Питер - Москва. Схватка за Россию
Шрифт:
Эти меры привели к демонтажу прежней неповоротливой системы доступа к предпринимательской деятельности и к появлению на российском внутреннем рынке большего количества субъектов товарно-денежных отношений, иными словами – тех, кто способен вести торговлю, развивать ремесла, заводить мануфактуры. А наиболее массовым участником всего этого являлось крепостное крестьянство, и без него оживление экономики едва ли было возможно. О том, насколько стремительно вживалось крестьянство в новые рыночные реалии, свидетельствуют дебаты о крестьянской торговле в ходе работы Уложенной комиссии 1767-1768 годов. Крупные купцы требовали ограничения растущей крестьянской торговли (вплоть до запрещения розничной), видя в ней подрыв своих коммерческих позиций [32] . Дворянство же, напротив, поощряло участие крестьян в торгах и мануфактурах, усматривая здесь дополнительный источник дохода: по существу, в этом и состояла главная причина интереса правящего сословия к внутренней торговле. Однако у властей планы были гораздо шире, чем просто увеличение прибылей. Летом 1777 года вышел специальный указ, разрешающий крестьянам записываться в купечество. В этом документе, который декларировал развитие идей Манифеста от 17 марта 1775 года, упоминались просьбы крестьянин с разных мест о вхождении в гильдии. Дозволение на это давалось любому крестьянину, обязавшемуся уплачивать гильдейский сбор, а также обыкновенные подати [33] . Для социальных реалий страны этот шаг властей имел значение, которое трудно переоценить. Приток сельских коммерсантов преобразил российское купечество. Чтобы упорядочить формирующуюся предпринимательскую среду, государство утвердило единую для всей империи градацию из трех купеческих гильдий.
32
См.: Исторические сведения о Екатерининской комиссии // Сборник Русского исторического общества. Т. 8. СПб., 1871. С. 42-43.
33
См.: Сенатский указ «О записывании крестьян в купечество». 25 июля 1777 года // ПСЗ. №14632. Т. 20. С. 339.
«оставлено на совесть каждому... и никаким об утайке капитала доносам и следствиям, нигде ни под каким видом места иметь не должно». [34]
Крестьяне быстро адаптировались в стремительно расширяющейся рыночной среде, чего нельзя сказать о дворянстве и старом крупном купечестве. Уже к концу XVIII века купеческий состав претерпел невиданные изменения. Например, в Москве из действовавших в середине столетия 382 первостатейных купцов в 1790-х годах лишь 26 смогли сохранить свое положение. Такое резкое обновление объясняется массовым вытеснением прежних купеческих родов, главным образом безвестными предпринимателями из низов [35] . В России этот процесс был интенсивным и протекал повсеместно, не случайно во многих серьезных исследованиях давно отмечено, что отечественный капитализм рос из крестьянского корня [36] . Это подтверждают и такие данные: при Александре I на волю выкупилось около 30 тысяч душ мужского пола, причем за выход из крепостного состояния разбогатевшие крестьяне выплачивали помещикам весьма значительные суммы [37] . В начале XIX века хозяевами 77% мануфактур различных отраслей являлись крестьяне и вышедшие из крестьянской среды купцы, и только 16% российских промышленных заведений принадлежали дворянам [38] . О сохранении этой тенденции и в дальнейшем свидетельствуют такие данные: известно около 900 имен владельцев промышленных предприятий в Москве первой половины столетия. Историкам удалось выяснить происхождение 400 из них: 58 были выходцами из торгового купечества, 138 – из крестьян, 157 – из мещан и ремесленников, а только 20 являлись дворянами и 35 – иностранцами [39] . Приобщению крестьян к коммерческим делам способствовало также законодательное ограничение барщины тремя днями в неделю [40] в сочетании с распространением оброка в денежной форме. И если в 1766 году крестьяне составляли только 2,6% от всего количества торгующих в Москве, то в сороковых годах XIX века их доля превысила 42% [41] .
34
См.: Указ «О сборе с купцов вместо подушных, по одному проценту с объявленного капитала, и о разделении их на гильдии». 25 мая 1775 года // ПСЗ. №14327. Т. 20. С. 145-146. Напомним, что в ноябре 1779 года Мануфактур-Коллегия, надзиравшая за промышленностью, была упразднена. Правительство перестало видеть в ней какую-либо надобность, поскольку всем предоставлялась свобода коммерческой инициативы. Правда, почти двадцатилетие спустя Павел I снова восстановил ее. См.: Указ «Об уничтожении Ману-фактур-Коллегии и ее конторы». 22 ноября 1779 года // ПСЗ. №14947. Т. 20. С. 882.
35
См.: Аксенов А.И. Генеалогия московского купечества XVIII века. Из истории формирования русской буржуазии. М., 1988. С. 61.
36
См, напр., работу советского периода И.В. Мешалина и монографию российского ученого А.В. Ковальчука: Мешалин И.В. Текстильная промышленность крестьян Московской губернии в XVIII и первой половине XIX века. М., 1950. С. 240-245; Ковальчук А.В. Мануфактурная промышленность Москвы во второй половине XVIII века. М., 1999. С. 81.
