Оттепель не наступит
Шрифт:
– Нет, у него сегодня важное исследование. Сказал, что задержится допоздна
От сердца отлегло, и змеи из живота исчезли. В лицо ударило приятным теплом, а запах еды заставил желудок заурчать.
– Ты должна была подождать и готовить вместе со мной, – заметила я.
– Знаю. Только папе не говори. Я хотела, чтобы мы провели больше времени вдвоём и не тратили его на готовку.
Укол совести не заставил себя ждать, и я ничего не ответила. Быть вторым отцом для Агаты мне не хотелось. Поэтому позволить невинную шалость в виде самостоятельной готовки
Последний раз я была в этой прихожей, кажется, года три назад. Как всегда, мамин книжный стеллаж стоял справа, слишком близко к входной двери на мой вкус. Рука сама потянулась к деревянным полкам и, будто не по моей воле, скользнула по аккуратным рядам старинных книг. Бесценный антиквариат. Бумажной литературы не издавали уже более семидесяти лет. И сохранившиеся экземпляры были несметным богатством.
Из всех книг выделялся красный потёртый томик. Я нежно улыбнулась и аккуратно выудила дряхлую книгу из стройного ряда разнообразной литературы.
Агата подхватила мою улыбку и сказала:
– «Легенды Древнего Рима».
Я кивнула и нежно погладила растрепавшийся корешок книги. Аккуратно, будто бумага могла рассыпаться, стала перебирать страницы. Один из листиков был загнут в уголке. Сердце ёкнуло. «Легенда о Юноне». В детстве она была моей любимой. Ещё бы.
– Если хочешь, забирай книгу с собой, – сказала сестра, небрежно указав рукой на томик.
– Нет, – решительно ответила я, захлопнула «Легенды» и поставила обратно. – Во-первых, это папино. Во-вторых…– я запнулась на полуслове, думая, надо ли озвучивать мысль, возникшую у меня в голове.
Агата демонстративно прищурилась и процедила:
– Договаривай.
Секунду промешкавшись, закончила:
– Ты помнишь легенду о Юноне?
Сестра кивнула, а я пожала плечами и небрежно бросила:
– Тогда ты должна меня понять. С чего вдруг маме вздумалось называть меня именем женщины, вышедшей замуж за родного брата, мне не понять.
Агата горячо возразила:
– Юнона – это не просто женщина! Римляне ведь считали её богиней!
– Ага, покровительницей семьи и материнства, – скривилась я и нарочито театрально сказала: – То ли дело Агата!
Сестра толкнула меня в плечо и обиженно сказала:
– Не дразнись! Мне твоё имя всегда больше нравилось. Мне богини не досталось!
Я усмехнулась, приятельски обняла сестру и от души чмокнула в щёку.
– Поверь, Агги, ничего у меня за душой и нет, кроме божественного имени.
И мы пошли по узкому коридору в столовую. На стенах повсюду висели старые фотографии, тоже принадлежавшие маме. Я остановилась у одной и стала рассматривать. Со снимка на меня глядел молодой темноволосый мужчина с золотисто-карими глазами, как у Агаты, и улыбкой до ушей. На его плечах сидела маленькая девчушка с длинными чёрными косичками, крепко держалась за лоб мужчины и хохотала.
Не помню, когда видела такую искреннюю улыбку у папы в последний раз
Совсем рядом висела другая по настроению фотография. Женщина, до талии которой доставала длинная русая коса, нежно глядела на меня бездонно синими глазами. Нам с сестрой, к сожалению, не достался этот цвет. И папа иногда на это сетовал.
Агата меня не торопила.
– Пока накрою стол, – тихо пробормотала она, словно боялась спугнуть.
Я, не отрывая взгляда от снимков, кивнула. Чуть выше, ближе к кухонной двери, прямо напротив входа в гостиную, висела самая миниатюрная фотография коллекции. И, кажется, последний снимок в нашей семье. Та же маленькая девочка, хохотавшая на папиных плечах, теперь не улыбалась совсем. На её руках лежал свёрточек. Лица не разобрать. Зато видно, как старшей девочке тяжело держать сестру. А ещё черноволосая малышка теперь без косичек. Заплетать некому.
Я опустила взгляд и зажмурилась, пытаясь отогнать нахлынувшие воспоминания. Это никогда до добра не доводило. Но было поздно. Мозг умолял заглянуть в каждый уголок дома. И я повиновалась.
До конца по коридору и направо. Белая потёртая дверь. Я аккуратно толкнула её, и оказалась в комнате, которая осталась в том же виде, какой она мне и запомнилась. Здесь жили мы с Агги. Напротив двери – огромное окно с сине-красным витражным стеклом. В редкие дни, когда заглядывало солнышко, наша комната превращалась в калейдоскоп. У стен напротив друг друга, как и раньше, стояли две кровати. Удивительно, что Агата не убрала мою. В углу – давно потухший камин. С дымоходом сто лет было что-то не в порядке, поэтому последний раз тут трещал огонь много лет назад.
Единственное, что изменилось – уголок Агаты. На маленьком письменном столике появились интерактивные постеры дурацких попсовых групп. А над кроватью мягким разноцветным свечением отливал портрет смазливого актёра.
Я усмехнулась. Девочка выросла.
От присутствия в родном доме у нормальных людей по телу разливается чувство тепла и уюта. У меня же всё было ровным счётом наоборот. Это обман, ненастоящее. Нельзя поддаваться лжи.
– Агги, прости, я пойду, – вырвалось у меня.
И я вдруг поняла, что до сих пор не сняла верхней одежды, а шапку сжимаю так, будто её украдут.
Сестра не отозвалась. Я прикусила губу и почувствовала, как острая вина стала колоть в груди. Тихо, почти на цыпочках, дошла до кухни и повторила:
– Прости.
Она стояла спиной у кухонного уголка.
– Папа мне сразу сказал, что ты сбежишь. Я не поверила. Мы даже поспорили.
Под рёбрами больно защемило.
– Агата, послушай…
– Не стоит, – холодно перебила меня сестра.
Она резко обернулась, отчего её кудри смешно подпрыгнули. Однако мне было не до смеха.
– Я понимаю тебя. Злишься на папу. Есть за что. Но ты пообещала, – её голос дрогнул. – Куда ты пойдешь? К своим друзьям?
Я нервно усмехнулась и возразила:
– Ты всё неправильно поняла.
– Правда? – настаивала сестра. – А, по-моему, всё правильно. Ты опять убегаешь. Опять меня бросаешь.
На последней фразе чувство вины поглотило меня целиком.
– Агги, я…– нервно бормотала, пытаясь найти себе хоть какие-то оправдания.