Отрешенные люди
Шрифт:
– Ну, мы тогда позволим себе покинуть вас, - встал с кресла Чернышев.
– Да, конечно. Прошу меня простить, но мне что-то нынче не здоровится. Приглашаю вас навещать меня, может, времена изменятся к лучшему.
Уже на обратном пути они обменялись впечатлениями от увиденного, и Чернышев спросил Гаврилу Андреевича:
– Теперь вы сами смогли убедиться, сколь нездорова обстановка при малом дворе.
– Мне приходилось слышать о том и ранее, но подобного я и предположить не мог. Однако императрица наверняка в курсе дел.
– У императрицы есть еще Шуваловы, которые первыми докладывают ей обо всем и стремятся всячески очернить наследника.
– Зачем это им нужно?
– А сами-то как думаете?
– Неужели надеются, что государыня лишит его права престолонаследия?
– Всякое может быть, - неопределенно отозвался Чернышев, - не забывайте, в какое смутное время живем.
– Мне бы хотелось побывать при малом дворе еще раз. Насколько понимаю, цели нашего визита мы не достигли.
– Да, неудачно все вышло. Но если будете иметь встречу с канцлером, то, думается, вы в общих чертах дадите ему понять о нездоровой обстановке при малом дворе.
– Разве он сам не знает об этом?
– Наверняка, знает. Но медлит, как и многие, выжидает. А по Шуваловым надо бы именно сейчас ударить, свалить их. Так и передайте их сиятельству, что время не терпит. ...
Несколько дней затем у Кураева не выходила из головы последняя фраза Чернышева, и он расхаживал по комнате, меряя ее шагами, не зная, как поступить. Обращаться к канцлеру с предложением помочь в чем-то великому князю было просто нелепо. Кто он такой, чтоб обращаться к графу Бестужеву-Рюмину с чем-то подобным? Не будучи посвященным во все дела и помыслы канцлера, трудно предположить, чем может закончиться их разговор. Граф не из тех людей, которые ждут чьих-то советов. Нет, тут надо ждать случая и, если он представится, начать разговор.
И случай неожиданно выпал. Но совсем не с той стороны, с какой ожидал Гаврила Андреевич...
5
Ранним утром лакей разбудил Кураева со словами, что к нему в дом явился некий господин подозрительного вида, себя назвать не желает, а требует немедленно хозяина. Удивленный Гаврила Андреевич в халате вышел в прихожую, где увидел заиндевелого с мороза мужика в огромном тулупе и бараньей шапке на голове. У его ног лежал грязный, замызганный мешок, а сам ранний посетитель широко улыбался и издали еще закричал:
– А вот и я, ваше благородие! Не признаете?
– Извольте назваться, - позевывая, ответил тот, пытаясь понять, кого принесла нелегкая с утра пораньше. На приказчика или купца он не походил, на нищего тоже. Во всей фигуре вошедшего чувствовались задор и сила, и не было никакой почтительности, свойственной обычно людям его положения.
– Да вы сами припомните меня, ваше благородие. Ну? Не вспомнили? В Тобольске мы встретились, вы меня тогда еще в острог упекли. А потом в Москве защитили, ночевать оставили и велели, коль окажусь в Петербурге, то непременно к вам наведаться. Зубарев я, Иван. Узнали?
– Вы хоть бы предупредили как-то,- сухо отозвался Кураев, - проводите его в гостиную, - приказал он слуге, - а я оденусь пока.
Иван Зубарев сидел в гостиной на краешке стула, розовощекий, раскрасневшийся с мороза, и блаженно улыбался, оглядываясь по сторонам. Когда Гаврила Андреевич, уже умывшись, одетый вошел в комнату, Иван порывисто кинулся к нему, сгреб в объятия и принялся хлопать могучей ладонью по спине, потряхивать что есть силы. Стоило больших усилий вырваться от него.
– Ты силы-то прибереги, пригодятся еще, - недовольно морщась, посоветовал ему Кураев, переходя на "ты", - и не вздумай с кем-то вот так обниматься, это, знаешь ли, дурным тоном считается.
– Да мне что с того? Не собираюсь ни с кем более обниматься, тем паче, что и нет ни одного знакомца у меня в столице, кроме вас.
– Может, оно и к лучшему, - Гаврила Андреевич позвонил в колокольчик и приказал лакею подать кофе.
– Значит, здесь вы и живете?
– простодушно спросил Зубарев, оглядывая гостиную.
– Богато будет, не то что у нас в Сибири. Наверное, больших денег стоит дом такой содержать?
– Да уж, немалых, - поморщился Кураев; он не любил обсуждать свое финансовое положение и расходы с кем бы то ни было, а уж тем более не собирался делать этого с купеческим сыном, свалившемся, как снег на голову.
– Скажи лучше, с чем прибыл в столицу. Верно, не только затем, чтоб поинтересоваться, во сколько мне обходится содержание дома?
– Что вы! И в мыслях не было, - Иван быстро понял, что затронул больную струнку поручика и моментально перевел разговор на другую тему.
– Нашел я-таки серебро!
– и полез в карман, вытащил из него завернутый в тряпицу серебряный слиток, положил его на стол перед Гаврилой Андреевичем, - вот, глядите.
– Не может быть, - впервые улыбнулся поручик, - а я уж думал, что ты из тех людей, которых зовут вечными неудачниками, - взяв слиток в руку, покачал головой, прикинул вес на ладони, повертел и положил обратно на стол. Поздравляю.
– Рано пока поздравлять,- отозвался Зубарев,- мне теперь разрешение получить надо на строительство плавильного завода.
– Помнится, мы с Иваном Симоновичем Гендриковым помогли тебе в получении некой бумаги в московском Сенате. Разве не так? Что еще за бумага вдруг потребовалась?
– То совсем другое дело. Первая, она и сейчас при мне, дана на поиск руд в башкирских землях, а теперь, коль найдена мной руда серебряная, то надобно разрешение получить на постройку завода.
– Поди, и ссуда потребуется на строительство?
– То само собой. Мне уже знающие люди объяснили, что денег под залог просить в столице надо.
– Нет, Иван, ты неисправим, - покачал головой Кураев, принимая от слуги чашечку с дымящимся, свежезаваренным кофе.
– Угощайся, надеюсь, кофе у вас в Сибири пьют?
– Пьют, пьют, - улыбнулся Зубарев, беря в ладони крошечную чашечку дорогого фарфора, которая почти скрылась в его пятерне.
– Вы нас совсем, что ли, за темных людей считаете? Братья мои двоюродные, - да я рассказывал вам про них, Корнильевы купцы, - торговлю чаем ведут через Кяхту. А кофе редко к нам завозят, да и дороговато оно для нашего брата.