Переговорщик
Шрифт:
– Надеюсь, - с сомнением ответил Лиссьер.
Раферти вновь повернулся к пилоту:
– Сделайте круг вокруг церкви - надо отыскать подготовленную Харди площадку.
Пилот кивнул, и вертолет, послушно отозвавшись на наклон рукоятки управления, дал небольшой крен и стал заходить по правую сторону от монастыря. От открывающегося вида захватывало дух. Даже толстокожий Раферти поддался этому чуду и неотрывно смотрел, как за бортовым иллюминатором медленно проплывает изящный архитектурный ансамбль, расположившийся на живописном фоне природы. Все портил лишь уродливый столб дыма и неестественная пустота посреди территории монастыря, замусоренная остатками битого кирпича и каким-то хламом. Там, по-видимому, еще совсем недавно было еще одно строение.
– Наверное, это там!
– крикнул пилоту Раферти, указывая на свободное место
Пилот кивнул и начал маневрировать, чтобы как можно точнее выйти на замеченную площадку. Тяжелая машина развернулась носом к монастырю и стала приближаться к нему, одновременно плавно снижаясь. По мере того, как монастырь увеличивался в размерах, стали заметны детали, которые были неразличимы издалека: дыры в крыше церкви, кое-где обвалившаяся под воздействием эрозии кирпичная кладка стены и заросшее бурьяном кладбище.
– Что-то я никого не вижу!
– вытянув шею, заметил Лиссьер.
– Нас должны встречать ваши люди или нет?
Раферти нахмурился. Действительно, на площадке и возле нее, насколько мог судить Раферти, не наблюдалось ни одной живой души. Отсутствие пленных гражданских, которые были задействованы для расчистки площадки, еще можно было объяснить тем, что Харди неукоснительно выполнил приказ Раферти, касающийся судьбы пленников, но чтобы все до одного члены оперативного отряда, и даже тот же Хачкинс, проигнорировали прибытие вертолета и не вышли встретить его снаружи - это было возмутительно.
– Сделаем полный круг вокруг монастыря, - как можно спокойней сказал пилоту Раферти.
Беспокойство никак не отразилось на его лице, но Лиссьер все понял и скорчил укоризненную мину - мол, кто-то здесь только что говорил о безопасности! Раферти решил не обращать внимания на гримасы ученого и повернулся к связисту:
– Вызовите Харди.
Связист стал вызывать руководителя оперативной группы, но на связь так никто и не вышел. Это было уже серьезно.
Вертолет заканчивал облет монастыря, оставалось только пролететь над площадкой перед монастырскими воротами. Прямо по курсу вновь замаячил столб дыма. Пилот наклонил голову в шлеме и смотрел вниз через прозрачную боковину фонаря.
– Сэр, там внизу бегут какие-то люди!
– прокричал он, указывая вниз рукой.
Раферти почти протиснул свою голову между креслом пилота и плексигласом кабины, пытаясь разглядеть замеченных пилотом людей. Под кожей на скулах у Раферти заиграли желваки, его лицо сделалось каменным, а брови сошлись на переносице.
– Разверни вертолет на церковь и приготовься открыть огонь из пушки!
– отрывисто рявкнул он.
Лиссьер, который не понимал, что происходит, переводил взгляд с лица мрачнеющего на глазах Раферти на пилота и обратно. Пилот, подчиняясь приказу, отщелкнул на рукоятке управления кожух, под которым обнаружился небольшой джойстик. Большой палец пилота лег на верхушку джойстика и слегка пошевелил его. Под кабиной вертолета, послушно отзываясь на команды, задвигала из стороны в сторону своим рылом скорострельная роторная пушка. Пилот наклонил рычаг управления влево, и вертолет, одновременно скользя вбок, стал разворачиваться на купол церкви. Справа по борту совсем близко возносился черный дым, отдельные клочья которого, изрубленные винтами, пролетали перед кабиной вертолета. Теперь и Лиссьер смог рассмотреть бегущих от церкви людей, среди которых были и взрослых и дети. Вне всякого сомнения, это были пленники, захваченные группой Харди, сейчас по какой-то пока необъяснимой причине оказавшиеся на свободе. Навстречу им со стороны площадки через распахнутые ворота монастыря тоже бежали какие-то люди. Некоторые из них останавливались и задирали головы, глазея на вертолет, но большинство бросилось навстречу бывшим пленникам.
