Перегрин
Шрифт:
— Жаль, что с нами нет «круглых» судов, не на чем будет увезти трофейных лошадей! — произнес я.
Фест Икций посмотрел на меня так, будто пытался определить, шучу или нет?
— Впрочем, они на ночь угоняют лошадей на пастбища в горы, а мы так далеко отходить от города не будем, — продолжил я.
— Зачем отходить? — не врубился центурион.
— Собираюсь ночью атаковать их тремя отрядами: два выйдут через морские ворота и ударят вдоль восточной и западной стен, а третий — через эти и поможет им гнать врага, — объяснил я.
— Думаешь, стоит рискнуть? — задал он вопрос.
Скорее всего, хотел спросить, не лучше ли тихо пересидеть за высокими и крепкими стенами, тем более, что мавретанцы явно не собирались штурмовать.
— Лучшая защита — нападение, — поделился я афоризмом из будущего. — К тому же, сюда может идти еще один отряд с осадными приспособлениями. Наверняка у царя Бокха есть на службе карфагеняне, умеющие изготовить их и применить.
— Это да! — согласился со мной Фест Икций. — Карфагеняне с радостью сделают нам любую пакость!
Интересно, а как бы римляне относились к карфагенянам, если бы победили те, сравняли Рим с землей и посыпали ее солью, чтобы на этом месте больше ничего не выросло?
— Каким из трех отрядов ты хочешь командовать? — спросил я.
— Любым, — ответил центурион. — Наверное, здесь будет труднее всего. Этот отряд и возглавлю.
— Выделю тебе больше людей, — предложил я.
— Не надо, справлюсь, — отмахнулся он.
53
Молодая луна светила слабенько. С расстояния метров двадцать я с трудом отличал дерево от человека. Впрочем, деревьев рядом с городом мало. Наверное, спилили на дрова. Оставшиеся по большей части были ритуальными, на которые мавретанцы вешали разноцветные ленточки и другие тряпки. Во вражеском лагере горело несколько костров, по ним мы и ориентировались. Мой отряд из почти двух с половиной сотен воинов вышел из морских ворот, ближних к восточной стороне города, перестроился возле угловой башни в одну шеренгу, растянувшись на ширину полосы, на которой разместились осаждавшие. С этой сторону у них не было ни одного дозора. Наверное, чтобы не заметили случайно, как мы удираем из города. Меня не покидала мысль, что прискакавшие мавретанцы не собираются воевать с нами. Им надо было с наименьшими потерями выдавить нас из города, чтобы выполнить приказ своего царя, после чего забрать недограбленное или оставленное нами и вернуться домой богатыми и отважными воинами. В этом свете наши ночные действия можно считать черной неблагодарностью во всех смыслах слова.
Подобно ночным мотылькам, мы быстро пошли к горящим кострам, возле которых сидело по два-три полусонных часовых. Шагали, не прячась, но и стараясь не шуметь сильно. Ближние часовые заметили нас, когда шеренга приблизилась к спящим мавретанцам. То ли нас приняли за своих, то ли за призраков, но поднимать тревогу не спешили. Наверное, решали, первые мы или вторые? Только когда мои воины начали молча колоть спящих, а те — издавать разные звуки, громкие и не очень, до часовых дошло, что смерть близко. Завопили они в один голос. Что именно кричали, я не понял, но очень истерично и громко. После чего ломанулись от нас настолько быстро, насколько позволяли проснувшиеся и встававшие соратники.
Мы продолжали молча идти вперед, уничтожая всех на своем пути. Я чуть не наступил на спящего мавретанца, после чего коротко рубанул его по голове пером — верхней третью — сабли. Затем посек его двух соседей, один из которых попытался закрыться рукой, чем продлил свои мучения: сперва я отрубил ему правую руку ниже локтя и только следующим ударом убил. Мне пришлось сделать два быстрых шага, чтобы догнать и почти полностью перерубить шею еще одному мавретанцу, который спросонья быстро сообразил, что надо убегать, но проделал это недостаточно быстро. Убегающие враги ломились, как лоси по бурелому, топча своих спящих и сбивая только проснувшихся сослуживцев. Пострадавшие присоединялись к ним, мигом исчезая в темноте. Оказать сопротивление никому из них и в голову не приходило. Судя по истошным крикам, доносившимся с запада, там происходило то же самое.
