Первая просека
Шрифт:
— Сталкивай, — приглушенно скомандовал Головаха, налегая на весла.
Лодка шаркнула по камням и грузно закачалась на волнах. Захар прыгнул в нее, пробрался в корму к рулевому веслу. Сердце у него замерло — в любую минуту их могли окликнуть, вернуть. Оба молчали, вслушиваясь в звуки ночи. Но один только шелест волн слышался кругом.
Они пересекли Амур, чтобы потом подняться вверх под прикрытием безлюдного лесистого берега, и пристали к каменистому мысу. Там передохнули, съели по банке рыбных консервов и по куску хлеба.
— Слушай, где ты добыл столько продуктов? — спросил Захар, ощупав большой мешок.
Головаха усмехнулся:
— Купил-нашел, насилу ушел.
— Украл?
— А ты думаешь, подарили?
— Когда же ты успел?
— А это еще раньше. Припрятано было на всякий случай.
Захару стало тоскливо от этих слов. Не ошибся ли он, связав свою судьбу с Головахой? Это же вор! Но делать нечего, назад возврата нет. И разве он сам не обманул Любашу, попросив весла и ведро на часок? А своих земляков, когда сказал, что уезжает на сплав? Чувство гадливости к себе охватывало Захара, но он старался заглушить совесть и думать о том, как скорее добраться до Хабаровска.
— Ну, двинули! — скомандовал Головаха.
Лодка медленно, с трудом шла против течения у самого берега. Но когда забрезжил рассвет, беглецы были уже километрах в десяти выше Пермского.
Впереди, за утесом, показалось какое-то село. Пришлось снова пересекать Амур, чтобы укрыться на день в тальниках левого берега.
После бессонной, полной тревог ночи, многочасовой непрерывной гребли, шума волн в кромешной тьме тихая протока с недвижной глянцевитой водой, озаренная розовыми лучами солнца, показалась райским уголком. Они облегченно вздохнули, когда лодка спокойно пошла по невозмутимой глади протоки; изумрудная зелень тальника отражалась в воде, и весь воздух кругом, казалась, был пронизан зеленым светом.
Захар спрыгнул на песок, взбежал на обрывистый берег. Захватывающее чувство приволья овладело им. Кругом лежали необъятные, залитые солнцем просторы лугов. В воздухе переливчато звенели трели жаворонков, где-то неподалеку в зелени тальника щелкал дрозд, на озере гортанно покрикивала цапля, под обрывами, где над водой шатром нависали тальники, плескалась рыба.
— Хорошо-то как! — Захар полной грудью вдохнул пахнущий травами воздух.
— Ты там не торчи, — грубо окликнул его Головаха, — могут засечь…
Захар подошел к костру, Головаха недобрым взглядом окинул его и сказал:
— Вот что, кореш, давай сразу договоримся, по-честному, — не продавать! Понял? Будешь легавить — учти: я в этих делах беспощадный! — и приоткрыл полу куртки. На поясе у него висел нож-финка в позолоченных ножнах.
— А на черта мне это нужно? — Захар исподлобья взглянул на Головаху. — И финку больше не показывай, я не трус.
— Да ты не обижайся, кореш, — заулыбался Головаха, — это я так, чтоб наперед договориться.
Захар не ответил. На душе у него стало горько. Но делать нечего — назад пути нет.
После завтрака они завалились спать.
Захар проснулся за полдень, когда солнце стало нестерпимо припекать. Головахи не оказалось рядом, он бродил возле воды с ружьем, высматривая рыбу.
— Ну что, двинем? — спросил Захар.
— Пожалуй, — отозвался Головаха.
Захар сел на гребные весла, Головаха — за руль. Через час протока вывела к Амуру.
Их никто не задержал до наступления темноты, даже не встретилось ни одного судна или лодки.
К исходу третьих суток они уже были в ста километрах от Пермского — в устье Серебряной протоки, соединяющей озеро Болонь с Амуром. За это время они о многом переговорили. Захар все больше узнавал Головаху и все больше опасался за свою судьбу. Перед ним был настоящий бандит, вор-рецидивист. С пятнадцати лет Головаха занимался воровством и грабежами — об этом он сам поведал Захару. На его совести было два убийства, четыре побега из мест заключения. В Пермское он приезжал по чужим документам, чтобы скрыться от преследования уголовного розыска.
— А за гроши не думай, — весело подмигивая, говорил он Захару, — меня в Хабаровске кореш ждет. Втроем мы как-нибудь справимся с магазином.
Если бы Головаха не говорил этого, может, все так и шло бы своим чередом. Захар мирился даже с тем, что Головаха почти не греб, а если греб, то лениво, неумело и уже на второй день натер кровяные мозоли. Но теперь сам побег открылся Захару совсем в ином свете. Он стал опасаться, что Головаха пристукнет его где-нибудь на подступах к Хабаровску, когда исчезнет необходимость в гребце. Захар заметил, что Головаха почти не выпускает из рук его «фроловку», а когда расстается с ней, то вынимает затвор и прячет за пазуху. Он стал следить за каждым движением Головахи. И только тогда Захар приметил, что Головаха тоже следит за ним.
Для ночлега они облюбовали старицу протоки в левобережье Амура, загнали лодку в самый угол залива, где в него впадал говорливый ручей, и под кустом на песке увидели шалаш. Внутри шалаша было постелено сено. Утиные перья и обглоданные птичьи кости указывали на то, что здесь был приют охотников.
— Красота-то какая, а! — воскликнул Захар, заглянув в шалаш. — Слушай, Головаха, давай здесь устроим дневку, поохотимся на уток, они наверняка где-нибудь тут рядом гнездятся.
Некоторое время Головаха колебался.
— Отдохнем, отоспимся вволю, — продолжал Захар. — В самом деле, куда нам торопиться?
— Ладно, — согласился наконец Головаха. — Только на охоту пойдем вдвоем.
— Ну, конечно, вдвоем! — воскликнул Захар. — Ты хорошо стреляешь?
— Слушай, ружье я тебе все равно не дам! — Головаха угрюмо поглядел на Захара.
— Ну и дурак! — усмехнулся Захар. — Ты что же, думаешь, в тебя стрелять буду?
— А кто тебя знает…