Отряд (Аш - Тайная история - 2)
Шрифт:
Она проснулась в слезах позапрошлой ночью; плакала беззвучно, так что не потревожила ни Рикарда, ни пажей. Проснулась, и выбросила из головы: во время кампаний с каждым бывает.
Аш споткнулась, уронила руки, открыв лицо, увидела на мгновение яркое утро, выходящих из собора стражников герцогского эскорта, большую закрытую карету герцогини; и снова ушла в слух.
– Они еще здесь?
– настаивала Аш.
– Дикие Машины? Годфри, они еще здесь?
– Я ничего не слышу. Но я не слышал и их ухода, детка. Я не слышал их смерти.
– Мы бы ведь знали, если б они умерли? Или... были повреждены?
Аш вдруг очнулась, открыла лицо. Глаза заслезились от белизны дворцовых стен. Ансельм с Анжелотти все еще поддерживали ее под руки. Аш спотыкалась на ходу. Следом шли пажи, ведя в поводу коней. Ясное небо принесло с собой холод.
"Нет. Откуда я знаю? Откуда мне знать? Зараза, это было бы слишком просто..."
– Я слышу только их молчание.
Толпа расходилась с похорон, растекалась по улицам. Аш не замечала ни прохожих, ни суеверного перешептывания своих стрелков, глядевших, как их командир беседует с голосами - только не с теми, отметила Аш, о которых они привыкли думать. Святой Годфри, надо же! Она не замечала ничего, отдавая все силы поддержанию зыбкой связи. Ансельм с Анжелотти почти на руках внесли ее во дворец.
– Они таки попытались совершить свое чудо. Я почувствовала, когда умер герцог. Они пытались зацепить Фарис. Меня они и не трогали, и все равно я почувствовала!
– смутно ощутив под ногами ступени, она начала механически переставлять ноги.
– И я слышала их... гнев... когда охота закончилась. Если они не повреждены, не уничтожены - проклятье, насколько я понимаю, они только и ждут смерти герцогини!
– Герцогини?
В голосе прозвучало очень человеческое изумление: Годфри оживал.
– Маргарита Йоркская теперь герцогиня?
– Эта-то? Нет. Черт подери, она даже не удосужилась явиться на похороны собственного мужа!
Аш сама почувствовала, сколько яда в ее голосе. О наголенники стукнула пододвинутая табуретка. Она села, не задумываясь, что делает.
– Я-то надеялась, что она объявится. В сопровождении десятка тысяч солдат, которые могли бы, от нечего делать, избавить нас от осады! Нет, вдовушка Маргарита все еще торчит где-то на севере. Герцогиня теперь Флориан.
– Флориан!
Словно совсем рядом прозвучал знакомый раздраженный смешок.
– Годфри, ты после окончания охоты хоть раз слышал Фарис?.. Она не больна? В своем уме?
– Жива, и осталась такой же, как прежде, - тень прежней насмешливости, словно Годфри Максимилиан постепенно забывает, что значит смеяться.
– Она не станет больше говорить с каменным големом.
– А с Дикими Машинами она не пыталась говорить?
– Нет. Все Великие Дьяволы молчат... я был поражен, оглушен, нем... Долго ли?
Аш заметила, что сидит в палатах, с высокими потолками и увешанными гобеленами стенами, бургундцы громко спорят, а женщина, похожая на Флориан, кажется,
– Двое суток? Может, часом или двумя меньше.
– Не знаю, что может означать их молчание.
Голос смолк внезапно, словно обессилев. Но Аш все еще ощущала присутствие святого Годфри в священных глубинах души.
– Если бы заставить их услышать меня... Дикие Машины... нет, дерьмо, прежде надо все обдумать!
Она моргнула мокрыми глазами, взглянула в окно. Судя по открывшемуся виду, они находились в башне Филипа Доброго, а бурная ссора бургундских придворных с военными заполняла комнату шумом голосов.
Утро в том же здании, если не в той же комнате, где она в последний раз видела Карла Бургундского. Здесь, в нижнем этаже, в конце зала виднелся такой же высокий сводчатый камин, и в нем яростно пылал огонь, разгоняя утренний холод. Те же светлые плитки пола и беленые стены под коврами. Но на том месте, где в верхней комнате стояла кровать, на возвышении установлен дубовый трон.
Она вдруг сжалась от боли, которой не ощущала всю эту долгую ночь, занятую молитвами.
"Дерьмо, вот и еще один покойник! Проклятый Карфаген!"
Гнев прояснил мысли, вывел из холодной пустоты, царившей в мозгу. "Не дело так отвлекаться!" Тепло огня добралось до тела, Аш снова почувствовала на себе шелковый камзол и шерстяные рейтузы, просохшие за ночь, увидела густые потеки ржавчины на блестящих латах, и только теперь поняла, как затекло и болит все тело.
– Ты в порядке?
– спросил Роберт Ансельм, склоняясь над ней.
– Все та же песня. Жить буду. Где Флориан?
– она ухватилась за его стальной локоть и подтянулась, поднимаясь на ноги. Комната покачнулась. Дерьмо!
– Поесть, - Ансельм вышел.
Яркий, блестящий холодный свет слепил усталые глаза. Аш выглянула из окна башни Филипа Доброго. За силуэтом башни, занятой отрядом Льва рассвет осветил по оси увязшие в грязи фургоны с железными стенами, прикрывавшие метатели греческого огня, нацеленные на северо-западные ворота.
– Поешь вот.
– рука Ансельма втиснула ей в ладонь черствую горбушку. От запаха черного хлеба рот мгновенно наполнился слюной, и в животе забурчало. Она вонзила зубы в корку и промямлила с набитым ртом:
– Спасибо.
– Самой-то ни хрена не догадаться!
– он ухмыльнулся.
– Слыхала, что за базар! Погоди, сейчас я с ними разберусь.
Он отошел, направляясь к шумной кучке придворных. Резкий женский голос заставил Аш обернуться:
– Сначала petit conseil*. [Малый совет.] Мессиры Ла Марш и Тернан, епископ Жан, капитан Аш. Остальные потом. Всем остальным выйти!
Флориан точь-в-точь таким тоном отчитывала какого-нибудь дьяка, запоздавшего подать бинты и кишки для швов. Высокая женщина в черном платье, держась очень прямо, прошла через комнату от длинного стола. Перед ней расступались, склоняя головы.