37
См.: Берлин П.А. Русская буржуазия в старое и новое время. М., 1922. С. 89.
38
См.: Предтеченский А.В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX века. М., 1957. С. 33. Таких же оценок придерживалась известный советский историк А.М. Панкратова. По ее утверждению, в первой половине XIX века в руках дворян находилось всего лишь 15% действующих мануфактур. См.: Рабочее движение в России в XIX веке. Т. 1. М., 1951. С. 24 (вступ. ст.).
39
См.: Куйбышева К.С. Крупная московская буржуазия в период революционной ситуации в 1859-1861 годах // Революционная ситуация в России в 1859-1861 годах. Сб. ст. М., 1965. С. 318.
40
См.: Манифест «О трехдневной работе помещичьих крестьян в пользу помещика и о непринуждении к работе в дни воскресные». 5 апреля 1797 года // ПСЗ.№ 17909. Т. 24. С. 577.
41
См.: Яковцевский В.Н. Купеческий капитализм в феодально-крепостнической России. М., 1957. С. 149.
Бурный рост крестьянской торговли делал необходимой ее регламентацию. Так, в указе от 29 декабря 1812 года подчеркивалось, что данный акт направлен против «стеснения свободной промышленности крестьян». Их торги делились на четыре категории в зависимости от оборотов с выдачей соответствующих свидетельств, которые разрешали крестьянам вести такие же дела, что и купцам, но только без распространения на них купеческих сословных прав [42] . В 1824 году торгующие крестьяне делились уже на шесть категорий – эта мера преследовала цель обложить налогом даже мелких торговцев [43] . Вообще фискальные цели оставались у государства определяющими в отношении всего предпринимательства. Раздражение правительства вызывали любые задержки по платежам в казну. Так, с купцов, допустивших недоимки по уплате гильдейского сбора (1% с капитала ежегодно), взыскивались пени в размере того же самого процента за каждый месяц задержки [44] .
42
См.: Указ «О дополнительных правилах для дозволения крестьянам производить разными товарами торговлю с получением на сие право свидетельств и с платежом определенных пошлин». 29 декабря 1812 года // ПСЗ. №25302. Т. 32. С. 491-492.
43
См.: Манифест «Об устройстве гильдий и о торговле прочих состояний». 14 ноября 1824 года // ПСЗ. №30115. Т. 39. С. 601.
44
См.: Указ «О записке крестьян в купеческое звание; о переписке купцов из города в город; о даче купцам паспортов на случай отлучек их по коммерции и о взыскивании недоимок». 19 августа 1820 года // ПСЗ. №28389. Т. 37. С. 420-421.
Важно подчеркнуть, что на фоне широкого купеческо-крестьянского предпринимательства участие дворян в торговле и промышленности продолжало оставаться крайне слабым. Правящее сословие не реагировало на упреки отдельных энтузиастов, ратовавших за торговлю и промышленность:
«Дворянство
45
См.: Левшин В. Русский полный фабрикант и мануфактурист. Т. 1. М., 1812. С. 8.
Но интересы отечественного дворянства традиционно продолжали вращаться вокруг сельского хозяйства. Оно неизменно выступало за земледельческий статус России и развитие главным образом сельской экономики. Дворянская печать доказывала преимущества земледельческого труда перед фабричным, прямо противопоставляя эти сферы деятельности [46] . Видя это, правительство тем не менее не оставляло попыток вовлечь дворян в торговлю и промышленность – при Екатерине II не особенно активно, но с начала XIX века все более настойчиво. В 1802 году помещикам специально было дозволено самостоятельно вести оптовые торги с зарубежными партнерами – коммерческие возможности правящего сословия расширялись [47] . А Манифестом от 1 января 1807 года дворянам-помещикам вообще предоставлялось право (которым они, надо заметить, пользовались крайне неохотно) записываться в первую и вторую купеческие гильдии [48] .
46
Особенно преуспел в этом «Дух журналов», выходивший с 1815 по 1820 год. Издание пропагандировало земледельческий труд (мол, сельский народ – самый здоровый телом и духом, а фабричные люди по большей части хворые и больные), неизменно ратовало за вложение капиталов прежде всего в сельское хозяйство и выступало за прекращение покровительственной политики по отношению к промышленности. См.: Туган-Барановский М.И. Русская фабрика в прошлом и настоящем. М., 1991. С. 292-295.
47
См.: Указ «О дозволении помещикам производить заграничную оптовую торговлю». 4 ноября 1802 года // ПСЗ. №20493. Т. 27. С. 340.
48
См.: Манифест «О дарованных купечеству новых выгодах, отличиях, преимуществах и новых способах к распространению и усилению торговых предприятий». 1 января 1807 года // ПСЗ. №22418. Т. 29. С. 973.
