Патриарх Никон
Шрифт:
Затрезвонили во все колокола на кремлёвской колокольне; царский ход двинулся из Успенского собора; супруги Морозовы расстались.
Боярыня вошла в золотую палату, где в красном углу лежали на аналое иконы и стоял пышный каравай белого хлеба; Глеб же Иванович вышел вместе с царским тестем, Милославским, на красное крыльцо для встречи молодых.
— Кто это? — спросил Глеб Милославского, указывая ему на рослого мужчину, шедшего в числе «сверстных», то есть родственных невест дворян.
— Сродственник
Морозов взглянул и обомлел.
Обе девушки выделялись из толпы своих сверстниц. В особенности красавицею выглядела старшая из них, Феня.
— Наградил же Господь твоего сродственника такими дочерьми, — прошептал Глеб Иванович.
— А вон там и сынок его Фёдор, — продолжал Милославский, — царь-батюшка не обошёл и его своею милостью, в стольники пожаловал!
Но Морозов не слышал, что ему говорил царский тесть: всё его внимание было поглощено девушкою.
При самом входе в палату молодых поставили на «мех», и две постельные боярыни обсыпали их хмелем, пшеничным зерном и золотыми ефимками, — чтобы новобрачным жилось весело, сытно и богато.
После всего повеличали молодых царя и царицу и сели за свадебный стол в столовой палате.
Долго тянулся пир.
Утомлённые приготовлениями к свадьбе молодые царь и царица удалились на покой.
Отшумела царская свадьба.
При молодой царице, Марье Ильинишне, появилось в Кремле много новых лиц.
Через месяц после царской свадьбы старик Соковнин пожалован был в царицыны дворецкие. На его обязанностях было «сидеть за поставцом царицына стола», то есть отпускать для царицы яства.
Не прошло и четырёх месяцев после этого, как его пожаловали в сокольничьи.
Сыновья его Фёдор и малолетний Алексей сделаны были ещё раньше стольниками. Что же касается до обеих девушек, то они были взяты в верхние палаты к государыне.
Для незнатной и небогатой семьи Соковниных такое возвышение было неожиданным.
Теперь, благодаря родству с молодой царицею, Прокопий Фёдорович мечтал и о думном дворянстве.
Милославские поддерживали своих родичей и помогали им подыматься по ступеням лестницы придворных чинов.
Одно только удручало старика Соковнина: его роду приходилось занимать всё ещё предпоследнее место.
Но он надеялся, что это только временно.
II
В богатой опочивальне Морозовского дома, раскидавшись на постели, лежала боярыня Авдотья Алексеевна. Огневица трясла её уже более недели, пробовали лечить домашними средствами, баню несколько раз вытапливали и в ней знахарки различными снадобьями в самом жару тёрли больную, заговоры против огневицы делали, но ничто не помогало, — горячка не покидала Морозову.
С каждым днём ей становилось хуже: бред и жар усиливались, она не узнавала даже самых близких.
— Сегодня придёт царёв лекарь Готфрид, — сказал Глеб Иванович, возвратясь из царских палат. Но больная ничего не слышала и не понимала. Бессмысленно смотрела она на стоящего у постели мужа и вздрагивала всем телом.
— Испортили тебя, мою матушку, злые, завистливые люди! — прошептал боярин и, смахнув с ресницы слезу, вышел из опочивальни.
Дожидаться лекаря Готфрида пришлось не долго. Послушный царскому приказу, он скоро явился в Морозовский дом.
Небольшого роста, сухонький, одетый в чёрный бархатный камзол, в чёрных чулках и высоких полубашмаках, с отворотами, Готфрид мало походил на немца. Остроконечная чёрная бородка, проницательный взгляд тёмных глаз, горбатый нос и смуглая кожа говорили о его принадлежности к какой-нибудь южной расе.
Внимательно осмотрев больную, отогнув ей слегка веки, пристально вглядевшись в сухую, воспалённую кожу лица, Готфрид приложился своим глазом ко лбу боярыни и, отойдя в сторону от постели, на минутку задумался.
— Ну, что? — пытливо спросил его хозяин.
Лекарь недовольно качнул головою.
— Запущен больно недуг твоей супруги, — отвечал он, — сейчас сказать ничего не могу, нужно испробовать разные средства.
Глеб Иванович печально опустил голову.
— Сильно забрала в свои когти твою супругу огневица, — продолжал Готфрид, — попытаемся её вырвать из власти недуга.
— По гроб жизни буду, мейстер Готфрид, благодарен, коли выпользуешь её мне...
Лекарь ничего не ответил боярину, но сейчас же сам отправился в царскую лекарственную избу и там с помощью аптекарей, тоже вывезенных из заграницы, принялся за изготовление лекарства.
Немало времени провёл он за этим, но когда в зеленоватой склянке из толстого стекла оказалась тёмная жидкость, он довольно взглянул на приготовленное снадобье и быстро отправился обратно в Морозовский дом.
Там все ожидали возвращения Готфрида.
Морозов благодарно взглянул на лекаря, принёсшего средство, чтобы спасти горячо любимое существо от смерти.
— По маленькой чарке давайте ей три раза в день утром, в полдень и на ночь! Завтра в сие время опять наведаюсь.
И, провожаемый низкими поклонами, Готфрид ушёл из Морозовского дома.
Строго следовал указаниям царского лекаря Глеб Иванович и сам давал больной жене лекарство.
Прошёл день; улучшения боярыни не последовало; она по-прежнему находилась без памяти и продолжала бредить. Изумлённо взглянул на неё снова пришедший лекарь и приказал продолжать давать лекарство.