Пациент всегда мертв
Шрифт:
Гулл перестал улыбаться. Одна рука инстинктивно взлетела вверх и, схватившись за верхнюю губу, стала ее вертеть. Он был словно ребенок, играющий с резиновой маской.
Печальной маской.
— Вам это название известно?
— Ну и дела, — сказал он.
Глава 40
Гулл указал на графин с водой, который стоял на столе у Мирны Уиммер:
— Думаю, мне нужно немного этого.
Уиммер метнула в его сторону холодную усмешку.
Гулл встал и налил себе стакан воды. Выпил его, не отходя от стола, налил еще.
— Мне нужно все расставить по своим местам.
— Давайте, — сказал я. — Если график миссис Уиммер позволяет.
— О, никаких проблем.
— Да, я подал заявку на провайдерскую лицензию, но только по настоянию Мэри и Элбина. Они оба проявляли большой интерес к социальным вопросам. Одна из тем, которыми они занимались, была реабилитация бывших преступников.
— Кто первым заинтересовался данной темой?
— Думаю, что это была идея Элбина, но потом инициативу перехватила Мэри.
— Она была очень деятельной.
— Мэри не была самой творческой натурой в мире, но если она что-то вбивала себе в голову, то шла напролом. Вот они с Элбином и занялись лечением условно освобожденных уголовников в рамках борьбы с рецидивизмом. Я восхищался тем, что они делали, но решил остаться от этого в стороне.
— Почему?
— Я уже говорил, что был очень занят. К тому же я скептически относился к данной идее. У преступников психика всегда не в порядке. Обычная психотерапия никогда не являлась особо эффективной в работе с ними.
— Мэри и Элбин были с этим не согласны, — кивнул я.
— Особенно Мэри. Она загорелась этой идеей. К тому же под нее штат собирался выделить деньги.
— И Мэри об этом узнала. Откуда?
— Одна из знакомых Элбина — жена политика из Северной Калифорнии. Эта женщина — тоже психотерапевт, и она уговорила мужа провести законопроект о финансировании психотерапевтического лечения условно освобожденных. Элбин помог ей в составлении проекта. Он об этом рассказал Мэри, а она — мне.
— Но вы отказались. Из-за того, что пришлось бы работать с людьми, имеющими психические отклонения.
— Да.
— К тому же ставки компенсаций не идут ни в какое сравнение с вашими личными гонорарами, так?
— Я зарабатываю на жизнь. Не понимаю, почему я должен за это оправдываться.
— Сколько вы берете за час?
— Это относится к делу?
– Да.
— У меня скользящий тариф. От ста двадцати до двухсот за сеанс.
— "Медикал" платит двадцать и ограничивает количество сеансов.
— В "Медикал" сидят какие-то шутники. Мэри говорила, что по законопроекту тариф удваивается. Но сорок — все равно насмешка. В общем, я решил не связываться.
— Как на это отреагировали Мэри и Элбин?
— Элбин почти ничего не говорил. Он вообще мало говорит. Мэри расстроилась, но ненадолго.
— Вы отказались участвовать в деле, однако запросили провайдерскую лицензию "Медикал". Скажите наконец откровенно: почему?
— Я уже говорил: по просьбе Мэри и Элбина. Они сказали, что штат предпочитает иметь дело с той провайдерской группой, где больше сотрудников, поэтому будет лучше, если мы все подадим заявления о предоставлении лицензии. Мэри составила бумагу, я подписал. Вот и все.
Теперь он уже буквально истекал потом и снова стал искать свой платок. Я вынул салфетку из коробки, стоявшей на столе Уиммер, и передал ему. Он торопливо вытер лицо, и салфетка превратилась в маленький серый комок.
— Вы говорите, что в реальности не принимали ни одного пациента в рамках этой программы?
— Примерно так.
— Примерно?
— Я принял несколько… очень немного. В самом начале, просто чтобы дело пошло.
— Немного — это сколько?
Он вытащил очки для чтения с крошечными линзами и принялся играть дужками.
— Франко?
— Троих. И ни одного с именами, которые вы назвали.
— И какое у вас сложилось впечатление от лечения бывших преступников?
— Неважное.
— Почему?
— Двое из них постоянно опаздывали, а когда появлялись, то были здорово на взводе. Мне стало ясно, что они просто отбывают повинность.
— Для чего им это все было нужно?
— А мне почем знать?
— Не показалось вам, что им за приход на ваши сеансы платили?
Брови Гулла подпрыгнули:
— Ничего об этом не знаю. Так или иначе, они не были заинтересованы в лечении. Но у меня не появилось никаких мыслей на этот счет, да и не было желания раздумывать.
— А что же третий пациент?
— Тот меня просто доставал. Он не был пьян или обкурен, но все время рассказывал. Много рассказывал. Но не о себе. О своей подружке. Чего она хотела, что он придумывал, чтобы дать ей это.
— А чего она хотела?
Гулл сложил и раздвинул дужки очков.
— Оргазма. У нее была аноргазмия, и он хотел исправить положение.
— Он просил у вас в этом помощи?
— Нет. В том-то и дело, что ему от меня ничего не было нужно. Он полагал, что сам все знает. Очень агрессивный, очень… неприятный человек. Но старался быть обаятельным. Пытался говорить интеллигентно.
— У него это не получалось?
— Не очень. Эрзац… типичное обманчивое обаяние. Если бы у вас был хоть какой-нибудь опыт работы с психопатами, то вы бы поняли, о чем я. — Его тело расслабилось. Гуллу явно хотелось представить дело так, словно мы ведем беседу на медицинские темы, как коллеги. — Цветистая речь, чрезмерно подобострастная. Изображал воспитанного человека и думал, что переигрывает меня. Если бы не его фантазии… — Он вздохнул.
— Садистские?
— Я бы сказал, с налетом садизма. Он непрерывно говорил о том, как связывает эту женщину и жестко занимается с ней любовью столько, сколько нужно, чтобы заставить ее тело испытать оргазм.