Песочный принц в каменном городе
Шрифт:
Мне стало жарко и трудно дышать, вспомнилась прокладка, в которую меня лицом пытались пихнуть молдаванки, заусеницы на их грязных руках, глаза-бусинки, мое молчание, которое позволило думать, что стерплю подобное обращение.
Хватит! Молчать не стану!
— Остановите машину!
Водитель, а по совместительству Андреевны муж, не отреагировал.
— Остановите, — повторила я. — Или на ходу выпрыгну.
Показав, что не шучу, приоткрыла дверь и высунула одну ногу. Машина притормозила, но прежде чем я вдохнула вольного воздуха, прежде
— Ну, и дрянь же ты!
Дорога к троллейбусной остановке заняла полжизни, и все под такт кружившим мыслям: «дрянь, дрянь, дрянь»…
Что, если Андреевна права и я — дрянь?
Утро убило жалость и зародившиеся черные зерна, брошенные Андреевной. Не плевать ли мне, если человек, который не раз подставлял меня перед директором и смеялся за глаза, назвал меня дрянью?
Да это комплимент в превосходной степени.
Я задрала голову выше неба и зашла в офис.
— Ну, я погорячилась, — с порога улыбка Андреевны, — погорячилась. Сделай скидку на обстоятельства.
Я задрала голову так, что заболела шея.
— Что Артем, не проявлялся? — подключилась Наташка.
— Нет.
— Хочешь, я ему позвоню?
— Нет.
— Как знаешь. Я думала помочь. Мы же подруги.
А вот я не уверена, что Наташка не знала вчера о предстоящем разговоре с ее матерью. Не верю, потому как убежала она первой и перед этим посмотрела на меня так, будто что-то хотела сказать, но не осмелилась.
Не удивлюсь, если Наташка подсказала матери поговорить со мной в таком тоне, чтобы разбудить совесть, ибо одна из ее коронных фраз гласила: «хочешь достучаться — кричи!».
Заметив мое нежелание общаться, Наташка оставила меня в покое, и я была рада побыть одна. Но вскоре все представители террариума, даже невесть когда появившийся Леонид Михалыч, обступили мой стол.
— Ты с нами? — лилейным голоском спросила Наташка.
— В смысле?
На стол опустился исписанный каракулями лист.
— Мы написали докладную.
— На кого?
— На Матвея.
Ближе всех ко мне стояла Ленка — с опущенной головой, не состоявшийся главный бухгалтер, пошедший на поводу у своры. За ней маячила грузная фигура Андреевны. Директор сел на мой стол и улыбнулся.
— Прорвемся, — сказал он.
— И что здесь?
— Только правда, — подала голос Андреевна. — Перечень угроз этого, так сказать, руководства, жалоба, что он нас уволил, хотя не имел права. Это может сделать только директор филиала, а его даже не поставили в известность… Про то, что раздавал непонятные должности, хотя тоже не имел на это права. В общем, правда.
Леонид Михалыч приобнял меня за плечи и повтори, успокаивая сам себя:
— Прорвемся.
Я пробежала глазами по листку. Абсурд. Как Леонид Михалыч мог согласиться? Какие рычаги применила Андреевна? Им, действительно, ловко руководили. Андреевна знала что-то, что пока не знала я.
Возможно, на какие деньги наш директор отгрохал себе дачу? Но ведь и она прикупила особнячок под Одессой.
— Я подписалась не раздумывая, — замечание Наташки прозвучало как упрек моей медлительности.
— Вы же подруги, — вставила Андреевна. — А она здесь не будет работать, если мы все так и оставим. Это же беспредел! Директора уже ни во что не ставят!
— Подпиши, — попросил Леонид Михалыч.
— Подпиши, — неуверенный голос Ленки.
Я взяла ручку.
Глава № 14
Итак, думать нужно быстро.
Филиал ничего не потеряет, если здесь не будет Андреевны, пусть даже Наташка уволится — тоже ничего. Придет другая девочка, которая не будет полдня красить ресницы, не будет вводить в заблуждение мальчиков со склада, шантажировать дружеским участием, не будет ничего знать об Артеме.
Дальше.
Сметут директора. Кто останется? Ленка и я. Ленка довольна новой должностью, даже говорила, что запишется на курсы бухгалтеров, мне достанется должность повыше. А если я поддержу заговор — тоже рассчитать несложно: уволят вместе со всеми. Мне это надо?
И Матвей… Не хочу идти против него по другим причинам, личным, о которых никому знать не нужно, да и мне лучше не вспоминать.
Я покрутила ручку, еще раз перечитала кляузу и написала: «Согласна с пунктом 2,1».
— Что это?! — разочарованно ахнули вокруг.
— Я согласна только с тем, что против увольнения Леонида Михалыча, если ему это будет грозить. С остальным — нет.
Вздох.
Хмык.
«Ну-ну» — в виде угрозы.
Тишина, которая провозгласила новый виток изгнания для меня, и грядущее чувство нереальной свободы… Для меня…
С квартиры пришлось съехать в трехдневный срок. Не поверите — бабка плакала.
Почему все бабки доводят до белого каления, а когда я их покидаю, виснут на шее со слезами? Сожалеют, что некого больше мучить?
Странно, но я чувствовала необыкновенную легкость, хотя идти-то было некуда.
Сдала вещи в камеру хранения на жд вокзале, там же устроилась в комнате отдыха, взяла двухнедельный отпуск и начала поиск комнаты.
Мне повезло и удалось снять квартиру возле «Аэропортовского». Отдельную, однокомнатную, в которой можно было спать без страха и сидеть на кухне часами, без страха, и уже не было надобности в дешевом вместительном тазике — отдельная ванная была не против моей компании.
Несколько раз звонил региональный, но я была так занята своими проблемами, что толком не смогла ответить относительно ситуации в филиале.
Один раз звонила Ленка, но кто-то зашел в это время в кабинет, и она ничего не успела сказать. Да я и не хотела ее слушать. Каждый сам за себя.
А в один из дней заслуженного отдыха в мобильном услышала голос, заставивший заметаться по комнате. Матвей.
— Ты где сейчас?
— Дома.
— Ты можешь подъехать к «Дому мебели»? Я хочу поговорить.