Питер - Москва. Схватка за Россию
Шрифт:
«Закон этот глубокая тайна только агитаторов (то есть наставников. – А.П.), но она проявляется в завещаниях богачей, отказывающих миллионы агитаторам на милостыни, и в готовности всех сектаторов разделить друг с другом все, если у них одна вера» [91] .
Факты подтверждают, что именно таким образом и функционировала раскольничья экономика. Обратимся, например, к знаменитому комплексу старообрядческих монастырей на Большом Иргизе. В финансовом отношении их основание связано с деятельностью волжского купца конца XVIII – начала XIX века В.А. Злобина, который оплачивал значительную часть расходов на их строительство и содержание. Как водится, этот староверческий благодетель взялся словно бы ниоткуда: в молодости трудился пастухом, а выучившись грамоте, стал писарем в одном из селений. Но затем некие старики, убедившись в уме и деловых качествах молодого человека, решили вывести его в люди. У него быстро появляются деньги и общие дела с князем А.А. Вяземским, тогдашним генерал-прокурором, чьи владения простирались вдоль Волги. И за несколько лет В.А. Злобин превратился в миллионера. После 1785 года, когда староверам разрешено было занимать общественные должности, он избирался головой города Волгска. Его связям и знакомствам в Петербурге, в том числе и с министрами, могли позавидовать многие. Но главным делом В.А. Злобина всегда оставался Иргиз. Благодаря его доходам в монастыри лился денежный поток, благодаря его влиянию – выносились нужные административные решения и даровались льготы. Однако славная история злобинской семьи завершилась так же стремительно, как и началась. Сам глава скончался в 1813-м, его сын погиб годом раньше в возрасте тридцати шести лет. А внук, законный наследник громадного состояния, успел вкусить столичной жизни и не пожелал приобщиться к вере своих предков. В результате после смерти жены В.А.
91
См.: Синицын И.И. Раскол в Ярославской губернии // Сборник правительственных сведений о раскольниках / Сост. В.И. Кельсиев. Вып. 4. Лондон, 1862. С. 148.
92
См.: Леопольдов А. Биография Волгского именитого гражданина Василия Александровича Злобина. Саратов, 1871. С. 4-26.
Своему вхождению в высшие сферы В.А. Злобин обязан тогдашнему генерал-прокурору А.А. Вяземскому. Занимаясь делами этого сановника в волжском регионе, В.А. Злобин приобрел его полное доверие. Руководителем канцелярии генерал-прокурора являлся способный чиновник А.И. Васильев, который впоследствии стал первым министром финансов России (1802-1807) и расположением которого пользовался доверенный партнер А.А. Вяземского. После смерти А.И. Васильева министром финансов стал его племянник Ф.А. Голубцов, начинавший карьеру в канцелярии того же А.А. Вяземского под руководством своего дяди. Отсюда и связи B.А. Злобина в Петербурге.
Принцип «твоя собственность есть собственность твоей веры» прослеживается и в хозяйственном укладе Преображенского кладбища в Москве. В распоряжении исследователей имеются донесения полицейских агентов, расследовавших деятельность московских старообрядцев во второй половине сороковых годов XIX века [93] . Для внешнего мира это было место, где располагались погосты с богадельнями, приютами и больницей. На самом же деле «кладбище» служило финансовой артерией беспоповцев федосеевского согласия. По наблюдениям МВД, касса «кладбища» помещалась в тайниках под комнатами федосеевского наставника С. Козьмина [94] . В них хранились общинные капиталы, направляемые по решению наставников и попечителей на открытие или расширение различных коммерческих дел. Единоверцам предоставлялось право пользоваться ссудами из общинной кассы, причем кредит предусматривался беспроцентный, допускались и безвозвратные займы. Именно благодаря этим средствам образовалось огромное количество торгов и производств [95] . Однако возвратить взятое из кладбищенской казны и стать полноправным хозяином своего дела, то есть попросту откупиться, не представлялось возможным. Был лишь один вариант: отдать предприятие, запущенное на общинные деньги. Как известно, беспоповцы-федосеевцы не признавали брака, а значит, наследственное право не играло здесь роли, что усиливало общинное начало хозяйств. Воспитанниками Преображенского приюта были незаконнорожденные дети богатых купцов из разных регионов страны. Капиталами их отцов в конечном счете распоряжались выборные наставники и попечители Преображенского кладбища [96] .
