Периферийные устройства
Шрифт:
– Я бы предпочла вернуть свой.
Только вспомнить, сколько часов она в фабе за него отработала!
– Твой улетел в Нассау.
– В Нассау?
– К кому-то в тамошнюю адвокатскую контору. Его вытащили из клетки Фарадея вскоре после того, как Бертон с ребятами тебя освободили. Мейкон его залочил.
Флинн вспомнила, как Пиккет говорил, что она должна будет позвонить Недертону и попросить за себя больше денег, чем обещали те, другие.
– Мейкон говорит, у Пиккета крутые адвокаты в Нассау, – продолжала Дженис. – И все равно ваши круче и их больше.
– Целых
– С тех пор еще куча понаехала. Кормить их и селить – новый растущий бизнес. И очень кстати.
– Он поставил мои приложения и все такое? – Флинн понюхала телефон. Свеженький.
– Да, плюс шифровальный алгоритм, который работает в фоновом режиме. Сказал тебе поменять пароли ко всему. И не просто там день рождения или имя задом наперед. И еще передал меговский «Перекати-Полли». В пакете у тебя на столе.
– Что?
– «Перекати-Полли».
– Что за фигня?
– Мейкон купил на eBay. Старый, но не юзаный. Нераспакованный даже.
– Не въезжаю.
– Младшие классы. Планшет на палке. Снизу вроде сегвея. Помнишь? Мотор, два колеса, гироскоп, чтобы держался прямо.
– Идиотические штуки, – вспомнила наконец Флинн.
У Дженис чирикнул телик. Она подняла его к глазам, экран осветил лицо.
– Элла просит зайти.
– Если что-нибудь серьезное, зови меня. Если нет, попробую уснуть.
– Знаешь, я страшно рада, что ты вернулась живая и здоровая.
– Дженис, я тебя люблю.
Когда подруга ушла вниз, Флинн встала, зажгла ночник и перетащила пакет на кровать. Внутри лежала коробка с изображением мегамартовского «Перекати-Полли» на крышке. Вроде красной пластмассовой мухобойки, воткнутой в мяч такого же цвета между двумя толстыми черными шинами. Мухобойка представляла собой мини-планшет с камерой, на палке. Их рекламировали как игрушки, приборы наблюдения за младенцами, платформы для дистанционной дружбы или грустной любви и даже способ дешево путешествовать по миру. Покупаешь или арендуешь такой в Лас-Вегасе или в Париже, дистанционно катаешь его по казино или музею, видишь, что он видит. А планшет – и это Флинн не нравилось больше всего – показывает твое лицо. Сидишь в наушниках с камерой на отлете, и она снимает твою реакцию на то, что ты видишь через «Полли», и люди, смотрящие на устройство, видят, что ты их видишь, и ты можешь с ними поговорить. Флинн помнила, как Леон ее троллил, уверяя, будто у некоторых даже бывает с ними любовь, а ей не хотелось верить.
Уже на кровати, открывая коробку, она подумала, что, наверное, от них и пошли периферали. «Перекати-Полли» и был дешевой, убогой перифералью.
В коробке лежал желтый блокнотный листок с логотипом фабы «Форева». На нем толстым ядовито-розовым маркером было написано: «ДОКТОР ПРОПИСАЛ. ПОЛНАЯ ЗАРЯДКА + КРУТОЙ ШИФРОАЛГОРИТМ. М.».
Флинн вытащила штуковину из коробки и попыталась установить, но та все время заваливалась назад, планшет в лунном свете блестел, как черное зеркальце. В нижней части красного шара обнаружилась белая кнопка. Флинн нажала. Гироскопы пискнули и завертелись, красный пластмассовый штырь с планшетом на конце встал стоймя, черные колеса закрутились независимо одно от другого. Штуковина повернулась на простыне вправо, потом влево.
Флинн толкнула черный экран пальцем, экран отклонился назад, но гироскопы тут же его выровняли.
Тут он зажегся, и появилось лицо Недертона, слишком близко к камере: нос огромный, глаза чересчур широко расставлены.
– Флинн? – спросил он через дешевый маленький микрофон.
– Умереть и не встать, – сказала Флинн, почти смеясь, и тут же натянула на ноги простыню, потому что сидела на кровати в одних только трусах и фуфайке.
78. Дикий Запад
Картинка с двух камер, полностью объемная, напомнила ему неподвижное изображение еще более древних времен, только он не помнил, как называлась та платформа. Флинн смотрела на него, ее колени были прикрыты светлой тканью.
– Это я, – сказал Недертон.
– Офигеть.
Флинн протянула руку – непропорционально увеличенные кончики пальцев – и толкнула его, то неизвестное, на чем были закреплены камеры. Он качнулся, на миг увидел низкую, кустарного вида поверхность – наверное, потолок – и горизонтальный шов отклеившейся бумаги. Потом с ощутимым стрекотом выровнялся.
– Не делай так, – сказал он.
– Знаешь, как ты выглядишь? – спросила Флинн, перегибаясь через колени.
– Нет, – ответил Недертон, хотя программа-эмулятор показывала что-то сферическое, на колесах, с прямоугольной плашкой на тонком стебельке.
Руки Флинн увеличились во много раз, затем всю трансляцию заполнило рекламное изображение того же предмета, что на эмблеме, но с восторженной детской физиономией во весь экранчик.
– У нас на Диком Западе нет крутых синтетических красавчиков, зато есть «Перекати-Полли». Ты где сейчас?
– В гобивагене.
– В автодоме?
– За моим столом, – сказал Недертон.
– Это правда твой стол?
– Нет.
– Фантастически уродский. Так никакой «Сольветры» нет и не было?
– Есть компании, зарегистрированные под таким названием в вашей Колумбии и в вашей Панаме, – ответил Недертон. – А теперь и в ваших Соединенных Штатах. Ты в руководстве одной из них.
– А у вас ее не было?
– Не было.
– Просто хобби Льва? Плюс то, что ты облажался, и расследование Лоубир?
– Насколько я знаю, да.
– Зачем ты здесь?
– Лоубир предложила. А мне хотелось увидеть своими глазами. Сейчас день? Это окно? Где мы?
– Ночь, – ответила Флинн. – У меня в комнате. Яркая луна.
Она протянула руку, выключила источник света и тут же стала прекрасна другой красотой. Темные глаза сделались больше. Дагеротип, вспомнил Недертон.
– Отвернись, – сказала Флинн и сама его развернула. – Мне надо надеть джинсы.
Ее комната, насколько он видел через скользящую камеру, напоминала кочевую юрту. Невзрачная мебель, груды одежды, отпечатанные на принтере вещи. Мгновение в прошлом, за десятилетия до его рождения. Мир, который Недертон воображал, в реальности оказался невообразимым.