — Из крепостных мы, при торговом человеке Филатьеве состоим… Вот его и обчистил…

— Ага, — Шип быстро развязал узел и бросил ворованную одежду на землю, — значит, обчистил хозяина и теперь при нем боле не состоишь. Так, что ли?

— Так, — промямлил Ванька, — коль поймает, то побьет али на цепь посадит.

— Поймать каждого можно, — небрежно перебирал одежду атаман, — а ты не давайся, чтоб тебя ловили. Вино пьешь?

— Маленько, — не поднимая головы, ответил настороженно Иван.

— То хорошо, что маленько, нам больше достанется, — захохотал тот. Так говорю, мужики?

Большинство людей из его шайки проснулись, таращились на вновь прибывших, зевали, почесывались, кашляли.

— Хорошо, когда не грешно, — приподнялся один из них, — а нам чего не принес, коль в товарищи напрашиваешься? Этак–то не годится, без вина к нам никак нельзя. Может, ты басурманин какой, не нашей веры? Вот татары, те вина не пьют, а ты, поди, не из татар?

— Русский я, — обиженно ответил Ванька. — Только нет вина у меня с собой.

— Вина нет, а может, денежка завалялась какая? — не унимался тот. Слышь, Шип, гони их отсель подале, коль денег на вино не дадут. А то всех принимать, то скоро и места под нашим мостом не останется.