93
Эти материалы из бумаг И.П. Липранди были опубликованы А.А. Титовым в ряде выпусков «Чтений в Обществе истории и древностей российских» под названием «Дневные дозорные записи о московских раскольниках», см.: Чтения в Обществе истории и древностей российских. М., 1885. Кн. 3, 4; М., 1886. Кн. 1; М., 1892. Кн. 1, 2.
94
См.: Записка «О Преображенском кладбище». 6 мая 1847 года // РГИА. Ф. 1473. Оп. 1. Д. 87. Л. 21.
95
См.: Васильев В. Организация и самоуправление Федосеевской общины на Преображенском кладбище в Москве // Христианское чтение. 1887. Ч. 2. C. 578-579.
96
См.: ГАРФ. Ф. 722. Оп. 1. Д. 549. Л. 193.
Любопытны и результаты наблюдения полиции за торговыми оборотами купцов Первопрестольной. Оказывается, перед Пасхой, когда рабочих распускали по домам, почти все фабриканты православного исповедания прибегали к займам для необходимых расчетов. Однако купечество из кладбищенских прихожан никогда не нуждалось в деньгах: в их распоряжении была общинная касса [97] . Попытки выяснить хотя бы приблизительные объемы средств, которые циркулировали на Преображенском кладбище, ни к чему не приводили. Как утверждала полиция, немногие, кроме наставников и попечителей, осведомлены о реальном обороте общественных капиталов этого богадельного дома, а исчисление его доходов:
97
См.: Дневные дозорные записи о московских раскольниках. 1846 год // Чтения в обществе истории и древностей российских. 1892. Кн. 2. С. 202.
«едва ли может быть когда сделано при всех стараниях лиц, правительством назначаемых наблюдать за кладбищем» [98] .
Общинный характер собственности отчетливо просматривается в завещаниях староверов. Независимо от занимаемого положения раскольники с легкостью отдавали имеющиеся у них собственность и капиталы в распоряжение общин, а не законным, с точки зрения правительства, наследникам. Например, богатый купец Ф. Рахманов один миллион рублей отписал монастырю в Белой Кринице и на помощь бедным; другая же часть его капитала оказалась в распоряжении купца-единоверца К.Т. Солдатенкова, предусмотрительно введенного в число душеприказчиков (так было положено начало его богатству); в результате деньги продолжали работать под контролем старообрядцев Белокриницкого согласия, московским центром которых было Рогожское кладбище [99] . Иногда власти опротестовывали передачу собственности и средств, незаконную с точки зрения гражданского законодательства. Так, было признано не имеющим юридической силы завещание московской купчихи Капустиной о передаче дома и земли в пользу Рогожского кладбища после смерти ее мужа и сестры. Это решение вызвало бурную реакцию властей, которые запретили передавать имущество указанному адресату и распорядились отдать его только законным наследникам. Московский военный генерал-губернатор князь Д. Голицын указал по этому поводу:
98
См.: Там же. С. 200.
99
См.: РГИА. Ф. 1473. Оп. 1. Д. 35. Л. 101; Ливанов Ф.В. Раскольники и острожники. СПб., 1868. С. 43-46.
«Сие совершенно справедливо... и может быть полезно не только в настоящем, но и во многих других подобных случаях, и быть некоторым способом к обузданию раскола» [100] .
В Петербурге по духовному завещанию купца Долгова принадлежавшие ему дома должны были достаться Выголексинскому общежительству. Власти и здесь вмешались, обеспечив передачу имущества умершего его юридическим наследникам; буква закона была соблюдена: все перешло законной наследнице – купчихе Голашевской. Однако вскоре выяснилось, что она является владелицей лишь номинально, реальный же собственник – все та же Выголексинская община, на нужды которой и идут доходы этой купчихи [101] .
100
См.: «О завещании московской купчихи Капустиной в пользу Рогожского старообрядческого богодельного дома». 28 сентября 1837 года // РГИА. Ф. 1284. Оп. 197. Д. 147. Л. 1-3.
