Пёрышко
Шрифт:
– Что угодно, только спаси!
– Смотри же!
И исчезла, как ее и не было.
Тут дружинники Богдановы прибежали. Окружили меня, не поймут, что сказать им пытаюсь. Третьяк, тряпкой обмотанный, попытался в дом зайти, но это было уже невозможно. Только с одной стороны еще крыша не рухнула - там, откуда дети из окошка вылезли. Указала им, где он может сейчас находиться. Милорад с Ярополком топорами рубить бревна под окном стали. Трудно дело шло. Бревна-то, крепкие, широкие! Остальные ведра где-то похватали и за водой побежали.
А мне вдруг показалось,
Дружинники водой из ведер стали стену и часть крышы возле нас поливать, чтобы не горела так быстро. Поменялись - теперь Мстислав и Волк топоры взяли, с трудом, но хороший большой кусок бревна все же сумели выбить. Тогда Третьяк ведро воды на себя вылил, тряпку мокрую на голову повязал, да и в получившийся проем полез, остальные рядом стоят - смотрят. Слышно, как кричит Третьяк что-то! Ярополк тоже облился, да прямо так и нырнул в огонь.
Время остановилось для меня. Сама не заметила, что кулак до крови искусала. А когда они Богдана через проем этот стали вытаскивать, видела только одно, что рубаха на нем до сих пор горит! Кто-то из дружинников, не растерявшись, тут же водой ее залил.
Вытащили, на землю положили. Не помня себя, подскочила, подлетела к нему! Руки в ожогах - волдырями пошли! Волосы обгорели, борода тоже. Но живой, все-таки живой! Хоть и без сознания пока... Воины рядом столпились:
– Что нужно, Ясна? Чем помочь можно?
– Быстро, руки его в ведра с водой окунайте, только осторожно, старайтесь не трогать поврежденные места! Ярополк рубаху с него снимай! Нет, не снимай - срезай ножом! Только если прилипла она - не отрывай от ожога! Кто-нибудь, тряпку, какую побольше, нужно найти и намочить холодной водой! И еще, сундучок мой с травами и лекарствами нужен! Только я не знаю, где он!
Видела, как четко и быстро дружинники действуют, главное, чтобы не поздно было...
Что делать, что делать... Как бабушка, руками стала над неподвижным телом водить. Видела свечение от ладоней исходящее, все видели. Только не понимала, помогает ли оно, действует ли... Двигала руками там, где особый жар чувствовался, и ладоням горячо становилось, а на коже Богдана испарина выступала.
Когда ткань мокрую принесли, еще раз в ведро ее окунула, дружинники Богдана приподняли, и я тканью той его обернула.
А тут Бажен с сундучком моим вернулся! Знала, что травка там одна есть, даже не травка сама, а настойка из нее приготовленная - пижма девичья, что боль уменьшает. Это лекарство часто нужно бывает, поэтому бабушка уже готовое мне в глиняную бутылочку налила! Прямо так из бутылочки той стала Богдану в рот вливать. Да, только не пил он, не глотал. Так сознание к нему и не вернулось...
Третья ночь без сна... Третья ночь над телом его - не живым и не мертвым... Сколько угодно смогу, только бы жив был... Не так уж страшны
Сама Миру звала! Сама ей его предлагала, когда дружинники из комнаты выходили! Волчицей выла! Чувствовала, что уходит он...
19. Жизнь после…
И она пришла. В черном одеянии с посохом в руке, туманом в приоткрытые двери просочилась. Встала над Богданом, пальцами своими по лицу, по бровям его провела. И с такой любовью смотрела, что в душе моей все перевернулось.
– Знаешь, почему его я выбрала?
Словно онемела я. Слова сказать не могла. Вспомнила только, как Богдан рассказывал, что он сам к ней в хмельном угаре в лес приехал.
– Не-ет, не сам он. Я его позвала! Обещан он мне был. Отцом его. Не тем воином, что с матерью Богдана жил, а настоящим кровным отцом. А отец его - Драгомир, князем до Ладислава был. А значит, Ладислав и Богдан - братья! Виноват, ох, виноват Драгомир передо мной! Злом на добро мое ответил. За то и должен был сына своего отдать. Я-то хотела у него самое дорогое забрать, но хитер был князь, нелюбимого, непризнанного, ненужного сына подсунул. Да только все равно полюбила я Богдана! Так полюбила, что до сих пор без него жизни не мыслю!
– Если любишь - спаси его!
– Спасу. Только мой будет навсегда. Забудет тебя. Вот держи лекарство.
Никогда такой бутыли не видывала, какую Мира протянула мне. Взяла ее, а внутри под стеклом прозрачным что-то вязкое яркого зелёного цвета плещется.
– Будешь поить его два дня, пока до деревни твоей не доедешь. Потом он с воинами дальше отправится, а ты - к бабке своей.
Отвернулась она от Богдана и к двери пошла.
– Мира, а что тебе Драгомир сделал?
Ох, зря, зря спросила это. Исказилось злобой лицо ее. Руку занесла, думала, что ударит она меня. Но Мира вдруг плечи опустила, голову вниз склонила и сказала:
– Яблочко от яблоньки недалеко падает. Слыхала такое, девка? Я Драгомира, на охоте раненого, выходила, жизнь ему спасла, а он с моей дочкой то же сотворил, что и сын его Ладислав с женой Ярополковой! Силой взял. Понесла она. Да другого любила. А любимый отказался от нее брюхатой. Она в болоте-то и утопилась! Что еще спрашивать будешь?
Видела, понимала я, что не такая она и злобная, какой казаться желает. Не знала только как убедить ее, как помочь ей.
– Как помочь жене Ярополка?
– Никак. Если любят друг друга - смиряться и дите в ласке вырастят. А если нет - будет он один век вековать. Все хватит вопросов. Удивила ты меня. Могла ведь о своей судьбе спросить, а ты о Ярополке!
– Какая моя судьба-то без Богдана...
Расхохоталась Мира и исчезла.
Стала поить его. Немного из бутылочки в рот капну, спустя время - еще чуть-чуть. Ну, и свои травы давала. Руками лечила, как могла. К вечеру легче дышать стал. Так и заснула, голову рядом с плечом его положив.