Ответ
Шрифт:
— Почем я знаю, — буркнул профессор. — А я забыл запереть за собою дверь лаборатории. Был, на счастье, один, адъюнкта своего отправил домой еще в полночь. И тут — она. «Не оставляй меня!» Глаза заплаканные, опустилась передо мной на колени. Так и упала. Но пусть только осмелится еще раз явиться мне на глаза, — тогда уж да смилуется над нею бог!
— Нет ли у тебя жара, Зенон? — дрожа всем телом, спросила Анджела. — Ложись-ка поскорее. — У меня нет жара… а вот «симфонии» у тебя не найдется? Если не противно, зайди ко мне, посиди, пока не засну.
Он
Час спустя оба хунгариста, мертвецки пьяные, храпели, уронив головы на стол. Профессор некоторое время созерцал их, затем подозвал обер-кельнера, приказал не будить, пока не проснутся сами, заплатил по счету, включив туда и два обеда, поджидавшие храпунов у конечной станции их сна, и, посвистывая, направился к выходу. Однако от дверей вдруг вернулся к вешалке, снял зеленые кепи и, смяв, сунул в карман.
Перед лабораторией беседовали три студента, быстро ретировавшиеся при его приближении. Профессор вошел. Старый лаборант с большими усами, опустившись на колени, крошил на полу лед, за одним из задних столов студент нюхал колбу Эрленмейера, адъюнкт профессора, доктор Левенте Шайка, в белом халате и с мягкой черной шляпой на голове — которая зимой и летом с одинаковой преданностью прилегала к черепу своего хозяина, — углубился в расчеты. Профессор, поздоровавшись, прошел в свой кабинет.
Едва он надел белый халат и, наклонясь над диваном, всмотрелся в коричневое, напоминавшее куст пятно, оставленное на блекло-зеленой ткани окровавленным телом потерявшей сознание Эстер, адъюнкт уже постучался к нему. Профессор медленно выпрямился, стал к дивану спиной.
— Ну-с?
— Ничего.
— Ничего?
— Абсолютно ничего, — подтвердил доктор Шайка.
Профессор выругался. — Пришлите мне Кунктатора.
— Господин ассистент еще не приходил.
Профессор выругался еще раз. — Половина десятого. Стоит ему с вечера прижать разок свою жену, и на другой день до полудня в себя не придет. У него-то как, шла реакция?
Адъюнкт пожал плечами.
— И здесь ничего?
— Я ушел в восемь вечера, до тех пор, насколько мне известно, ничего…
— Что сейчас делаете?
— Я?
— Не английский же король, черт вас подери!
— Я думал, вы про господина ассистента спрашиваете, — возразил адъюнкт, рывком поплотнее надвинув на лоб свою черную шляпу, словно перед надвигающимся шквалом. В профессорской погода вообще менялась быстро, и никогда нельзя было знать, где та шальная щель, из которой буря дурного настроения профессора нежданно-негаданно вдруг ударит в лицо. Но адъюнкт был родом из Кестхея и привык на своем Балатоне к капризам погоды, — он и за сотню недоступных ветрам уголков не отдал бы обуреваемого ураганными вихрями рабочего места рядом с любимым профессором.
— Ну-с, я слушаю! — нетерпеливо воскликнул профессор.
— Утром очищал динитрофенолэфир…
—
— Он еще не очищен.
— Что вы делали с восьми часов? — проворчал профессор. — Сейчас половина десятого. Что вы делали с восьми утра?
— Я очистил его дважды, — объяснил адъюнкт, — но оказалось мало, пришлось повторить еще раз. Однако у нас есть ортокрезилэфир…
— Принесите!
Он подождал, пока за адъюнктом закрылась дверь, и, повернувшись, опять уставился на кровавое пятно на диване. Секунду спустя в дверь постучали. — Это вы, Шайка? — спросил он.
— Я, господин профессор.
— Вам известно, что произошло здесь позавчера ночью?
— Позавчера?.. Третьего дня, господин профессор!
Профессор все смотрел на пятно. — Сегодня среда.
— Четверг, господин профессор…
— Выходит, я проспал два дня, — проговорил профессор задумчиво. Вдруг нижняя ступенька его лба запылала гневом. — Черт бы вас всех побрал, да что же вы делали здесь эти два дня, если даже с динитрофенолом не кончили! Тоже спать изволили?
Адъюнкт, натянув на глаза шляпу, молчал.
— Словом, знаете, что произошло? — спросил профессор после паузы.
— Знаю.
— Другие тоже?
— Все знают.
— Вот и отлично, — кивнул профессор. — Значит, мне не придется выступать с сообщением в актовом зале!
Доктор Шайка глотнул. — Не сочтите за бестактность, господин профессор, но мне вас очень жалко.
— Галиматья, чушь, — буркнул профессор, — меня жалеть нечего!-Покажите ваше варево!
В стоявшей на столе колбе поблескивала светло-желтая, почти бесцветная жидкость. Профессор внимательно посмотрел, понюхал. — Велите приготовить охладительную смесь, да получше! — сказал он. — И диазотируйте мне парахлоранилин. Когда будет готово, принесете. До тех пор никого не впускайте.
— Вас уже спрашивали.
— Кто?
— Барон Грюнер, президент объединения промышленников. Он звонил вам на квартиру, и ему сказали, что вы уже вышли. Просил принять его в одиннадцать.
— Не приму. Предупредите по телефону, чтоб не трудился приходить.
— Там дожидается еще один господин, из министерства просвещения.
— Принять не смогу.
— Он просил меня сказать вам, господин профессор, что займет не более пяти минут.
— Послушайте, вы что, оглохли? — закричал профессор. — Сколько раз я должен повторять — никого? Да пусть хоть сам всевышний, сам Иегова сунет сюда бородатую свою физиономию — не принимать! Или я для всех на свете портянка поганая, которую треплет всяк, кому не лень, кого одолел зуд словесный?!
Едва он сел за стол и придвинул свои записи, снова постучали. В проеме двери показалось нерешительное лицо доктора Шандора Варги, его ассистента. — Это вы, Кунктатор? — обернувшись, спросил профессор и, прищурив глаза, как будто не узнавая, долго вглядывался в очкастую физиономию молодого человека. — Ничего?
— Ничего.
— Так. Пошлите вы к черту фенолы и перейдите к нафтолам.
Доктор Варга по-прежнему стоял в дверях. — Что вам еще угодно? — спросил профессор.
— Правильно ли будет, господин профессор, если я на полпути…