Персональное чудовище
Шрифт:
Соня смогла сделать глоток воздуха и в мозгу промелькнула мысль, что Дмитрий Алексеевич не на столько бесчеловечен, чтобы убить ее тут, в больничной палате, когда за дверью уже собрался медперсонал. Но когда она сфокусировала туманный взгляд, то уткнулась в налитые кровью глаза. Никто на нее так не смотрел — с ненавистью, бешенством и…омерзением. Сердце Сони обливалось горечью и болью под этим взором, и стучало тонко и быстро в полыхающей груди.
Он знает. Он все знает.
— Дима, прости, — просипела Соня и из глаз побежали слезы. Горячие, соленые, словно воды в океане за окном, они полились по бледным щекам. Но
— Не будь ты заразной сукой, я бы утопил тебя в твоей же крови.
«Больно, больно, больно» билось толчками в теле.
— Неужели ты думала, что я спущу тебе то, что ты подвергла моего сына риску заражения СПИДом?
«Больно, больно, больно» билось бешенным пульсом в висках.
— У меня ВИЧ, и я не могу заразить, — прохрипела Соня, пытаясь достучаться до Димы, объяснить ему, предоставить факты и справки.
Только бы он понял.
Только бы ослабил хватку стальных пальцев.
Только бы перестал смотреть на нее таким брезгливым взглядом.
— Ты не можешь заразить?! Так ты че, святая?!
— Нет, но анализы…
— Да похуй мне на твой анализы! — взревел Дима. — Ты моего сына, моего сына! могла заразить!
«Больно, больно, больно» билась в сердце вирусная кровь.
— Дима… — просипела Соня, делая очередной болезненный вдох. Слезы вытекали из глаз, стекали по щекам и капали на выпирающие костяшки сжатой руки Димы. Но это было равносильно орошению водой каменных земель в попытке взрастить что-то живое. Человечность и сострадание не зародились в Диме. Но в мощной груди рождались раз за разом полыхающие вспышки гнева и ненависти.
Дима сделал глубокий вдох, пытаясь унять желание придушить Соню, и почувствовал сладкий запах. Барбариски. И этот запах, вчера казавшийся теплым и сладким, сейчас стал омерзительным и смрадным. Поэтому он прошипел в бледное лицо, глядя в небесно-голубые глаза:
— Таких как ты надо изолировать. От общества. От детей. От моей семьи.
Соне казалось, что она была готова просить у Димы прощения и умолять понять ее. Но эти горькие слова громко и безвозвратно захлопнули дверь доброго сердца. И уже гордость и обида заиграли свою музыку в заледеневшей душе Сони.
— Каким же конченным гандоном вы оказались, Дмитрий Алексеевич.
Соня слышала со стороны свой сдавленный голос и поаплодировала своей выдержке, когда не отвела взгляда от ожесточившихся потемневших глаз Димы. Ну и пусть, пусть он ее задушит, забьет и закопает прямо во внутреннем дворе больницы. Зато она сказала то, что должна была сказать. Сколько пережила ее бедная мама от таких вот неучей, которые плевались в ее сторону? Сколько сама Соня и ее подруга Милка пережили в стенах адского сумсува? И сколько людей по всему миру страдают от узколобости таких отвратительных дурней, как Дмитрий Алексеевич?
— Что, Дмитрий Алексеевич, притихли? — прошипела Соня из последних сил. — Неужели ваша Алёнушка никогда не говорила вам таких слов? Поверьте, она это делает мысленно, пока сосет тот маленький отросток, который вы гордо именуете членом.
Срань господня! Соня конечно подозревала в себе залежи нераскрытых острот и сарказма, но не подозревала, насколько глубоко нужно капнуть, чтобы вывести их на поверхность.
— Никогда не смей произносить
«Последний вдох такой сладкий и такой болезненный», подумала Соня, когда Дима все же сжал пальцы сильнее и обессиленное тело обмякло в сильных руках.
Соня не чувствовала удара об пол. Ее тело медленным и безразличным кулем упало на голубой линолеум палаты. Соня с трудом открыла тяжелые веки и перед ее туманным взором ходили черные начищенные туфли мужчины. «Кажется у него пятидесятый размер», пронеслось в голове. Ноги в туфлях прошлись по палате, остановились у раковины. Послышался шум воды. «Мой до дыр», чуть не хихикнула Соня отрешенно. Вскоре носки туфель уперлись ей в лицо. Ни пылинки на черной коже. Он что, по воздуху летает?
Дима присел на корточки перед скрюченной девушкой, схватил ее за подбородок, и повернул к себе бескровное лицо. Соня медленно моргала, словно не могла прийти в себя.
— Еще раз подойдешь к моему сыну или к моей жене ближе, чем на километр, я пущу тебя под пресс, — мрачно оскалился Дима. Затем отбросил Соню, встал на ноги и вышел из палаты, хлопнув дверью.
За дверью его ждал мрачный Стас. Дима шел по белому коридору и его мощную фигуру провожали испуганные, шокированные, притихшие врачи и медсестра. Чеканным шагом он направился к выходу, сел в машину, где его уже ждал Сергей. Сын уснул на заднем сидении машины и проснулся, когда Дима сел в машину.
— Софья Арнольдовна… — сонно начал подросток.
— Никогда не произноси этого имени. Забудь этого человека навсегда.
Впервые в жизни отец посмотрел на Сергея таким ожесточенным взглядом. Впервые заговорил с ним таким леденящим тихим голосом. Поэтому Сергей вжался в кожаное сидение, и они в гробовой тишине поехали домой.
А Соня… Она чувствовала, как теплые руки помогли ей встать. Встретилась с мягким сочувствующим взглядом врача, слышала его встревоженные вопросы. Ни на один из них Соня не ответила. Она оттолкнула заботливые руки, молча взяла сумку и шатающейся походкой вышла в коридор. Она ловила понимающие взгляды и печальные покачивания головы, слышала сочувственные вздохи. Соня высоко подняла подбородок, и все видели кроваво-красные отметины на нежной белой коже. Это были отметины зверя. Это были живые шрамы. Но они были несравнимы с теми шрамами, что оставил зверь в душе Сони, когда полоснул по сердцу острыми когтями…
Глава 5
Лос-Анджелес — город в США на юге штата Калифорния, крупнейший по численности населения в штате, и второй — в стране.
Также этот город занимает 11 место в «Рейтинге крупнейших городов мира с самой дорогой недвижимостью в мире» и 53 строчку «Рейтинге крупнейших городов мира по стоимости жизни». (Данные взяты из интернет-энциклопедии Википедия)
А как тяжело выжить в городе ангелов без работы, денег, поддержки и перспектив на будущее ощутила Соня в последующий после увольнения месяц.