Отрешенные люди
Шрифт:
— Тише ты! — замахал руками отец. — Услышат!
— А то у них башки на плечах нет. Угораздило же в этакую катавасию.
— Владыка их под монастырь подвел, — начал было пояснять Василий Павлович, но скосил глаза на вошедшую жену и мигом прикусил язык.
— Чего тут о владыке тайно говорите, — сурово спросила Варвара Григорьевна, — постыдились бы…
— А чего мне стыдиться? — мотнул головой Зубарев–старший. — Или не согласна со мной, что спалили свойников наших из–за церкви? Ну, скажи…
— И говорить нечего, — сердито глянула на мужа Варвара Григорьевна, не нашего то ума дело о промысле Божием
Иван почувствовал скрытую насмешку в словах матери, но не подал вида, а сдержанно ответил:
— Крестный все, как есть, порассказал мне, где руды серебряные и золотые искать, записал с его слов куда ехать, кого спрашивать.
— Ну–ну, слухай его бредни поболе, — убирая со стола, подзадоривала сына Варвара Григорьевна, — он в молодости бо–о–льшим брехуном был, а к старости, поди, в конец забрехался. Чего ж обратно вернулся? Чего на прииски те не поехал сразу? Неужто о жене молодой душа болит? Вы ведь, что ты, что отец твой, одна порода: только и рыскаете по свету, а дома пущай за вас бабы отдуваются.
— Не убежит жена, — заступился отец за Ивана, — теперича ей и бежать больно некуда.
— С чем приехал? — не унималась мать. — Вижу по тебе, что недолго дома пробудешь, опять куда намыливаешься…
— Денег надо с собой взять да до снега на прииски успеть.
— Каких таких денег? — уставился на Ивана отец. — Откуль им взяться, деньгам–то? Нет у меня свободных денег.
— Может, товаров каких дадите? — с надеждой в голосе осторожно спросил Иван. — Без денег мне никак нельзя…
— Товары все в Ирбит отправляю на днях. Надо бы заранее там место
занять, с ценами определиться, присмотреться ко всему. Нет у меня товаров нынче, сынок. Может, к весне чем разживусь.
Варвара Григорьевна пошла было из горницы, но, услышав последние слова мужа, остановилась.
— Сам что ли собрался в Ирбит гнать? — и, получив утвердительный ответ от Василия Павловича, понизила голос, кивнула на комнатку, куда удалились Карамышевы, — А их на меня оставляешь?
— Вот мы и хотим с Иваном решить это дело, а ты встряла тут. Иди, иди на кухню, мы уж как–нибудь сами управимся, без бабьих подсказок.
— Именно, "как–нибудь", — проворчала напоследок Варвара Григорьевна и, что–то выговаривая себе под нос, скрылась за занавеской.
— Скажи мне теперь, Иван, даешь ли согласие определить тестя своего с тещей в деревеньку? Твои ведь родичи, не мои, — негромко спросил Василий Петрович сына, перейдя почти на шепот.
— Общие они теперь родичи — и твои и мои, — в тон ему столь же тихо ответил Иван. — Да мне–то что… Пущай живут. А они сами согласны? Спрашивал их?
— А что им остается? Здесь, в нахребетниках оставаться? Поди, сами все видят и понимают. Нынче каждый лишний роток расхода требует.
— Значит, не дадите денег, — думая о чем–то своем, проговорил Иван, ладно, попробую у братьев подзанять. И Михаил, и Федор в должниках у меня.
— Айда–ка лучше спать ложиться, а то время позднее, — позевывая, предложил Зубарев–старший, крестясь на образа.
На другой день, как только рассвело, Иван Васильевич отправился к старшему Корнильеву и долго о чем–то с ним беседовал, потом заглянул и к Федору. Во время обеда отец поинтересовался:
—
— У них тоже нет, — сосредоточенно жуя, ответил Иван. — Но людей со мной отпустить обещались.
— Поди, опять Никанора да Тихона?
— Их, — кивнул Иван. — А откуда знаете?
— Как не знать, — хохотнул Василий Павлович, — со мной, когда тебя не было в городе, советовались, куда бы их определить. Разбаловались вконец, слухать хозяев перестали. Варнаки, одно слово.
— Мне и такие сгодятся, — не поднимая головы от тарелки, отозвался Иван.
— Гляди, гляди… А мы тут с Андреем Андреевичем перетолковали. Согласны они на жилье в деревеньку отправиться. Так говорю? — повернулся всем корпусом Василий Павлович к свояку.
— Истинно так, — торопливо согласился тот, — на старости лет можно и в деревеньке пожить, от муллы Измаила подале. А то мне уж передали, будто он грозился, что не даст житья в городе. Собрался в столицу ехать, императрице на меня и владыку жалиться, мол, не по закону церкву срубили на их земле.
— Пущай едет, — засмеялся Зубарев–старший, — ждут его там.
… В дорогу со двора Зубаревых собрался большой обоз. В переднем рыдване ехали Карамышевы со всеми пожитками, к ним же сел и Василий Павлович. Затем следовал Иван в легкой рессорной коляске с кожаным верхом, а на козлах сидели Никанор Семуха и Тихон Злыга, которые с радостью согласились на поездку, устав выслушивать понукания со стороны хозяина, тоже с превеликим удовольствием поспешившего отделаться от них. К коляске были привязаны две сменные лошади, а в задке ее упакованы верховые седла, припасенные на всякий случай. И замыкали обоз шесть телег с товарами, что Василий Павлович отправлял на ярмарку. До Тюмени добрались за двое с небольшим суток, и тут встал вопрос, кто поедет в деревню Помигалову вместе с Карамышевыми, поскольку одни те ехать наотрез отказывались. Да и сами Зубаревы пока в глаза не видели вновь приобретенную деревеньку. После недолгих переговоров решили, что в Помигалову поедет все же Василий Павлович, а Иван дождется его в Тюмени, у своего крестного, полковника Угрюмова. Как только рыдван с Карамышевыми и Зубаревым–старшим скрылся из вида, то Тихон Злыга как бы невзначай спросил Ивана Васильевича:
— И сколь нам тут сидеть придется?
— Дня четыре, а то и всю неделю. Как там у отца дело пойдет.
— За неделю мы, поди, уже на месте были бы, — хмыкнул Злыга.
— Не резон нам его дожидаться, — поддержал его и Никанор Семуха.
— Чего ж вы предлагаете, — спросил их Иван, хотя и сам давно догадался, на что они его подговаривают. — Обоз без присмотра никак нельзя оставлять.
— А мы его с собой возьмем, — сверкнул глазами Тихон. — По пути и продадим товары, а бате денежки вернешь. Он тебе только спасибо скажет.
Иван долго не отвечал, пытаясь представить, как поступит отец, когда узнает, что он захватил обоз с собой к башкирам. Может, следом кинется, а может, и рукой махнет. Решил посоветоваться с крестным, и если тот возьмет на себя переговоры с отцом, который уважал полковника, всегда соглашался с ним, то можно было и рискнуть.
Угрюмова разыскали на воеводском дворе, где он беседовал с двумя пожилыми, как и он, казаками. Выслушав крестника, тот повернулся к сидевшим на бревнышке казакам, хохотнул: