Палачка
Шрифт:
Миндаль на сей раз оставил на языке пикантный вкус, и доктор Тахеци быстро преодолел свои сомнения. Мясник, рассуждал он, а почему бы и нет? Его отец и дед, как и он, всю жизнь пеклись о сокровище человечества — языке, и что же… Когда на них обрушивалась очередная жизненная невзгода, они встречали ее с пустым кошельком в кармане. Он перенесся мыслями в далекое прошлое и увидел крепость, окруженную журчащей водой и плодородными полями, и своего бедного отца, рассказывающего ему, что всем этим владел прадед — отнюдь не философ, а простой мельник. Взглянув на Рихарда, доктор Тахеци понял, что происходит в его душе. Ему стало совестно, что он обидел мальчика, и в нем вспыхнуло чувство вины, какое обычно испытывают непрактичные интеллигенты в присутствии людей физического труда. Мясник, повторял он себе, а вместе с тем… Имеет прекрасного сына, который посвятил себя спасению голодающего человечества, тогда как его Лизинка, дочь доктора филологии… Он внес в свой план коррективы, и Рихард из простого инструмента для манипуляций стал личностью, которая тоже имеет право на счастье. Ему захотелось заверить его в своих симпатиях.
— Мясник, — сказал он вслух, — это, вне всяких сомнений, важнейшая профессия. Я хочу, чтобы вы знали, пан Машин: я принадлежу к тем интеллигентам, которые родились под крышей деревенского дома. Мой прадед был простым мельником. И я убежден, что если бы человечеству понадобилось выбрать три профессии, способные создать новую цивилизацию, то это были бы мельник, мясник и филолог. Так что, — продолжал доктор Тахеци, вновь подходя к книжному шкафу, пока Рихард оживал, словно земля после дождя, — вы тем более желанный гость в нашем доме. Передайте вашему уважаемому папе мою признательность и эту прекрасную монгольскую серию марок с изображением, — продолжал доктор Тахеци, возвращаясь от шкафа с альбомом, в котором хранил ценные дубликаты, — рогатого скота. А теперь скажите, что мне подарить вам.
— Ката… на коньках! — в волнении выдохнул Рихард, осмелевший от его предложения.
— Кота? На коньках?! — озадаченно переспросил доктор Тахеци.
— Пан Машин, — мягко вмешалась пани Тахеци, — просит разрешения пойти завтра с Личинкой покататься на коньках.
— Любинка лизит катить на ходок! — продолжал Рихард, воодушевленный ее поддержкой.
— Пан Машин, — объяснила пани Тахеци, — знает, как Лизинка любит ходить на каток.
Доктор Тахеци молча таращил на них глаза.
— А то морозы — ку-ку, лед — фюить, и тогда — ни-ни… — закончил Рихард, удивляясь собственной отваге.
— Пан Машин, — расшифровала пани Тахеци, — боится, что морозы кончатся, лед растает, и тогда уже не покатаешься.
Доктор Тахеци наконец пришел в себя.
— Это так? — недоверчиво спросил он Рихарда. — Как ты догадалась? — изумленно спросил он жену.
Супруга снисходительно улыбнулась. Ничего удивительного — ведь он забыл, как когда-то просил у ее родителей руки их дочери, и ей точно так же приходилось переводить его слова. Обессилевший Рихард в ответ смог лишь кивнуть.
— А ты сама-то, — спросил доктор Тахеци, поворачиваясь к дочери, — хочешь?
Лизинка ела компот из черешни, чтобы проверить, сколько зерна мог унести за щеками хомяк. Пока они обсуждали проблемы питания, она набирала косточки за левую щеку. Когда говорили о мясниках, стала запихивать их за правую. Теперь во рту у нее было двадцать шесть косточек, правда, одну она случайно только что проглотила; со стороны это выглядело, будто она тоже кивнула.
Доктор Тахеци понял, что небо услышало его мольбы, и решил довести дело до логического конца.
— Идите, — торжественно произнес он, — и катайтесь! Неизбежно наступает минута, когда молодому человеку суждено самостоятельно вступить на лед жизни, а родителям не останется ничего другого, как с тревогой следить за ним. Я рад, что в такую минуту моя дочь найдет в вас опору, которая не даст ей поскользнуться. Я буду рад еще больше, если вы станете водить ее также в библиотеки, картинные галереи и музеи, чтобы она убедилась: мир многолик, и у человека всегда есть возможность нового, — продолжал доктор Тахеци значительно, — выбора. А больше всего я буду рад, если вы, талантливый сын простого человека, объясните ей, дочери интеллигента, в каком она долгу перед обществом. И потому двери нашего дома для вас всегда будут, — заключил он, увлекшись и машинально открывая дверь в прихожую, — открыты!
Пани Тахеци догадалась, что у него на уме, и решила, он еще больший глупец, чем она думала. Правда, когда дело касалось дочери, в нем словно включался какой-то радар, но русская буква «ерь» и прочие проблемы, над которыми он вечно бился, постоянно сбивали его с верного курса, как магнит отклоняет стрелку компаса. Она рассудила, что сейчас настал тот самый психологический момент, когда троянский конь мужа должен показать зубы.
— А я, милый пан Машин… — начала она и запнулась, — простите, как вас зовут?
— Рихард, — просипел Рихард.
— А я, милый Риша, — продолжала пани Тахеци, взяв его под руку и дружески проходя с ним мимо доктора Тахеци, который все еще держался за ручку двери, — присоединяюсь к благодарностям, пожеланиям и обещаниям мужа, который, как видите, немного утомлен, я приглашаю вас и от его имени завтра к нам на обед, после чего вы с Лизинкой пойдете кататься на коньках. А сейчас желаю вам спокойной ночи. Как и муж, я рада, что у Лизинки есть такой милый и порядочный, — прибавила она, открывая перед ним входную дверь и протягивая руку для поцелуя, — одноклассник.
— Пока, — сказал ничего не соображающий Рихард, поцеловал ей руку и вывалился из квартиры.
Пани Тахеци заперла за ним дверь, прошла мимо мужа обратно в комнату, многозначительно взглянула на дочь и стала убирать со стола.
— Секунду! — крикнул доктор Тахеци, кидаясь к входной двери. Подергав ручку, он понял, что дверь заперта, и снова ринулся в столовую.
— Где ключ? — крикнул он жене.
— Какой ключ? — спросила жена, осторожно складывая одна на другую глубокие, мелкие и десертные тарелки с узором в виде сердечек.
— Ключ от входной двери! — крикнул муж.
— А в замке его нет? спросила жена.
— Нет! — крикнул муж.
— Ты хорошо посмотрел? — спросила жена.
— Хорошо! — крикнул муж.
— Посмотри получше, — сказала жена и осторожно понесла дорогой сервиз на кухню.
— Его там нет! — закричал он, возвращаясь из прихожей.
— Кого? — спросила жена.
— Ключа! — крикнул муж.
— Он не мог выпасть из замка? — спросила она.
— Не мог! — крикнул муж.
— Включи свет и посмотри еще раз, — сказала жена и осторожно опустила дорогой сервиз в мойку.
— Он исчез! — крикнул он жене, возвращаясь снова.
— Кто исчез? — спросила жена.
— Ключ! — крикнул муж. — Ключ от двери! От двери в квартиру!
— Ах, ключ! — сказала жена, услышав, как за окном затормозила и вновь отъехала машина, — А на обеденном столе его случайно нет?
— С какой стати ему быть на обеденном столе? — крикнул муж.
Пани Люция вошла в комнату и молча показала на стол. На нем оставалась лишь статуэтка, которую туда поставил доктор Тахеци.
— Видишь! — крикнул он. — Тут ничего нет! Пани Люция подняла статуэтку. Под ней лежал ключ.