Пепел к пеплу (сборник) -
Шрифт:
– Ее мерзкая биография! – с ненавистью выплюнула миссис Бартон.
– Полковник никогда не читал ничего, кроме «The Scotsman» – так что или кто заставил его взяться за эту биографию? Только автор книги могла навязать ее – а ведь полковник не из тех, кто идет на уступки из вежливости. Здесь нужно более сильное чувство…
– Но убедил меня браслет для подводного плавания – зачем Элис брать его с собой, если она не собиралась купаться? – риторически спросил доктор.
– Может, просто завалялся в сумке с прошлой поездки? Или для украшения? –
– Может, – доктор Белл ожег меня взглядом. – Вот только ее сумка была совершенно новой, купленной для этой поездки. В ней ничего не могло заваляться. И если она взяла с собой такую дешевку, абсолютно не подходящую к ее стилю, значит, она собиралась его использовать!
– Но почему тогда он остался в сумке? – не сдавался я.
– Потому что ей, как я уже говорил, было неловко носить такую дешевую и простую вещь. Ей не хотелось показывать, что ничего лучше она пока купить не может, и Элис взяла свой браслет на самый крайний случай. Сперва она попросила у вас запасной…
– И это все? – улыбнулась миссис Бартон.
– Нет, не все, – спокойно и даже печально ответил ей Белл. – Вы зря старались, разбили ее коннект-зеркальце. Оно было красивым… и неработающим. Настоящее, потрепанное и в оловянной оправе, она показывать не хотела, и придумала довольно изящный план – пусть кто-то из гостей разобьет его, и, естественно, купит ей новое… Правда, странно, что вы обе в тот вечер хотели одного и того же? Я нашел это зеркало, допросил, и оно дало мне все ее последние разговоры. Это вы пригласили ее, а не она приехала без предупреждения. Это вы сказали ей, что сейчас замечательная погода для купания…
– Это еще ничего не доказывает, – качнула головой миссис Бартон. – Может, я запамятовала… Может, сказала позже… ее мог предупредить любой из гостей.
– Верно. Только мы все, не желая расстраивать вас, с вашим слабым сердцем, избегали упоминать про неприятности с рекой… И даже если бы кто-то сказал Элис про опасность купания, она бы не стала поднимать скандал… опасаясь, что всплывет ее связь с вашим мужем. Ведь она хотела войти в респектабельное общество… а вы умная, незаурядная женщина, миссис Бартон, и если бы этот план провалился, вы бы придумали еще один вариант.
Миссис Бартон улыбнулась.
– Вы зря думаете, что у меня нет доказательств, – продолжал Белл. – Есть ваш разговор на коннект-зеркальце, и есть браслет на руке мисс Лайтинг, который полиция вначале приняла за простое украшение – он ведь намного более тонкой работы, чем обычный амулет… Легко доказать, что он принадлежал вам. Пока Сирила не арестовали, я молчал. Я знал, что скоро вы будете на Божьем суде… Я мог понять вашу ревность и боль…
– Нет, – вдруг резко сказала миссис Бартон. – Не ревность.
В первый раз за всю беседу я увидел удивление на лице доктора.
– Не ревность? Что же тогда?
– Несмотря на все ваши уловки, я знаю, что скоро умру. Я была бы счастлива, если бы знала, что
Слабая улыбка смягчила и осветила лицо миссис Бартон.
– Но Элис! Элис превратила бы его жизнь в ад, в бесконечный кошмар! Вы знаете. Вы видели, на что она способна, она была как вампир – вы знаете, что Сирил пытался покончить с собой из-за нее? – горько и торопливо говорила миссис Бартон. – Я не могла, не могла допустить, что после моей смерти Чарльз окажется в руках этой хищницы, этой пустой души…
– Но неужели вы допустите, чтобы Сирила судили за убийство, в котором он невиновен? – так же горячо спросил у нее доктор. Тень сомнения появилась на лице миссис Бартон.
– Не отягощайте свою совесть еще и этим грехом, – тихо добавил Белл.
Миссис Бартон закусила губу.
– Дайте мне бумагу! – наконец потребовала она.
Она писала признание долго, со всеми деталями и подробностями, потом зачитала его вслух и потребовала нас двоих поставить подписи, как при составлении завещания.
Начался новый приступ, который продолжался до самого утра. Утром она ненадолго пришла в сознание, нашла глазами доктора Белла:
– Чарльз… прошептала она. – Пусть он не узнает…
– Обещаю, – твердо ответил ей доктор Белл, и она перестала бороться. Я вышел и позвал полковника Бартона – попрощаться. Он вошел к жене, пытаясь удержать слезы – пытался, и не мог. Глядя на его горе, я от души надеялся, что доктору Беллу удастся сдержать свое обещание.
К счастью, так оно и вышло. Признание миссис Бартон вынудило Дженкинса освободить племянника, а миссис Бартон подлежала теперь только Божьему суду. Инспектор Дженкинс оказался неплохим человеком – он мужественно устоял пред атаками репортеров, которые в жажде подробностей обвиняли его в некомпетентности, и в газеты ничего не попало.
Был только один человек, которому пришлось рассказать о признании миссис Бартон – ее племянник. Белл настоял, что это необходимо: «иначе он превратит Элис в святую мученицу». Разглядывая во время этого неимоверно трудного разговора многочисленные портреты Элис в его квартире, я мысленно признал, что Белл был прав. К счастью, Белл сумел найти нужные слова; недавно я встретил Сирила на выставке под руку с очаровательной юной художницей.
Осталась лишь одна деталь, которая не давала мне покоя.
– Джозеф, – обратился я к своему старшему другу и коллеге, когда мы с трубками сидели у него дома, – что за чертовщина была с тростью Хатчера? Я уже стал подозревать, что именно ей он оглушил Элис, и потому вынужден был поменять набалдашник…
Белл добродушно рассмеялся.
– Доктор Дойл, неужели вы не заметили перемен в характере нашего уважаемого редактора?
– Раньше мы не встречались, но мне говорили, что он вспыльчив, как порох, – неуверенно ответил я, не понимая, куда клонит Белл.