Ожерелье королевы
Шрифт:
— О какой же?
— Мы ведь сказали, что посольство пустует?
— Да.
— В нем остался один только правитель канцелярии, добродушный француз, который говорит по-португальски так же плохо, как и светские люди, и поэтому приходит в восторг, когда португальцы говорят с ним по-французски, ибо он тогда не страдает, не понимая их. А когда французы говорят с ним по-португальски, тогда он может блеснуть.
— Так что же? — спросил Босир.
— Так вот, господа, мы явимся к этому добряку под видом нового состава посольства.
— Под видом — это хорошо, — заметил Босир, — но грамоты значат больше.
— Будут и грамоты, — лаконично заметил дон Мануэл.
— Нельзя не признать, что дон Мануэл — неоценимый человек, — заметил Босир.
— Когда наше обличье и необходимые бумаги заставят канцеляриста поверить в подлинность явившегося персонала, мы поселимся в доме посольства.
— О, это уж чересчур! — прервал Босир.
— Это необходимо, — продолжал Португалец.
— Это очень просто, — поддержали его остальные.
— А этот канцелярист? — заметил Босир.
— Мы уже сказали, что он поверит.
— Ну а если он случайно выкажет наклонность стать менее доверчивым, то мы уволим его за десять минут до того, как у него возникнут сомнения. Я полагаю, что посол имеет право сменить своего чиновника?
— Очевидно.
— Итак, мы занимаем дом посольства, и нашим первым делом будет нанести визит господам Бёмеру и Боссанжу.
— Нет, нет, — с живостью перебил Босир, — вы, по-видимому, не знаете одного главного условия, которое я, бывавший при дворе, знаю хорошо. Оно заключается в том, что подобная операция не может быть проделана послом, прежде чем он предварительно не будет принят на торжественной аудиенции, а здесь-то, клянусь честью, и таится опасность. Знаменитый Риза-бей, который был принят Людовиком XIV в качестве посла шаха персидского и имел наглость предложить его христианнейшему величеству в дар бирюзы на тридцать франков, — этот Риза-бей, говорю я, был очень силен в персидском языке, и пусть черт возьмет меня, если во Франции нашлись бы ученые, способные показать ему, что он приехал не из Исфахана. А нас сейчас же узнают и скажут, что мы говорим по-португальски на чистом галльском наречии, и вместо того, чтобы принять наши верительные грамоты, нас отправят в Бастилию. Будем же осторожны.
— Ваша фантазия завлекает вас слишком далеко, дорогой коллега, — сказал Португалец. — Мы не станем подвергать себя всем этим опасностям и останемся в своем особняке.
— Тогда господин Бёмер не поверит, что мы португальцы и послы…
— Господин Бёмер поймет, что мы явились во Францию с единственной миссией: купить ожерелье. Посол был сменен, пока мы были в дороге, и нам был вручен простой приказ — ехать и заменить его. Этот приказ можно будет в случае надобности показать господину Боссанжу, раз мы его предъявим правителю канцелярии посольства… Только министрам короля надо будет стараться не показывать его, так как они очень любопытны и недоверчивы и стали бы надоедать нам по поводу множества различных деталей.
— О да, — воскликнуло сборище, — не будем вступать в сношения с министерством!
— А если господа Бёмер и Боссанж потребуют…
— Что? — спросил дон Мануэл.
— Задаток, — сказал Босир.
— Это усложнит дело, — заметил Португалец, поставленный в тупик.
— Вообще принято, — продолжал Босир, — чтобы посол приезжал с аккредитивами, если уж не с наличными деньгами.
— Это верно, — подтвердили остальные.
— Здесь дело может сорваться, — продолжал Босир.
— Вы будто нарочно изыскиваете разные поводы провалить дело, — заметил ледяным и язвительным тоном дон Мануэл, — но вовсе не ищете меры для его удачного завершения.
— Вот именно потому я и указываю на все затруднения, что хочу найти средство удачно обставить это дело, — отвечал Босир. — Постойте-ка, постойте, я что-то придумал.
Все головы повернулись к нему.
— В каждой канцелярии есть касса.
— Да, касса и кредит.
— Не будем говорить о кредите, — продолжал Босир, — так как будет очень дорого стоить получить его. Для этого нам потребовались бы лошади, экипажи, слуги, мебель — в общем, та обстановка, которая служит основанием для всякого кредита. Поговорим о кассе. Какое ваше мнение о кассе вашего посольства?
— Я всегда считал ее величество португальскую королеву превосходной государыней. Надо полагать, что она обо всем позаботилась.
— Мы увидим это; но допустим, что в кассе не окажется ничего.
— Это возможно, — заметили с улыбкой сообщники.
— И в таком случае никаких затруднений: мы тут же в качестве послов осведомимся у господ Бёмера и Боссанжа, кто их корреспондент в Лиссабоне, и подписываем на имя этого корреспондента скрепленный печатью вексель на требуемую сумму.
— А, это хорошо, — величественно заявил дон Мануэл, — будучи занят основной идеей, я не входил в детали.
— Которые все же продуманы превосходно, — заметил банкомет, проводя кончиком языка по губам.
— А теперь приступим к распределению ролей, — начал Босир. — Я думаю, что дон Мануэл будет послом.
— Да, конечно, — хором подхватили все.
— А господин де Босир моим секретарем и переводчиком, — продолжал дон Мануэл.
— Как так? — с некоторой тревогой спросил Босир.
— Я, господин да Суза, не должен знать ни слова по-французски… Я знаю этого сеньора, и если он и говорит что-нибудь, что бывает очень редко, то разве только по-португальски, на своем родном языке. Вы же, господин де Босир, наоборот, много путешествовали, хорошо знакомы с обычаями торговых сделок в Париже, недурно говорите по-португальски…
— Плохо, — вставил Босир.
— Но вполне достаточно для того, чтобы вас не сочли парижанином.
— Это правда… Но…
— И кроме того, — добавил дон Мануэл, устремляя свои черные глаза на Босира, — кто больше поработает, тому будет и большая часть из прибыли.
— Конечно, — подтвердили другие.
— Хорошо, значит, решено: я буду секретарем-переводчиком.
— Поговорим же сейчас же о том, как мы разделим добычу, — прервал банкомет.
— Очень просто, — отвечал дон Мануэл, — нас двенадцать?
— Двенадцать, — подтвердили сообщники, пересчитав друг друга.
— Значит, на двенадцать частей, — добавил дон Мануэл, — с той оговоркой, однако, что некоторые из нас получат полуторную долю… Я, например, в качестве отца этой идеи и посла, затем господин де Босир, так как он проведал о задуманном деле и заговорил о миллионах, придя сюда.
Босир утвердительно кивнул головой.
— И наконец, — продолжал Португалец, — полуторная доля тому, кто продаст бриллианты.
— О, — воскликнули в один голос сообщники, — нет, только половину доли!