Пепел к пеплу (сборник) -
Шрифт:
Паззл Дианы Мэри Паркс был собран.
А кристалл промолчал.
В тот вечер я осталась в больнице допоздна: мне хотелось проверить все досконально и написать такое заключение, к которому в принципе невозможно будет придраться. В черном наклонном окне полуподвала отражался оранжевый огонек моей лампы, белый силуэт халата и размытый овал лица над ним. Все, кто мог, давно разошлись, больница затихла и опустела, в коридоре зажглись тусклые эконом-лампы вечернего освещения.
Я так увлеклась, переписывая набело последний, шестой по счету черновик, что услышала шаги в коридоре,
Я замерла в недоумении. Привезли новую работу? Без предупреждения, не позвонив, не проверив, на месте ли я? Хотя все в больнице уже привыкли, что я задерживаюсь допоздна, но рассчитывать, что я буду на месте… в половину двенадцатого?.. нет, все-таки я засиделась…
Негромкий уверенный стук, и дверь открылась, не дожидаясь моего «войдите!».
В проеме показался мужской силуэт.
Я схватилась за трубку телефона.
– Мисс Тэйл? – спросил меня неожиданный визитер с явно выраженным британским акцентом. Черт! Талант! Из коридора по-прежнему доносился тихий свист, и кто-то массивный стоял у самых дверей.
– Д-да…
Я растерянно привстала со стула, наблюдая за тем, как Талант вначале отступил в коридор, а потом вернулся…вкатил инвалидную коляску с сидящей внутри мумией. К спинке коляски был прикреплен кислородный баллон, но пока мумия дышала самостоятельно, издавая при каждом вдохе и выдохе тот самый присвист.
Когда-то это был высокий, широкоплечий, ширококостный, и, наверное, сильный мужчина, но время оставило от него только эти кости и дряблую кожу в глубоких складках морщин. Тонкие и хрупкие, как веточки засохшего дерева, пальцы беспокойно шевелились на подлокотниках коляски. Только глаза под нависшими, как у ящерицы, веками, были неожиданно молодыми: внимательными, яркими и колючими.
Я медленно начала соображать.
– Февертон? Э… граф Февертон? – торопливо уточнила я. – Вы получили мое письмо?
Мумия величественно кивнула.
– Дай-ка мне на нее взглянуть, – звучным голосом, никак не вязавшимся с его усохшей плотью, потребовал граф. Свист в его дыхании почти исчез.
Я встала, подошла к стене и вытащила из нее нужную секцию. Тело Дианы Мэри Паркс окутали клубы пара. Граф ловко подкатил вплотную к ней и замер, вцепившись руками в кресло. Талант смотрел на меня хмуро и обеспокоенно, но мне, – пожалуй, впервые в жизни, – было плевать. Я завороженно наблюдала, как улыбка на лице старика сталкивает его загнутый крючковатый нос с подбородком.
* * *
…Хорошая девочка, вот если бы Энтони повезло встретить такую…
Узловатыми пожелтевшими пальцами граф перебирал мои газетные вырезки и копии протоколов.
Я молча кивнула в ответ.
– А что глуповата слегка, так женщина и не должна быть умной…
С полузакрытыми глазами, единственным, что еще жило на этом лице, граф еще больше походил на мумию.
– Эта дрянь, – кивок в сторону Дианы, – была умной. Обвела вокруг пальца бедного Тони и думала, что и меня сможет обмануть. Скрыть
– У нее не получилось?
Свист в дыхании графа вдруг усилился.
– Я нанял специалистов и узнал про каждого дурака, который был у нее до Энтони. Узнал, – и дал ему прочитать отчет. Идиот!
В груди у старика вдруг что-то булькнуло и заклокотало, он раскрыл рот и привстал в своем кресле, словно собираясь бежать… но над ним тут же склонился Талант. Он прижал два пальца к горлу старика и начал перекачку чистой жизненной силы. Я отвернулась, не желая на это смотреть. Прямое переливание крови через бамбуковую трубочку – вот что это было. Варварство. Медицинская порнография.
Но постепенно дыхание у графа стало медленным, глубоким, беззвучным, глаза заблестели и дряблое лицо слегка окрасилось румянцем.
– Энтони… не выдержал правды. Он был умным мальчиком, добрым, нежным… и хрупким, как фарфор. Ну почему он встретил такую мразь?
Граф отвернулся от меня и снова подъехал к вытянутой секции. Я подошла и стала напротив, с другой стороны от кое-как сложенного вместе тела.
– Она получила по заслугам, – начала я, но старик меня перебил.
– Полгода неудач и болезней, всего-навсего. Слишком быстро. Наверное, мне нужно было отозвать Диксона… а потом вернуть снова.
– Так или иначе, она мертва, и в ее убийстве подозревают невиновных. Без ваших показаний я не смогу убедить судью, что это был несчастный случай, – выпалила я, стараясь говорить спокойно.
Этот жуткий старый ящер, живущий по законам Ветхого Завета, выбивал меня из колеи даже сильнее, чем Талант за его спиной. Талант был просто системой жизнеобеспечения, и его личность совершенно потерялась в присутствии графа.
Граф надолго замолчал, и тишину нарушал только свист, отмечающий его вдохи и выдохи; взгляд был прикован к женщине, погубившей его племянника. Наконец он поднял голову и произнес:
– Хорошо, я напишу признание.
Я дала ему бумагу и ручку. Когда он на минуту или две остановился посередине строки, я напомнила ему:
– Вы британский подданный, и даже если удастся добиться вашей экстрадиции…
Но граф отмахнулся от меня и продолжил писать.
* * *
– А вы точно сможете доказать, что это был несчастный случай?
Фелтон удивился намного меньше, чем я ожидала.
– В заключении ведь было сказано… – посмотрев на выражение лица Фелтона, я остановилась, набрала в грудь воздуха и стала «переводить» свой отчет.
– У Дианы Мэри Паркс был остеопороз и грипп. Она постоянно чихала и кашляла: и Ребекка, и Брайан сказали об этом. Когда человек чихает, сокращается диафрагма, грудные мышцы, мышцы живота… Остеопороз – это значит, что кости похожи на дерево, источенное червями. Они становятся слабыми, хрупкими… Очень уязвимыми. Когда Брайан вышел на кухню, она чихнула еще раз и сломала себе два ребра. Это было еще полбеды, но ребра проткнули легкие. У нее начался клапанный пневмоторакс.
– Что это такое? – Фелтон слушал внимательно.