101
См.: Собрание постановлений МВД по части раскола. СПб., 1875. С. 161; ГАРФ. Ф. 109.2 экспедиция. 1838. Д. 33. С. 35 об.
Вмешательство полиции в завещательные дела, ставшее постоянным с середины 1830-х годов, вызывало болезненную реакцию раскольников. Один из них обратился в МВД по поводу закрытия моленных в Москве и передачи домов, где они размещались, в пользу наследников. Ставя в пример Екатерину II, он писал:
«что всякого государства
102
См.: «Письмо старообрядца Леонтия Гаврилова Министру внутренних дел Д.Н. Блудову». 7 октября 1838 года // РГИА. Ф. 1284. Оп. 197. Д. 6. Л. 8-9.
Однако то, что государственные власти не желали мириться с перемещением капиталов и собственности исключительно внутри старообрядческой общности, вполне объяснимо. Ведь эти процессы определялись сугубо внутриконфессиональными неписаными законами, но при этом из официального правового поля государства они выпадали.
Перераспределяясь внутри замкнутого староверческого социума, финансовые средства затем использовались на разных предпринимательских уровнях купеческо-крестьянского капитализма. Проиллюстрируем это на столь любимом историками семействе Рябушинских, точнее – на одном факте, сыгравшем ключевую роль в их восхождении. Основатель династии Михаил Рябушинский перешел в раскол из православия в 1820 году, женившись на старообрядке (и сменив фамилию со Стеколыцикова на Рябушинского). До этого он подвизался в качестве обычного мелкого розничного торговца, но благодаря своим коммерческим способностям в новой среде смог организовать более серьезную торговлю, став купцом третьей гильдии. В 1843 году произошло важное событие: супруги Рябушинские устроили брак своего сына Павла с А.С. Фоминой. Она была внучкой священника И.М. Ястребова – одного из самых влиятельных деятелей Рогожского кладбища, где ничего не происходило без его благословения. Новое родство открыло им доступ к денежным ресурсам рогожцев, и уже через три года у Рябушинских имелась крупная фабрика с новейшим по тем временам оборудованием. Это позволило им подняться на вершины предпринимательства Москвы. Ко времени кончины основателя династии (1860) его состояние превышало 2 млн рублей [103] . Как тут не согласиться с мнением, что:
103
См.: Торговое и промышленное дело Рябушинских. М., 1913. С. 22, 26.
«многие из главных московских капиталистов получили капиталы, положившие основание их богатству, из кассы раскольничьей общины» [104] .
Разумеется, подобная циркуляция денежных средств не могла быть отражена в каких-либо официальных статистических отчетах. Но о том, что дело обстояло именно таким образом, косвенно свидетельствуют собираемые властями данные о действующих мануфактурах. В этих материалах обращает на себя внимание формулировка: фабрика «заведена собственным капиталом без получения от казны впомощения»; в просмотренном нами перечне, включающем более сотни предприятий Московского региона, она встречается практически в 80% записей [105] .
104
Брак П.М. Рябушинского и А.С. Фоминой, состоявшийся по воле родителей и против его желания, оказался неудачным. В браке родилось шесть дочерей, один сын умер во младенчестве. Как только скончались родители П.М. Рябушинского, он развелся, женившись вновь на старообрядке из купеческой семьи. Как известно, у них было восемь сыновей, ставших впоследствии видными участниками политической, деловой и культурной жизни страны.
И.М. Ястребов (1770-1853) – один из наиболее известных иереев Рогожского кладбища с 1825 года. Во время вторжения Наполеона в Москву прятал там общинную кассу, иконы и проч. Являлся духовным наставником многих прихожан кладбища, в том числе и самых влиятельных. Подробнее о нем см.: Мельников П.И. (Андрей Печерский.) Очерки поповщины. Т. 7. С. 437-441 // Мельников П.И. Собр. соч.: В 8 т. М., 1976.
Андреев В.В. Раскол и его значение в русской народной истории. СПб., 1870. С. 163.
