Патриарх Никон
Шрифт:
Прошло ещё несколько дней. Готфрид менял средства, но больной всё становилось хуже. Не знавший, куда скрыться от горя, Глеб Иванович с укоризною глядел на царского лекаря, но не порицал его. Он всё ещё надеялся на спасение жены, хотя было очевидно, что едва ли боярыня выживет.
С каждым днём силы её покидали, движения стали слабее, и через три недели после начала болезни Авдотьи Алексеевны Морозовой не стало.
Схоронив жену, Глеб Иванович сделался совершенно нелюдимым.
Он редко
— Ты только, Глеб, подумай, неразумно не бывать в царских палатах! — говорил старший Морозов. — И царя батюшку прогневишь ты этим, да и себе пользы мало принесёшь!
Глеб тяжело вздохнул и промолвил:
— Уж больно тоскливо мне без покойной Авдотьюшки где-либо и бывать!
— На всё воля Божия! Оставь мёртвых мёртвым. Ты сам жив, думай о живом! — ответил Борис.
— Дай хотя время, чтобы позабыть немного...
— Довольно, кажись, скучать! Год прошёл. Поскучал и поплакал немало! Слушай брат, доброго совета, ступай к царю-батюшке.
Глеб на минуту задумался, а затем махнул отрицательно рукой.
— Не пойду!
— Ишь какой упрямый! Ну, прощай!
И братья расстались.
Что раз решил Борис Морозов, то должно было и совершиться, — Глебу не следовало сидеть затворником дома. Это не входило в расчёты старшего брата, влиятельного во дворце.
— Чтой-то давно не вижу я твоего брата Глеба, Иваныч? Аль занедужился он сильно? — спросил как-то Алексей Михайлович Морозова.
— Здоров он, великий государь, — поспешил ответить Борис, — только по жене своей покойной очень скучает...
Алексей Михайлович, обернувшись на сидевшую рядом молодую царицу, внимательно посмотрел на старшего Морозова.
Через несколько дней Глеб Иванович был приглашён в Кремль.
Его изумило, как приветливо и ласково был он встречен царём и царицей во дворце.
Долго расспрашивали они младшего Морозова, как живётся ему сейчас и, наконец, царица неожиданно спросила, не хочет ли он снова жениться.
— Да кто ж за меня, старика, замуж пойдёт? — растерялся Морозов. — На шестой десяток пошло...
— А вот нам известно, что много девушек на тебя зарятся, — мягко проговорила царица Мария Ильинишна.
Возражать ей снова боярину было неудобно. Он молча дослушал и тихо спросил:
— Кто же эти красавицы, что за меня, старика, пойти решаться?
— Известна ли тебе дочь окольничего Прокопия Фёдоровича Соковнина? — спросила царица.
Глеб Иванович сразу вспомнил девушек, так поразивших его во время царской свадьбы.
Морозов замялся, не зная, что ответить царице.
— Сейчас тебе, боярин, напомним!
И Мария Ильинишна приказала кравчей боярыне, княгине Авдотье Коркодиновой, сходить за Федосьей Соковниной.
Вскоре в царицыну горницу, где происходил разговор, раскрасневшаяся даже под густым слоем белил, которыми покрывали в древней Руси лицо женщины и девицы, вошла Федосья Прокофьевна Соковнина.
Морозов мельком взглянул на молодую Соковнину и, по-видимому, сразу решившись, подошёл к царю и, низко поклонившись ему и царице, твёрдо произнёс:
— Благоволите, государь великий, и ты, государыня-матушка, посватать мне девицу Соковнину, Федосью Прокофьевну...
Государь ласково улыбнулся и, подозвав Федосью, спросил:
— Позволишь мне, девица-красавица, тебе сватом быть?
Соковнина зарделась ещё больше и чуть слышно прошептала:
— В твоей воле, государь.
Сейчас же за отцом её, Прокопием Фёдоровичем, был отряжён особый посол. Старый окольничий не долго заставил себя ждать и вскоре явился пред светлые царские очи, не зная ещё, радоваться ли ему, или печалиться от такого поспешного сватовства.
Не прошло и получаса, как младший из братьев Морозовых и Федосья Прокопьевна Соковнина были «образованы», то есть благословлены образами, здесь же, в палатах царицы.
К изумлению всей своей дворни и челяди, Глеб Иванович вернулся домой женихом. Печаль, которую он испытывал после смерти жены, за год значительно смягчилась. Морозов, сам того не понимая, томился больше своим одиночеством.
Сватовство происходило в сентябре 1652 года, а в первой половине октября Федосья Прокопьевна Соковнина стала боярынею Морозовой.
Достатков у её отца было немного. Необходимое в те времена приданое сделала невесте царица Мария Ильинишна за свой счёт.
Венчали их, по желанию царя, в одном из кремлёвских соборов. Царица была посаженною матерью. Свадьбу отпраздновали пышно.
Вскоре и младшей Соковниной, Евдокии Прокопьевне, нашёлся жених, князь Пётр Семёнович Урусов, один из близких к царю людей.
Федосья Морозова и Авдотья Урусова, как говорил и сам «тишайший» царь, смотрели на замужнюю жизнь крайне строго. В особенности Федосья Прокопьевна.
Выйдя семнадцатилетней девушкою за человека, годившегося ей чуть не в деды, она сразу ушла вся в домашнюю жизнь и, хотя вскоре после свадьбы и была пожалована званием «приезжей боярыни», то есть одной из тех, которые имели доступ к царице и выбирались в ограниченном числе, тем не менее, в царицыны палаты ездила не часто.
— Приезжай, боярыня, в четверток ко мне, — сказала как- то царица, Мария Ильинишна, очень любившая степенную и немного угрюмую свою дальнюю родственницу, Федосью Морозову, — у меня старицы соборные обещались быть.