Патриарх Никон
Шрифт:
X
Миновала царская свадьба. Жизнь первопрестольной снова вошла в свою колею.
Казалось, ничто в царских палатах не изменилось. Тот же царь, те же обычаи, но в действительности всё было по-другому.
Партия Милославских поддерживала «древнее благочестие», и, несмотря на ссылку, возвратившись из Мезени, протопоп Аввакум почти открыто проповедовал свои убеждения.
С
В свою очередь и царь ещё больше стал почитать все новшества, введённые патриархом Никоном.
Появлявшийся раньше при царице, Марии Ильинишне, в царском дворце и даже находившийся в числе верховых богомольцев, юродивый Киприан был оттуда изгнан.
А давно ли этот самый Киприан неоднократно молил государя о восстановлении древнего благочестия, и государь его благосклонно выслушивал! Ходить, как он раньше это делал, по улицам и торгам, обличая свободно языком новизны Никона, было строго восрещено юродивому.
Но остановить его дерзкий язык было нелегко. Несмотря на запрещение, он продолжал везде громко восставать против нововведений и укорять за них царя.
Пришлось сослать Киприана в Пустоозерский острог, где он через некоторое время и был казнён за своё упорство.
Казнь последнего страшно повлияла на староверов, находившихся в Морозовском доме.
Встревоженный Аввакум и Мелания обдумывали, что предпринять.
Тем не менее, Алексей Михайлович не принимал ещё никаких крутых мер против раскольников, хотя был хорошо осведомлен, что главное их гнездо — в морозовском доне.
Но, узнав о постриге Морозовой, и, сожалея о её сыне Иване, находящемся под влиянием Аввакума и Мелании, решил принять меры.
Вспомнил царь, наконец, и о самой боярыне.
— Поезжай ты к ней, — сказал он боярину Троекурову осенью того же года, — и попытай, что она там творит в своём доме. Дошли до меня слухи разные; главное, насчёт веры поспрошай её.
Узнав о приезде боярина, Аввакум с Меланией благословили Федосью Прокопьевну открыто выступить, если понадобится, на защиту старой веры.
— А там мы тебе поможем, — прибавил протопоп.
Приветливо поздоровавшись с хозяйкою дома, Троекуров умолчал о причине посещения, только сказал:
— Царь-батюшка сильно пеняет, что ты никогда во дворце не бываешь.
— Плоха здоровьем стала, — уклонилась Федосья Прокопьевна, всё понимая, и снова начала жаловаться на больные ноги.
— Коли занедужилось, так поправляйся, боярыня, а поправившись, к нашей молодой царице и пожалуешь, — добродушно проговорил Троекуров.
Видя вдову больной, он не стал расспрашивать её об её веровании, как наказал царь, и во дворце доложил, что боярыня действительно больна.
XI
Целый месяц царь не предпринимал ничего против Морозовой.
Крутые и быстрые меры не были в его характере; да кроме того, он не хотел возбудить против себя многих ближних бояр, так как Морозова была одна из первых при дворе и очень известна Первопрестольной.
Карать неповиновение церковной власти, а равно и гражданской в лице своей родственницы, он не хотел сразу, и ожидал, не смирится ли Морозова сама и не сознает ли свою вину.
Прошёл целый месяц, но этого не последовало.
Теперь уже царь надумал послать к непокорной его воле боярыне с увещеваниями её близкого родственника, князя Петра Урусова, мужа её сестры Авдотьи и дядю её сына Ивана.
Обитатели Морозовского дома радовались, что царь послал к ним именно Урусова.
Не как посла царёва, а как ближнего родственника, вышла встретить Федосья Прокопьевна князя и даже не сняла с головы иноческого шлыка.
Но радужные ожидания не оправдались.
Урусов сурово поздоровался со свояченицей не как родственник, не как ближний человек, а как посол царский...
Князь молча сел на лавку у стола и строго спросил боярыню:
— Почто прогневила ты царя-батюшку?
Морозова притворилась, что не понимает.
— Дивлюся я, князь Пётр, почто царский гнев на моё убожество. Не знаю за собою никакой вины.
— Не криви душой, Федосья Прокопьевна: хорошо ты знаешь, чуешь, сколь вина твоя велика, да не хочешь всем признаться.
Урусов давно знал о Морозовском доме, как о приюте последователей старой веры. Да и жена его нередко проговаривалась об этом.
Тем не менее, не желая сразу запугивать вдову, он повёл расспросы издалека.
В начале Федосья Прокопьевна отвечала довольно охотно, не с каждым ответом говорила меньше и меньше.
— Наслышан царь, что в твоём доме проживает много беглых монахинь, боярыня, да толкуют, что и протопоп у тебя здесь находится. Злейший он враг церкви.
Улыбнулась с сожалением Морозова.
— А что, коли так? Разве отец Аввакум не может у меня в доме пребывать? Не место ему здесь, — сурово заметил Урусов, — пусть сидит в монастыре, куда его назначили, и замаливает свои грехи.
По лицу боярыни пробежала недовольная улыбка. Она поняла, что объяснений не избегнуть.
— Ведь и твоя жена эти поучения слушала, — тихо промолвила Морозова.
— Знаю, боярыня, знаю и скорблю, — вздохнул князь.
— Что же желает царь от меня? — решилась Морозова прямо спросить.