Затем правительство решило освоить и новые для России формы приобщения к торгово-мануфактурным делам: первое положение об учреждении акционерных компаний появилось в 1836 году [49] . Вне всякого сомнения, данный шаг был рассчитан прежде всего на европеизированное дворянство, для которого просто вложение денег в предприятие выглядело более привлекательным, нежели непосредственное участие в производственных хлопотах. Однако усилия властей не достигали поставленной цели: дворянство продолжало рассматривать торгово-промышленную деятельность как недостойную своего высокого статуса. Это хорошо передал И.А. Гончаров в знаменитом романе «Обломов»: его главный герой – дворянин-помещик до мозга костей – был возмущен предложением начать какое-нибудь предприятие, так как считал недопустимым делать из дворянина мастерового. Его коммерческое мышление не шло дальше оформления имения под залог в банке и существования на положенные проценты [50] .
49
См.: «Высочайше утвержденное положение о компаниях на акциях». 6 декабря 1836 года // ПСЗ (2). №9763. Т. 11. Отд. 2. С. 257-266.
50
См.: Гончаров И.А. Обломов. Т. 4. М., 1979. С. 179 // Собр. соч.: в 8 т. М., 1977-1980.
Все вышесказанное позволяет сделать вывод, что с семидесятых годов XVIII века и до середины XIX капиталистические тенденции в России имели своеобразные формы. Невосприимчивость правящего класса к торгово-ремесленному духу обусловила социально-экономическое явление, которое, на наш взгляд, наиболее точно характеризуется формулой «купеческо-крестьянский капитализм». Во многом это положение объясняется слабостью российского города, не сразу ставшего сосредоточием торгово-промышленных процессов, развертывание которых происходило прежде всего в сельских местностях усилиями сельского крестьянства. Именно из крестьян рекрутировался костяк российской купеческой буржуазии. Например, в первой четверти XIX столетия при записи в купеческие гильдии и объявлении капитала фамилии сплошь и рядом отсутствовали, а потому многие записывались так: «прозвищем Сорокованова позволено именоваться 1817 года июля пятого» или «фамилиею Серебряков позволено именоваться 1814 года января 17 дня» [51] .
51
См.: Кузьмичев А.Д., Петров Р.Р. Русские миллионщики. М., 1999. С. 7.
Образовательный и культурный уровень купцов из крестьян был, конечно, невысок, однако их деловая сметка поражала современников. Вот одно из наблюдений с крупнейшей Нижегородской ярмарки, куда съезжалось все российской купечество:
«Поистине надо удивляться – как удивляются иностранцы – природной даровитости русской натуры, и именно даровитости к коммерческому делу, когда видишь, как самородные наши торговцы, едва умеющие разобрать купеческий счет и подписать вексель, справляются с этими иностранцами, большей частью прошедшими, до конторы, полный курс наук в средних и даже высших учебных заведениях» [52] .
52
См.: Безобразов В. Очерки Нижегородской ярмарки. // Русский вестник. 1866. Т. 61. С. 277.
Именно такие кадры крестьянского происхождения, а не дворянство, брезговавшее заниматься торговлей и мануфактурами, определяли лицо российского капитализма в дореформенную эпоху. Купечество той поры уже выходило с серьезными хозяйственными инициативами, например, о строительстве собственными силами железных дорог, что должно было принести необычайную пользу России, и когда:
«дан будет русскому купечеству новый быт... оно будет выведено из зависимости иностранцев» [53] .
53
См.: Записка макарьевского купца Оланцова «О московской железной дороге» // ГАРФ. Ф. 109. 2-я экспедиция. 1830. Д. 390. Л. 96.
Напомним, что в это же самое время главный экономический стратег николаевской эпохи – министр финансов Е.Ф. Канкрин ставил под сомнение целесообразность железнодорожного строительства в российских условиях!
В первой половине XIX века участие купеческо-крестьянских слоев в экономике России было по достоинству оценено видным историком и издателем Н.А. Полевым [54] . Он рассматривал эти сословия прежде всего как набирающий силу аналог классической западной буржуазии. Купечеству как наиболее деятельной части общества, кормильцу миллионов россиян, уготована роль локомотива развития, считал Полевой. Обращаясь к представителям сословия, он взывал:
54
Н.А. Полевой (1796-1846) – писатель, историк, журналист. Издатель популярного журнала «Московский телеграф» (1825-1834). Выходец из купечества, занимался самообразованием при Московском университете и за границей. Много путешествовал по России, особенно по Сибири. Надежды на экономическое развитие страны связывал с развитием купеческого сословия и промышленности. Выступал против гегемонии дворянства в русской культуре. Из-за невозможности соперничать с дворянскими литераторами обратился к изучению истории русского народа. Неодобрительно относился к бунтам Разина и Пугачева, превозносил Петра I как устроителя русской промышленности, давшего долгожданный толчок ее развитию. Подробнее о воззрениях Н.А. Полевого см.: Ставрин С.Н. А. Полевой и «Московский телеграф» // Дело. 1875. №5, 6, 7; Шикло А.Е. Исторические взгляды Н.А. Полевого. М., 1981.