Отрочество
Шрифт:
— Сперва идиш, — продолжил я, потихонечку выстраивая план, — потому как уже! Язык знаю, осталось только грамоту подтянуть, а это несложно. Не так штобы и сильно нужно, но… Кошусь на Фиру, и та зарумянивается. Мишка хмыкает этак непонятно, што и не вдруг поймёшь, чего в его хмыканье больше — одобрения, или совсем даже наоборот.
— Греческий потом! — загибаю палец, — Коста небось только рад будет! И Мавроматис. Это сложнее, но мал-мала знаю, пусть и с одного слова на десятое. Всё не с ноля!
А ещё… — шевелю пальцами, —
— Эт-то зачем? — пучит глаза Пономарёнок, — бабское же… Аа! Пальцы разрабатывать?
— Агась! Я б лучше с гитарой, ну и в слесарке, но… — поднимаю руки, показывая забинтованные пальцы, — пожалуй, што и рановато!
— Шалом честной компании! — вторгся к нам Семэн Васильевич, легко забежав наверх и сымая шляпу.
— Шалом.
— Здравствуйте, — Мишка упорно не принимает местного наречия, хотя иногда и срывается за нами, отчево его ажно морщит.
— Михаилу почти архангелу мой отдельный привет! — отсалютовал ему мужчина двумя пальцами к виску, плюхаясь на свободный стул.
— Архангелу?
— Не рассказывал? Эх… — Семэн Васильевич усмешливо поглядел на заалевшего брата, — Зря! Сценка-то почти библейская вышла! Практически изгнание. Пусть даже не из Эдема, но если сравнивать этот милый дворик с больницей для скорбных разумом, то вполне себе и да! И костыль заместо меча. Вот и получил интересное прозвание в некоторых широко известных узких кругах.
Я взглядом пообещал Мишке подразнить его новым прозвищем, на што тот только вздохнул и закатил глаза к небу.
— Есть новости, — деловито сообщил Семэн Васильевич, — и немножечко даже хорошие!
— Первая! — он загнул палец, — Говорят, шо грешно радоваться чужим бедам, но я таки говорю — око за око! Жандарм в рясе, от которого вы зубами скрипели, ныне в больнице. Холера! Жив, и скорее да, чем ой, но всё вполне серьёзно, вплоть до длинной поправки здоровья, переводом куда-нибудь неблизко.
— Второе! — загнулся ещё один палец, — Владимир Алексеевич со своей стороны, и ваш покорный слуга…
Соскок со стула и дурашливо-великосветский поклон.
… — приложили немножечко усилий, и ваше прикрепление к церкви растаяло в лучах утреннего солнца! Это таки не значит, шо свобода и вольные казаки, и я таки надеюсь, ви мине понимаете, а не как все обычно?
Мы закивали.
— Буду надеяться на верить, — вздохнул он, — ходить всё равно придётся, просто можно будет выбрать самому, и выбрать штоб вот так!
На закрытые глаза печными заслонками опустились крепкие ладони.
— Через умеренное пожертвование!
— Дядя Фима звал в гости, — выдал я осторожно, — всех!
— Почему бы и не да? — пожал плечами Семэн Васильевич, улыбаясь золотозубо.
— Царьград! — выдохнул Санька, сорвавшись с места, — Я должен непременно…
— Ша! — остановил его Семэн Васильевич, — Должен, но немножечко
«— Турция» — отозвалось подсознание, — «отдых по системе всё включено!»
Двадцатая глава
Время тянулось тягучей патокой, как в далеком детстве. Достаю иногда часы, гляжу на секундную стрелку… тик-так! Всё так, всё в порядке, как и должно быть. Часы в карман, и снова тянется время.
Обдумал с десяток мыслей, пару раз поменял позицию на стуле, вытащил часы из кармана… Минуты не прошло.
Умом понимаю, што это чистый субъективизм, и замедлившееся время всего-то результат болезни. Не время замедлилось, а каждое событие — вновь, как в детстве, стало значимым, вызывает мощнейший эмоциональный отклик.
Пролетел толстый шмель, важно неся толстое брюшко. Мелькнул стриж в небесной синеве. Прополз по стене мураш, таща на спинке дохлого жучка. Всё важно!
Пройдёт. Потускнеют, а потом и уйдут в глубину воспоминания о той боли, о каждом глотке воздуха, дающегося с мучительным трудом, мышечных спазмах, от которых выкручивает всё тело.
Эмоции перестанут скакать весёлым горным потоком по камням, войдя в привычное русло, ну а пока — так. Странно.
Не могу даже сказать, хорошо это или плохо. Скорее да, чем нет, потому как здорово, когда всё — в радость. Каждый шаг, каждый глоток воды как в первый раз.
Но немножечко и нет, потому как ждать ой как тяжко! Два-три дня ожидания месяцем кажутся, ажно душенька свербит от нетерпения. С Туретчиной хотя бы!
Я ж как думал? В лодку к дяде Хаиму, ручкой берегу одесскому помахаем, да и навстречу приключениям. Ан нет! Официально всё решили — через путешествие, а не контрабанду.
Оно понятно, што незачем плодить себе лишние проблемы через непослушание властям, особенно когда они по факту не нужны, но… время! Тянется…
Владимир Алексеевич своё согласие как опекун, да Мишкины родные, да мастер. Сложно! Письменное согласие, заверение у нотариуса, телеграммы. Соображать пока толком не могу, поэтому очень поверхностно вникнул, а не как положено.
Непросто всё. Настолько непросто, што поездку нашу всерьёз думали оформить как паломническую. Только то и остановило, шо жиды в нашей компании как-то не шибко с православным духом сочетаются.
Да и останавливаться тогда пришлось бы не у дяди Фимы в еврейском квартале, а в какой-нибудь шибко православной обители со всеми втекающими и вытекающими, а оно не мне с Санькой, ни тем паче староверистому Мишке, ни в дугу. Не говоря уже о тёте Песе с Фирой. Благополучно всё порешалось, но немножечко затягивается из-за чиновника Священного Синода, решившего растопыриться начальственным бугорком на нашем пути. На взятку напрашивается, падла такая. А дядя Гиляй закусился принципиально, но тут бы и я на принцип пошёл.