Первая любовь Ходжи Насреддина
Шрифт:
Дождь мягко и сонно сыплется, шелестит, шуршит, льнет к камышовым циновкам...
Тогда она говорит:
— Ака, вы промокли... Ака, вы дрожите... Ака, вы заболеете...
Ака, а у меня нет ни горячего чаю, ни вина...
Ака, вы должны согреться... Ака, я не знаю, как вас согреть...
Возьмите мой чекмень, ака...
Она
– Не надо, Сухейль... Мне не холодно... Это арык стал рекою...
– Вам холодно, ака... Вы весь дрожите...
Возьмите мои ичиги, ака...
И она снимает с ног ичиги и протягивает их мне...
– Не надо Сухейль... Мне не холодно... Арык стал рекою...
– Вам холодно, ака... Закутайтесь... Вы весь дрожите...
Возьмите мое платье, ака... Оно теплое, как одеяло...
И она снимает с себя тяжелое рубиновое аксамитовое платье...
— Не надо, Сухейль!.. Я не от холода дрожу!.. Это арык стал рекою...
— Возьмите тюбетейку, ака... И бусы тоже...
— Не надо, Сухейль!.. Зачем мне бусы?.. Зачем бусы?.. Бусы-то зачем?..
— Вам холодно, ака... Вы дрожите... Вы не можете согреться... Дождь, да?..
— Нет, Сухейль...
— Возьмите... меня... ака... Ака!.. Вам же холодно!.. Ака!..
— Сухейль, Сухейль, это арык стал рекою!.. Су¬хейль, теперь и ты дрожишь!..
— Да, ака... Арык стал рекою, ака!.. Арык стал рекою, ака...
— Я люблю! люблю! люблю! люблю! люблю! люблю! тебя! тебя! тебя!.. Сухейль!.. Дочь бека!.. Арык стал рекою!.. Сухейль!.. Стал рекою!..
— Я люблю! люблю! люблю! люблю! люблю! люблю! вас! вас! вас! Ака Насреддин!.. Сын горшечника!.. Да!.. Арык стал рекою!.. Ака!.. Стал рекою!..
Дождь, дождь, дождь мягко, сонно, дремотно сыплется, шелестит, шуршит, льнет к камышовым циновкам... Упирается в них... Шумит... обволакивает, завораживает... затуманивает...
– Арыыыыыык стаааааал рекоооооою, Сухейль!.. Айеее!..
– Арыыыыыык стаааааал рекоооооою, Насреддин!.. Айеее!..
...Ночь!..
Дождь!..
Река!..
Дерево!..
Но!..
И
И арык стал рекою.
И дева стала женою.
И стало утро.
И ночь стала утром...
И пришло сырое незрелое утро. Темное утро... Кислое.
Уже мокрый, тяжелый сад возникает, мается, обозначается в дожде... Призрачный... Нагой...
Слепой дремучий осенний сад... Нет уже плодов в нем... Затаились до весны...
— Пора, Насреддин!..
— Пора, Сухейль!..
— Я приду сегодня ночью...
— Я буду ждать, ака... Возьмите чекмень... Там дождь...
— Не надо! Мне хорошо! Горячо!.. Счастливый я, Сухейль!..
— Возьмите, ака, чекмень...
— Хорошо, Сухейль... Я беру чекмень... Но тут твои бусы... твои гранатовые бусы, Сухейль... Ты забыла их на чекмене... Возьми их... Надень...
— Это не бусы, ака... не бусы... это моя кровь... первая... ака... Не берите чекмень, ака...
— Нет!.. Я возьму чекмень! Я люблю этот чекмень! Я буду хранить его!.. Вечно!.. Сухейль!.. Я счастливый! Горячий! Хочу петь! Хочу кричать!.. Эй, люди!.. Я лю¬блю, люблю, люблю!.. Я люблю Сухейль!.. Эй, люди!..
— Тише, ака!.. Вы разбудите Кара-Бутона!.. Он убьет вас!.. Тише! Идите, ака!.. Бегите, пока не проснулся Кара-Бутон!..
— Эй, люди!.. Я счастливый!.. Я горячий! Я люблю Сухейль!.. Она моя! Моя Сухейль!.. Айе!..
СМЕРТЬ
...И там, где много жизни,— там много смерти...
Авеста
Айе!..
Опять я бегу, бегу по утреннему зыбкому сырому крепостному айвовому саду!..
В первый раз я бежал в фазаньем гаремном чапане Махмуда Талгат-бека...Где вы ныне, почтенный усопший бек, мой неудачный муаллим, Учитель Любви?..
Пустили ль вас в райские дремливые медоточивые сады, сады, сады?..
Иль смерть в гареме была вашей последней смертью?..
И вы сладко умерли, уснули, отошли, успокоились, как осенняя вялая тяжкая застрявшая, оттрепетавшая, заблудшая в меду муха?..