Мы вышли на траверз восточных ворот, когда в дело вступил третий отряд под командованием Феста Икция, вышедший из южных. Там кричали не так мощно, как у нас, поэтому я подумал, что враг справился с первым шоком и организовал оборону, а то и перешел в атаку, и приказал своим подчиненным ускорить движение, благо убивать уже было некого, все сдрыстнули. Я был слишком хорошего мнения о мавретанцах, расположившихся у южных ворот. Они вместе с остальными уцелевшими соратниками дружно удирали в сторону гор. Может быть, спешили к своим лошадям, потому что в пешем строю сражаться не любили, да и не шибко умели. Мы догнали отряд Феста Икция, прошли вместе с ним еще метров двести в сторону гор, после чего я приказал возвращаться.
— До утра они вряд ли сунутся, а нам надо отдохнуть, набраться сил перед завтрашним днем, — сказал я старшему центуриону. — Кто знает, что нас ждет завтра?
Утром нас ждал сбор трофеев: оружия, щитов, доспехов, мешков с припасами, тюфяков… Особо ценного ничего не нашли, но важен был сам факт действия победителей. Мы перебили сотни две мавретанцев и при этом не потеряли ни одного человека. Больше они не появлялись возле города, даже дозоры не присылали.
— Да, это не с галлами воевать! — произнес с сожалением Фест Икций. — Вот помню, когда мы под командованием Марка Эмилия Скавра напали на карнов (кельтское племя)… — начал было он, но потом вспомнил, что рассказывал мне это уже раз десять, — …в общем, славно с ними сражались, не то, что с этими трусами!
— Ничего, еще повоюем. Может, они вернутся с большим войском и осадными орудиями, — утешил я старого вояку, для которого ночное сражение стало краткосрочным возвращением в молодость.
Не знаю, исполнилось ли мое предсказание, потому что через четыре дня мы покинули разграбленный Тингис на нагруженных доверху судах. Часть трофеев все-таки пришлось оставить, потому что не влезли, а отвозить их в Гадес я не рискнул. Мы не фраера, чтобы погибнуть из-за жадности.
54
Такой богатой добычи не могли припомнить даже центурионы, отслужившие шестнадцать лет легионерами. Возможно, их легионы грабили и более богатые города, но даже центурионам доставалось намного меньше, чем получили рядовые после захвата Тингиса. Купцы знали, что мы отправились за добычей, и ждали нас в Табраке с деньгами. Как обычно, мы провели аукцион и распродали всё, что привезли. После чего добавили то, что выручили в Гадесе, и поделили по паям. Нам с Фестом Икцием досталось почти по сто тридцать тысяч денариев или более полумиллиона сестерциев. На такие деньги можно было приобрести небольшое имение рядом с Римом, а в провинции — среднее. Цена на сельскохозяйственную землю сейчас в провинции колебалась около тысячи сестерциев за югер (площадь, которую вспахивает упряжка из двух волов за день, чуть более четверти гектара) в зависимости от качества и удаленности от большого города. То есть я мог бы купить гектаров сто земли и дом с подсобными помещениями на ней. Плюс еще не вернулись «круглые» суда, которые повезли лошадей на продажу. Моей доли с этой части добычи хватит на обустройство на новом месте.
Не одному мне пришла в голову такая мысль. Фест Икций тоже заговорил, что с такими деньгами можно и расстаться со службой. У него уже есть сорок три югера земли. Двадцать сдает двум арендаторам под половину урожая, а на остальных трех его дом, сад и огород, с которого питаются семья и четверо рабов.
— Мой сосед-патриций хочет продать свое имение за восемьсот тысяч сестерциев. Если поторговаться, наверное, скинет. У меня есть кое-какие накопления, так что наскребу нужную сумму — и моим детям не придется начинать службу простыми легионерами, — поделился Фест Икций своими планами.