Ожерелье королевы
Шрифт:
— Мадам, — сказал он, — мы явились вовсе не для того, чтобы предлагать товары вашему величеству: мы опасались быть неделикатными.
— О, — воскликнула королева, уже раскаиваясь, что проявила слишком большое мужество, — ведь посмотреть на драгоценности еще не значит купить их.
— Конечно, ваше величество, — отвечал Бёмер, стараясь уловить ее мысль. — Но мы явились сюда исполнить долг, и это придало нам смелости.
— Долг… — повторила с удивлением королева.
— Речь идет опять о том прекрасном бриллиантовом ожерелье, которое ваше величество не удостоили взять.
— А, об ожерелье… Опять мы к нему возвращаемся! — воскликнула со смехом королева.
Но Бёмер остался серьезным.
— Оно действительно великолепно, господин Бёмер, — продолжала королева.
— Настолько великолепно, — робко заметил Боссанж, — что только ваше величество достойны носить его.
— Меня утешает одно, — сказала Мария Антуанетта с легким вздохом, не укрывшимся от г-жи де Ламотт, — что оно стоило… полтора миллиона, не правда ли, господин Бёмер?
— Да, ваше величество.
— И что в наше прекрасное время, — продолжала королева, — когда сердца народов охладели, как и Божье солнце, нет ни одного государя, который мог бы купить бриллиантовое ожерелье ценой в полтора миллиона ливров.
— Полтора миллиона ливров! — как верное эхо повторила г-жа де Ламотт.
— Поэтому, господа, того, что я не могла и не должна была купить, не получит никто… Вы мне ответите, что все камни его в отдельности очень хороши. Это правда; но я не стану завидовать никому из-за двух-трех бриллиантов, я могла бы позавидовать из-за шестидесяти.
Королева потирала руки с некоторым удовольствием, к которому примешивалось желание немного подразнить господ Бёмера и Боссанжа.
— Именно в этом ваше величество заблуждается, — сказал Бёмер, — и нас привел сюда долг, обязывающий сообщить вашему величеству, что ожерелье продано.
— Продано! — воскликнула, оборачиваясь, королева.
— Продано! — повторила г-жа де Ламотт, которой быстрое движение ее покровительницы внушило некоторое сомнение в искренности самоотречения королевы.
— Кому же? — спросила королева.
— Ваше величество, это государственная тайна.
— Государственная тайна? Ну, нам остается только посмеяться над ней, — весело воскликнула Мария Антуанетта. — Часто то, о чем не говорят, — это то, о чем нечего сказать, не правда, Бёмер?
— Ваше величество…
— О, государственными тайнами нас не удивишь. Берегитесь, Бёмер, если вы не поведаете мне своей тайны, то я заставлю какого-нибудь агента господина де Крона похитить ее у вас.
И она принялась смеяться от души, откровенно выразив свое мнение относительно мнимой тайны, не позволяющей Бёмеру и Боссанжу открыть имя покупателей ожерелья.
— С вашим величеством, — важно сказал Бёмер, — мы не смеем поступать как с обыкновенными клиентами. Мы явились сказать вашему величеству, что ожерелье продано, потому что оно действительно продано; и мы принуждены утаить имя покупателя, потому что покупка в самом деле совершена секретно при посредстве прибывшего инкогнито посла.
Услышав слово «посол», королева снова разразилась смехом.
— Восхитительнее всего в Бёмере то, — сказала она, повернувшись к г-же де Ламотт, — что он сам способен поверить тому, что сейчас сказал мне. Ну, Бёмер, назовите мне хотя бы страну, откуда явился этот посол? Нет, это уж слишком, — смеясь, продолжала она, — скажите мне первую букву ее названия, больше мне ничего не надо.
И она продолжала неудержимо хохотать.
— Это господин посол Португалии, — сказал Бёмер, понизив голос словно для того, чтобы спасти этот секрет, по крайней мере, от ушей г-жи де Ламотт.
При этом точном и определенном указании королева сразу перестала смеяться.
— Португальский посол! — повторила она. — Но у нас нет здесь такого, Бёмер.
— Он специально приехал, ваше величество.
— К вам… инкогнито?
— Да, ваше величество.
— Кто же?
— Господин да Суза.
Королева молчала, покачивая головой; через несколько мгновений она сказала, по-видимому приняв решение:
— Ну что же, тем лучше для ее величества португальской королевы; бриллианты очень хороши. Не будем больше говорить об этом.
— Напротив, если ваше величество соблаговолит позволить мне говорить… Позволит нам… — поправился Бёмер, взглянув на своего компаньона.
Боссанж поклонился.
— Вы не видели эти бриллианты, графиня? — воскликнула королева, взглянув на Жанну.
— Нет, ваше величество.
— Великолепные бриллианты!.. Жаль, что эти господа не принесли их.
— Вот они, — поспешно произнес Боссанж.
И он вынул из недр шляпы, которую держал под мышкой, маленький плоский футляр, в котором лежало ожерелье.
— Посмотрите, посмотрите, графиня… Вы женщина, вас это развлечет, — сказала королева.
И она немного отодвинулась от севрского столика, на который Бёмер положил камни так искусно, что дневной свет, падая на них, заиграл на их гранях еще ярче.
Жанна вскрикнула от восхищения. И действительно, ничто не могло быть великолепнее: перед ней сверкали как бы огненные языки, то зеленые, то красные, то подобные самому свету. Бёмер слегка покачивал футляр, заставляя струиться самые прекрасные из этих текучих огней.
— Бесподобно! Бесподобно! — воскликнула Жанна, вся во власти исступленного восторга.
— Полтора миллиона ливров, которые могут поместиться на ладони, — произнесла королева с напускным философским спокойствием, какое г-н Руссо из Женевы проявил бы в подобных обстоятельствах.