Пепел Вавилона
Шрифт:
Флот Марсианской Республики Конгресса ввязался в бой первым, попытался оттянуть корабли Марко с позиций в надежде на ее неожиданный удар. Па помнила, как Оксана включила тактическую схему. Пятнадцать вражеских, девять своих. Оксана тогда пошутила, что воюющие корабли все, пожалуй, вышли с одной верфи. Эванс рассмеялся, затем посерьезнел и сообщил, что их взяли на прицел. То, что было потом, запомнилось бессвязными обрывками. Мичо пересмотрела журналы. Ей и прежде не слишком везло в жизни, но этот удар пулей пробил ее жизнь, оставил громадную дыру, а обломки еще летали, делая в пережитом дырки поменьше. Па запомнила, как приказала отступать, а Жозеп сказал, что они потеряли сердечник, но удара, который заставил ее решиться на бегство, она не помнила. Помнила запах горящей одежды и волос. А долгий и страшный миг между опознанием сломавшей «Коннахту» спину торпеды и попаданием куда–то провалился.
Из журнала она знала, что «Серрио Мал» с «Коннахтом» ворвались в гущу построения Свободного флота, вызвали огонь на себя и заставили разбить строй, образовав недоступные для поддержки ОТО коридоры и слепые пятна. Ближайшие марсианские корабли массивным: торпедным залпом вывели из строя два вражеских. Она не знала, кто сбил ей двигатель — Свободный флот или шальное попадание марсиан, только торпеда сумела проломить ее защиту и вышибла из сознания Мичо несколько часов.
Явственно помнился широкоплечий бритоголовый мужчина с темной кожей, уверявший, что уймет боль, если только она отложит нож. Когда это происходило, Мичо не помнила. Живо вспоминалось пробуждение в госпитале и потом еще одно, хотя сна между ними как не было.
То, что она про себя называла «потом», началось с сидевшего на краю ее кровати Бертольда. Тот растирал ей ноги и напевал себе под нос. Она первым делом спросила о Лауре — видно, знала: с той что–то случилось.
Бертольд сказал, что Лаура ранена. Лежит в медикаментозной коме. Ей придется отращивать часть печени и одну почку, но врач, зная, что Лаура — жена королевы пиратов, клянется, что все будет хорошо, дай только срок.
Потом он рассказал про Эванса и Оксану, и они поплакали вместе, пока Мичо не уснула.
Квартиру их новой, сократившейся семье отвели превосходную. Три спальни с широкими мягкими кроватями, достаточно похожими на корабельные койки, чтобы в них было уютно, и достаточно непохожие, чтобы прочувствовать роскошь. Меню кухонного автомата беднее, чем было у них на «Коннахте», зато блестел он ярче. То, что на этом курорте называлось «уголком для бесед», выглядело как выраставший из пола длинный изогнутый диван. Окошки в куполе пропускали естественный свет. В ванне умещались двое, а делить ее предстояло только с Бертольдом, Надей и Жозепом. Все здесь представлялось слишком большим и в то же время слишком маленьким.
Дождавшись, пока мазь впитается в новую, искусственную кожу, Па потребовала свой «капитанский мундир». Собственно, всего лишь строгую блузу и куртку военного покроя. Она и штаны с сапогами натянула, хотя в кадр при записи сообщения ноги не попадали. В голове еще мутилось после болезненной процедуры, и Па сама не слишком понимала, почему так важно выглядеть официально, пока не села, уместив себя в рамке экрана, и не начала запись.
Мундир понадобился ей для капитуляции.
— Мадам генеральный секретарь, с сожалением должна сказать, что ничем не могу помочь. Подчинявшиеся мне корабли погибли, повреждены или заброшены так далеко от врат кольца, что не могут догнать «Пеллу» без смертельных для людей на борту перегрузок.
Ее лицо на экране выглядело усталым. Бертольд коротко остриг ей волосы, чтобы меньше выделялись выгоревшие проплешины. Стрижка ей не нравилась. Па захлестнула волна печали — теперь она накатывала часто. Такие волны будут подступать и отступать до конца жизни.
— Спасибо вам за сочувствие к нашим потерям. Когда они брались за эту работу, знали, чем рискуют. Они готовы были умереть за Пояс. Я бы хотела, чтобы случилось иначе. Чтобы они были здесь со мной. Сожалею, что не могла сделать большего.
Дальше сказать было нечего, и она отослала сообщение. Потом, словно ковыряла воспаленную рану, вывела на экран тактические сведения. Перед ней лежала вся система. «Паншин» уцелел, и еще горстка кроме него. «Наклие» Евгении. И, отмеченная вектором от системы Юпитера, «Пелла» с остатками Свободного флота. Еще две точки двигались пересекающимся с ним курсом, но, экстраполировав их движение, Мичо поняла, что эти идут к той же цели. Марко со всеми, кто ему верен, вместе вольются в кольцо. Непреодолимой силой. Будь рельсовые на местах, им пришлось бы выдержать адскую драку. А без рельсовых там будет бойня.
Затем она станцию за станцией, корабль за кораблем прокрутила всю систему. Так Па в прошлой жизни на корабле, от которого остались обломки и мучительные воспоминания, вычерчивала восковым мелком сеть поставок всего необходимого людям: фильтры, материалы для гидропоники, регенераторы, центрифуги для очистки руды. Центрифуги для воды. Для крови.
Она задумалась, прячутся ли еще в темноте какие–нибудь колонистские корабли, в ужасе наблюдая, как человечество рвет себя на куски. Ей вспомнилась доктрина «одного корабля». Все суда в Поясе — клетки одного существа. Сейчас они виделись ей иначе. Теперь все они были свободными и отчаявшимися бактериями в море пустоты, безразличном к их жизни и смерти.
И, если Санджрани не ошибся, страшнейшая катастрофа еще только прокашливается.
Открылась дверь в общий коридор, ввалился Жозеп. Надя чмокнула его на ходу. Они теперь сменялись. Один сидел с Лаурой, другой с ней, третий отсыпался. Круговорот общего горя. Жозеп прошел к кухонному автомату, сдвинул панель, которой Па не замечала, налил себе стакан виски и только потом подсел к ней в «уголок».
— Скоол, — сказал он, поднимая стакан. Делая глоток, стукнул себя краем по зубам. Минуту они посидели молча.
— Упс, — ответила Па.
Жозеп поднял брови.
— Волшебное слово, ла.
— Это я, — заговорила она, утирая глаза обшлагом блузы. — Все у меня как всегда. Я опять привела всех прямо в ад.
Глаза у Жозепа глубоко запали. Усталость сказывалась и в оттенке кожи, и в посадке плеч.
— Не услежу за твоей мыслью, я.
— Я нахожу, кому поверить, и иду, куда ведут. А потом все золото обращается в дерьмо. Джонсон, Ашфорд, Инарос. А теперь Холден. Не понимаю, как я могла не предвидеть, но я опять попалась. А теперь…