Пёрышко
Шрифт:
– И что с ними теперь?
– Их сестра старшая, про чью свадьбу Ратибор рассказывал, забрала к себе.
Помолчал. Думал. Понять не мог, почему не помню ничего с того момента, как Бажен в лесу ранен был. От леса того до Изборска два дня пути.
– Ярополк, я в Изборске обгорел?
– Да. Молния в избу Ратиборову попала. Ты там ночевал. Детей спасать стал. Через окошко их на улицу высадил, а сам уже пройти не смог. Мы топорами бревно выбили...
Странным рассказ показался. Никогда прежде в Ратиборовом тереме не ночевал. Всегда с дружинниками
– Почему у Ратибора был? Почему не с вами?
Замялся Ярополк. Знает. Почему думает?
– Не знаю, Богдан. Твое решение.
– Ярополк, кто Бажена ранил?
Снова задумался. Знает и это.
– Не знаю.
– Что с данью?
– Ничего. Город сгорел почти. Амбары с зерном тоже. Оставили им наше добро. Пожалели...
– Что-о-о?
– возмущение придало сил. Не обращая внимания на боль в руках, приподнялся. Сел со стоном. Голова закружилась пуще прежнего.
– Ты в своем уме, Ярополк? Чье это решение? Твое? Ты понимаешь, нет ли, что нам теперь дороги в Муром нет? Понимаешь, ЧТО князь с нами сделает? Острог - это еще цветочки...
– Но... там же голод будет. Там же дети, старики, а погибших, сгоревших, знаешь, сколько было?
– Ты думаешь, князь пожалеет данников своих? Ты помнишь, какой ценой победа над ними нам далась? Да, ты-то не помнишь, молод еще... На мое лицо посмотри - видишь? С ними, с чудью сражался... Где остальные?
– Спят. Ночь сейчас.
– Ты один, что ли дежуришь?
– Да, мало нас стало - вдвоем, если, то отдохнуть не успеваем. Да, и дани-то нет, что охранять?
– А Бажен? Жизнь его? Что если снова убить его решат?
Руки горели огнем. Пальцы болели так, что страшно стало - есть ли они вообще, осталось ли от них хоть что-то? Молчал дружинник. Не нравилось мне молчание его.
– Ярополк, посвети мне на руки! Посмотреть хочу...
Он ушел к кострищу. Огонь почти погас. Раздул пламя, запалил ветку, поднес к рукам. Пальцы обожжены, только раны-то затягиваются уже. Так, когда это все случилось? Сколько я без сознания был? Судя по рукам моим, давно уже, неделю, не меньше.
– Сколько я без сознания?
– Почти две недели.
– Что? Как это возможно?
Осмотрел себя, насколько возможно это в темноте, при неярком свете, возможно было. Понял, что обгореть-то обгорел, да не так уж и страшно. Чего ж это я в себя не приходил?
– Кто меня лечил-то?
– Кто... ну, Третьяк, конечно...
– А это лекарство, что Бажен мне давал, тоже Третьяк сделал?
– Нет... В Изборске взяли.
– Ладно. Спать буду. Сил нет.
– Спи, Богдан. Не бойся, ничего с Баженом не случиться.
И снова провалился, упал в вязкий тягучий сон. На траве изумрудной лежал, руки в стороны раскинув. Знал, видел, что счастлив я. Понимал еще, что рядом кто-то есть со мной. Но кто? Вертел головой в разные стороны, да увидеть не мог. А вот смех, звонкий, переливчатый, слышал. Женский смех. И спрашивал у нее: "Где же ты? Покажись! Что же оставила меня?" Но в ответ снова смех слышал.
Утро
– Богдан, как рад я, что ты в себя пришел! Сиди, сиди, не вставай. Сейчас есть будем.
– Остальные где?
– Тут ручей неподалеку - за водой, да искупаться пошли.
Похлебку, еще дымящуюся, в плошке принес. Хотел я сам ложку в руки взять, да не смог - от боли задохнулся. Мстислав кормить стал. А тут и остальные дружинники вернулись. Все. Кроме Милорада.
– Чтой-то вы Милорада потеряли? Неужто в разведке с утра?
Переглянулись дружинники. Ярополк вперед выступил:
– Нет его с нами. Остался он... в Изборске.
– Как остался? Зачем?
Пожал Ярополк плечами.
Ждан за него сказал:
– Сказал, чтобы другого разведчика себе искали. А давай, Богдан, я буду? А что? Только предсказывать не умею...
Третьяк рассмеялся:
– Так Богдан-то сказывал, что Милорад перед дорогой предсказывал, что чудь взбунтуется, что худо нам будет, а оно - вон что! Пожар в Изборске! Испортился предсказатель-то! Нам бы такого, как...
Замолчал внезапно, не иначе, как в спину тычок от Бажена получил. Что-то скрывают от меня дружинники. Не хотят рассказывать. Важное что-то. Что же? Ладно, понаблюдаю за ними, глядишь, само как-нибудь выплывет. Сейчас о другом думать надобно, как гнева князева избежать.
– Ну, что, воины, делать будем? Что князю говорить про дань-то?
Расселись неспеша вокруг меня, ни один в глаза не смотрит. Кто выскажется? Неожиданно Бажен повернулся и твердо сказал:
– Правду скажем. Ничего отец нам не сделает. А если лютовать начнет, скажу, что жениться на княжне изборской надумал!
Удивлен я был. Смелостью его. Вон оно как нас, дружинников, решил княжич собой прикрыть!
– Да как же я такое пропустил-то, ты никак невесту себе присмотрел?
Бажен рассмеялся, остальные за ним:
– Да, еще и не то ты пропустил...
Теперь уже он получил тычок от Третьяка.
– А что еще?
– Э-э, ну, вот ...дорогу в Изборск, к примеру, не помнишь... И пожар... И назад... А мы-то завтра утром уже в Муроме будем!
Муром встречал нас тишиной. Обычно на границе уже к приезду нашему дозорный отряд дежурил. А в этот раз - никого. Улицы пустынны, даже детишки малые не бегают, не играются в пыли. Только во дворе одном, когда мимо проезжали, собака выла. Кто-то за воротами цыкнул на нее, и она с визгом в будку забилась... Мои воины с опаской поглядывали кругом и удивленно друг на друга. Что случилось, пока нас не было? Почему горожане прячутся? Почему нас никто не встречает. Неспокойно на душе было. И у дружинников, судя по взглядам их, тоже.