Патриарх Никон
Шрифт:
Князь Пётр твёрдо ответил:
— Выговаривает тебе батюшка царь, что ты произволом своим, никого не упредив, постриг на себя наложила. Подумала ли ты, Федосья Прокопьевна, что у тебя есть сын, что приспевает время сочетать его браком? Куда же ты его денешь, раз у тебя здесь в доме целый монастырь объявился?
Морозова молчала.
— Велика твоя вина перед государем, но он отпустит тебе, — продолжал Урусов, — коли ты покоришься его воле и все новоизданные церковные книги примешь.
Гордо взглянула вдова
— За недоброе ты дело взялся, князь Пётр, и трудно будет тебе со мной что-либо поделать.
— Ну, это ещё посмотрим, боярыня! Заставит тебя царь батюшка!
Морозова совсем позабыла, что ещё недавно говорила ему о больных ногах, и, поднявшись во весь рост, грозно посмотрела на царского посланца.
— В вере христианской, в которой родилась и крестилась, в той хочу и умереть, — проговорила Морозова. — От старой веры мне отречься невозможно.
— Думай сама, как поступать, да помни, свояченица, что я упреждал тебя. Я должен передать царю всё, что ты мне говорила. Его воля тебя наказать, его воля и миловать.
И они расстались.
XII
После отъезда князя Морозова пошла совещаться с Аввакумом и Меланией.
— За что же они ко мне такую ненависть питают, отче? — спросила Морозова.
— Как же им тебя не ненавидеть, сестра Феодора, — сказал Аввакум, — ты побеждаешь везде: и в дому своём, и где бываешь, на беседах, обличаешь и опровергаешь их прелесть, а им в уши всё сие передают.
Морозова, довольная замечанием, прошептала:
— О, сколь злоба людская сильна, что даже людей веры праведной не оставляет в покое!
— Поди сегодня в вечеру, когда царь посланца своего выслушает, сидение о тебе в палатах будет, — продолжал протопоп, — и нас вспомянут, тебе же в вину поставят.
Долго рассуждали они между собою.
Было решено идти на все испытания и мучения, только чтобы не изменить заветам старины.
— Созовём верхних и помолимся все вместе о даровании избавы истинной вере православном от никонианских ухищрений и лести их поборников, — торжественно предложил протопоп.
И вместе с обеими женщинами он отправился в другой конец дома, где была устроена молельня.
Там собрался «пятирик» изгнанных инокинь. Воскурили ладан, зажгли свечи, и моление началось.
Не скоро оно окончилось.
Утомлённые долгими молитвами, инокини подошли к Аввакуму под благословение.
Затем, произведя уставные поклоны перед ним и старицею Меланией, старшая Елена обратилась к Морозовой со словами:
— Отпусти ты нас, сестра Феодора, из твоего дома...
Боярыня изумлённо посмотрела на них.
— С чего это вы, матери, надумали? Живите здесь спокойно.
— Боязно нам, чтобы нас тут не захватили; гроза царского гнева приближается!
— Нет, голубицы мои, не бойтесь, никто вас здесь не тронет!
Неуверенно посмотрели на свою хозяйку инокини. Они сознавали, что преследования Морозовой должны усилиться, и тогда всем, живущим в её доме, не миновать беды.
Видя печальные лица инокинь, Морозова поспешила их утешить.
— Верьте мне, сёстры, теперь ещё долго никто здесь не появится.
Тяжело было ей разорять этот мирный монастырь, где долгие годы безмятежно молились они вместе, где всё уже сложилось, шло так правильно, одно за другим. Была уверенность, что устав жизни исполняется неустанно и богоугодно.
Печально расходились по своим кельям обитательницы Морозовского дома.
XIII
В царских покоях по приказу царя собрались: его духовник, ближний боярин Хитрово и князь Урусов.
Богато украшенный иконостас, весь установленный иконами, освещался трепетным светом множества лампад и восковых свечей, теплившихся почти у каждого образа.
Алексей Михайлович, одетый в домашний исподний кафтан из тёмно-алой объяри, с небольшою иерихонкою на поредевших кудрях, сидел задумавшись у стола на царском седалище.
У стены, недалеко от стола, помещались оба боярина, а духовник стоял перед царём.
— Что же ты скажешь, отче Стефан, — нарушил первым молчание государь, — что надлежит теперь соделать с ослушницею?
Протопоп, рослый, полный, средних лет мужчина, слегка покосился на сидевшего у стены князя Урусова. Царь заметил его взгляд и проговорил:
— Говори смело при нём: он, хотя и родственник предерзостной вдове, но верный царский слуга.
Духовник откашлялся и глухим голосом сказал:
— Вина её известна, великий государь! Беглый протопоп Аввакум давно проживает в её доме; сказывают, что инокинь не мало, изгнанных из обителей, там же скрывается...
— Знаем мы всё это хорошо, отче, — нетерпеливо прервал говорившего Алексей Михайлович, — ну, дальше, дальше-то что?
Протопоп немного смутился и замолчал.
Боярин Хитрово поспешил придти к нему на помощь.
— Дозволь слово сказать, великий государь...
Царь молчаливо кивнул головою.
Оружничий царский поднялся с лавки.
— Испробуй, государь, послать к ней архимандрита, как раньше спосылать изволил, пусть допрос учинит...
— Не время ещё для этого! — прервал и его царь, — придёт черёд, пошлю...
Протопоп, наконец, решился предложить свой план.
— Спосылал бы ты, государь, в Морозовский дом боярина со стрельцами, пусть схватят Аввакумку-то да стариц, а мы им здесь допрос учиним.