Передряга
Шрифт:
— Твою мать!
Тонколицый поджал губы. Андрей попытался заглянуть в сумку, но собеседник ловко запахнул её.
— Ладно. Допустим, ты не врёшь. Ну и зачем ты пришёл, друг?
— Я хочу тебе помочь.
— Понимаю. — Тонколицый язвительно усмехнулся. — Сдайся без шума — и тебе зачтётся при вынесении приговора. Так?
— Нет. Никакого приговора не будет. Скорее всего вас убьют при задержании. Им не нужны свидетели.
— Свидетели чего?
— Свидетели, видевшие акции. Знающие, из-за чего вся эта заваруха.
— Да. Это похоже на методы родной «конторы». — Тонколицый
— Бежать. Здесь, на нижнем этаже, в оцеплении мой знакомый. Возможно, удастся вырваться. Не гарантированно, но возможно. А вот если ты поднимешься наверх — считай, что тебя уже убили.
— А тебе-то что за толк помогать, не пойму?
— Ты должен будешь пойти со мной в газету и подтвердить, что вы украли акции. Расскажешь всё с самого начала. Как, что, когда.
Тонколицый усмехнулся:
— И умру героем, да?
— Если все получится, им будет не до тебя.
— А зачем ты все это делаешь? Что тебе нужно? Борец за правда'? Робин Гуд?
— Нет. Я в такой же ситуации, как и ты. Мне известно, с чего все началось. И меня так же хотят убить, как и тебя. Если не больше. Думай быстрее. ФСБ уже, наверное, нервничает, почему это тебя долго нет.
— Это они забрали деньги?
— Какие деньги?
— Из ячейки! Заказчик должен был положить в ячейку деньги. Двадцать миллионов долларов.
— Фролов клал их, я видел.
— В этих сумках? — Тонколицый пнул ногой баул.
— Нет, в других.
— В ячейке нет других сумок. — Тонколицый распахнул дверцу пошире. — Хочешь убедиться? Смотри. Здесь нет ни одного ср…го доллара.
— А что в сумках?
— Да акции, мать их! Две сумки, битком набитые акциями!
Шмель снова посмотрел на часы. Пять минут лишних. И каждая минута увеличивает риск быть застигнутым здесь, в этом чертовом кабинете. Он заметил «клиента» и теоретически мог выстрелить через лобовое стекло. Но на излёте — и глушитель, отсекающий пороховые газы, играет в этом не последнюю роль — пуля потеряет скорость, станет слишком подвержена влиянию посторонних факторов. Если бы не глушитель, Шмель, возможно, рискнул бы выстрелить, но не сейчас. На дистанции полторы тысячи метров лобовое стекло превращается практически в непроницаемую преграду. Трудно предсказать, как поведет себя пуля после столкновения. Тем более что попадание придется по касательной, хоть и на снижающейся траектории. Он не может рисковать. Один-единственный промах может испортить с таким трудом наработанную репутацию. Остается только ждать удобного момента.
Шмель еще раз посмотрел на часы. Десять. Без десяти секунд.
В этот момент в дверь постучали.
«Вишнёвый пикап медленно прополз по стоянке и свернул на выездную дорогу. Он остановился метрах в ста пятидесяти от нас.
Я покосился на молчащего Сергея Борисовича.
— А если РУОП схватит Фролова и заберет акции? Что тогда?
— А тогда, — мафиозо хмыкнул, — сыночку придётся расплачиваться по папочкиным счетам.
В его голосе прозвучала такая решимость, что у меня мурашки побежали по спине. Я ни за какие деньги не поменялся бы местом с этим сыночком, когда Сергей Борисович примется выколачивать из него деньги. Но если что-то случится с Фроловым, то… скорее всего и его сынок отправится следом за папочкой. Не думаю, чтобы мафиозо сильно стремился афишировать свое чудесное воскрешение.
— Знаешь, с сыночком, пожалуй, я тебе не помощник.
Он посмотрел на меня ледяным взглядом и сообщил:
— Конечно, ты будешь помогать, даже если для этого мне придется переломать тебе все кости. Надеюсь, ты не забыл, что всё ещё должен?
— Но ты ведь собираешься убить его?
— Ради того, чтобы вытащить твою женщину, мне пришлось убить пятнадцать человек, а ты, заср…ц, и пальцем в это время не шевельнул. Так что заткни пасть и сиди смирно.
Чёрт побери! Мафиозо, похоже, вообще не слышал о таком понятии, как человечность.
— Смотри, — сказал Сергей Борисович, наклоняясь вперёд всем телом. — Похоже, ребятки из РУОПа ре шили действовать.
Я посмотрел в лобовое стекло. Фролов и его верные телохранители выбрались из „Линкольна“ и зашагали к вокзалу. В ту же секунду от стоянки отъехали два такси. Они катились спокойно, неторопливо. Внутри, по-моему, сидело человек по пять. От угла вокзала отделились двое крепеньких ребят и, оживленно болтая, двинулись к вишневому пикапу.
Даже наши „знакомые“ — любители беляшей и интеллигентный бородач — снялись с места и пошли к стоянке».
Стук повторился. Шмель запустил руку под куртку, достал пистолет с глушителем, который постоянно носил с собой как раз на подобный случай, не оборачиваясь, сказал негромко:
— Войдите.
В кабинет вошла молоденькая девица, — очевидно, секретарша, — остановилась изумлённо на пороге, оглядываясь.
— А где… Арсений Петрович? — спросила она.
— Встречается с итальянцами, — коротко ответил Шмель.
— А вы кто?
— Я-то? — Снайпер одним движением большого пальца взвел курок пистолета. — Дверь закройте, пожалуйста.
— Что? — не поняла девушка.
— Дверь, пожалуйста, закройте.
Она прикрыла створку, и тогда Шмель, резко повернувшись, спустил курок. Пуля попала девице в грудь. Секретарша отшатнулась, схватилась руками за франтоватый жакет, набухающий кровью, а уже через секунду повалилась на пол. Ковер заглушил звук падения.
Шмель бросил пистолет и вновь приник к прицелу.
Он опаздывал…
А в здании вокзала фотограф оживлённо щёлкал затвором камеры, приговаривая себе под нос:
— Класс! Просто класс! Вот это будут снимочки!
Он просто не мог сдерживать обуревавших его эмоций.
— Ну, что ты надумал? — спросил Андрей. — Идёшь? Или остаёшься?
— Так ведь от тебя иначе не отвяжешься, — хмыкнул тот. — Пошли.
— Бери сумку, — кивнул Андрей. — Бери, бери. Найди свободную ячейку.
— Да есть тут свободная. — Тонколицый набрал код, открыл дверцу. — Я должен был в неё деньги переложить и выйти налегке.
— А теперь мы положим в нее часть акций. Давай.