– Огонь!
– скомандовал Раферти.
Вертолет покачнулся, наклоняя нос, и ринулся вниз, будто сорвался в воздушную яму. Лиссьер не удержал равновесия и навалился на Раферти, вцепившись в его форменный комбинезон пальцами.
– Стойте!
– закричал Лиссьер.
– Там же мои дети! Вы их убьете!
Раферти оторвал от себя скрюченные пальцы ученого и бесцеремонно оттолкнул его от себя.
– Я не дам сбежать этим выродкам!
– прорычал он.
Лиссьер судорожно хватался за кресла в салоне, пытаясь удержаться на ставшем наклонным полу, а вертолет продолжал падать. Пилот вдавил гашетку, и к шуму турбин и лопастей добавился яростный вой автоматической пушки. Поток
Сержанта Диксона била крупная дрожь. Он смотрел на свою непослушную руку, готовую выронить тяжелый пистолет, и пытался заставить пальцы крепче стиснуть рукоятку. Но ничего не получалось. Пистолет выскальзывал из неловких пальцев, а его дуло описывало замысловатую кривую, в центре которой просматривалась голова мертвого агента Хачкинса, скорчившегося у стены.
"Возьми себя в руки, черт возьми!" - вот уж не думал сержант, что придется говорить себе такое. Или это он не себе? Нет, не себе. Тому сопляку, который чуть не угробил их обоих.
– "Тряпка! Размазня! Если бы мы не убили его, то он уничтожил бы нас не задумываясь! Ты же видишь, что стало с моими ребятами! И ты виноват в этом тоже! Ты не знаешь этих сволочей из спецотдела, а я знаю!"
Вот тряпка, продолжает дрожать, как осиновый лист! Или это я дрожу, подумал про себя Диксон? Черт, голова идет кругом! В памяти остался лишь зрачок дула направленного ему в лицо пистолета, страх, в мгновение затопивший сознание и характерный звук. Вжик! Это пистолет, который он пытается удержать сейчас, выскользнул из кобуры, и еще до того, как сорванный клапан кобуры успел опуститься вниз, прогремел выстрел. Животный инстинкт самосохранения и та выучка, впечатавшаяся в рефлексы и ставшая второй натурой сержанта, даже не его личности, а скорее его тела, грубо отодвинули чужака на задворки сознания, усадив на скамейку запасных рядом с настоящим хозяином, и взяли бразды управления жаждавшим жить телом в свои руки. И вот теперь все мертвы: капитан Харди, его подчиненные и эти сволочи из спецотдела вместе со своим сволочным Хачкинсом. Все, кроме Диксона. Нет, пожалуй, после всего произошедшего это он сам дрожит, как мокрая мышь! А тот другой здесь ни при чем!
Где-то снаружи послышался нарастающий гул. Возвращался вертолет... Диксон внезапно вспомнил, что все началось именно с этого звука. Затем были выстрелы, крики, ужас, паника и... боль в пальцах, ногти которых до боли впились в деревянную скамью, вид разбитых снарядами створок дверей церкви и прошитое насквозь тело мужчины, не успевшего убраться от входа. Диксон не мог сам этого видеть - все то время, пока продолжался налет, он был здесь, в тесной келье вместе с остальными пленниками Джимми, но он все видел, он чувствовал, он уже знал, что будет сейчас, когда звук вертолетных винтов вновь стал приближаться! И сержант стал сопротивляться, кричать без звука, протестовать...
Потому что ноги сержанта против его воли шагнули к выходу из кельи, рука оттолкнулась от притолоки, и тело Диксона, превратившееся в узилище для его разума, бросилось бегом по галерее, неуклюже стуча тяжелыми армейскими ботинками, задыхаясь, спеша на... смерть! Он понял, почему его рука вдруг уверенней перехватила пистолет, он догадался, зачем чужак спешит в зал, но что-то поделать, как-то воспрепятствовать тому, что должно было произойти, сержант никак не мог. Его безмолвный крик оглушал лишь его самого, но и только. Винтовка больно била по шее, башмаки, ставшие какими-то непривычными, невыносимо натирали ступни, глаза слезились, дыхание участилось до предела. Шум вертолетных винтов стал оглушающим...