105
См.: Ведомость, учиненная в Мануфактур-Конторе о московских фабрикантах // РГИА. Ф. 16. Оп. 1. Д. 13; Л. 4-61.
Подобные источники финансирования крестьянско-купеческого капитализма были распространены повсеместно. О них дают представление записки Д.П. Шелехова, который в дореформенные годы путешествовал по старообрядческому Владимирскому краю. В одной сельской местности, в шестнадцати верстах от г. Гороховца, Шелехов столкнулся с «русскими Ротшильдами», банкирами здешних мест. Братья Большаковы располагали капиталом в несколько сот тысяч рублей, ссужая их промышленникам и торговцам прямо на месте их работы. Передача купцам и крестьянам денег – порой немалых – происходила без оформления какой-либо документации: на веру, по совести. Летом оба брата выезжали в Саратовскую и Астраханскую губернии для размещения там займов. Удивление автора записок не знало границ, когда при нем какому-то мужику в тулупе выдали 5 тыс. рублей с устным условием возврата денег через полгода. Опасения в вероятном обмане, высказанные им как разумным человеком, были отвергнуты. По утверждению кредиторов, такого не могло произойти, поскольку все не только хорошо знакомы, но и дорожат взаимными отношениями. К тому же о делах друг друга каждый неплохо осведомлен, и обмануть здесь удастся лишь один раз, после чего уже и «глаз не показывай и не живи на свете, покинь здешнюю сторону и весь свой привычный промысел». Д.П. Шелехов заключает:
«Вот вам русская биржа и маклерство!.. Господа писатели о финансах и кредите! В совести ищите основание кредита, доверия, народной совестью и честью поднимайте доверие и кредит, о которых так много нынче говорят и пишут ученые по уму, но без участия сердца и опыта». [106]
Эти примеры убедительно доказывают, что рост купеческо-крестьянского капитализма происходил на общинных ресурсах. Существовавшая в тот период финансовая система не была нацелена на обслуживание многообразных коммерческих инициатив, а кредитные операции в дореформенный период находились в руках иностранных банкирских домов, обеспечивавших бесперебойность интересовавших их внешнеторговых потоков. [107] Банковские же учреждения России, созданные правительством, концентрировались на другой задаче: поддержании финансового благосостояния российской аристократии и дворянства, что обеспечивалось предоставлением им ссуд под залог имений. Что же касается кредитования непосредственно коммерческих операций, то для этого начиная с 1797 года открывались учетные конторы в Петербурге и Москве, а также в портовых городах: Одессе, Архангельске, Феодосии. Однако эти структуры работали опять-таки только под залог экспортных товаров. В 1817 году они были преобразованы в Государственный коммерческий банк, с сохранением функций по обслуживанию исключительно экспортно-импортных операций. Неразвитость коммерческого кредита приводила к накапливанию весьма значительных сумм, которые негде было разместить, кроме как под залог дворянской недвижимости. Этот процесс продолжался всю первую половину XIX века. Перед отставкой министра финансов Е.Ф. Канкрина в 1843 году общие вклады в системе госбанков достигали 477 млн рублей; при этом выплачивать проценты по ним был обязан собственник, то есть российское правительство [108] . Отсюда правомерен вывод: вся кредитная система России имела целью лишь обеспечение интересов господствующего сословия – дворянства и не сыграла большой роли в мобилизации капиталов для развивавшейся промышленности [109] . Купеческо-крестьянский капитализм формировался и существовал вне государственной банковской системы того периода.
106
См.: Шелехов Д. П. Путешествия по русским проселочным дорогам. СПб., 1842. С. 27, 39-40.
107
В тот период все крупные операции в России осуществлялись через иностранных банкиров. В это время действовало несколько банкирских домов – Штиглица, Юнкера, Симона Якоби, Кенгера и др. Примечателен такой факт: когда крах потерпел английский банкир Сутерланд, основной кредитор российского правительства в 1780-1890 годах, то оказалось, что жертвами его банкротства являются в основном казна и аристократия. Лишь изредка среди деловых партнеров Сутерланда встречались купцы, причем только те, которые вели внешнюю торговлю //. См.: Ананьич Б.В. Банкирские дома в России. 1860-1914 гг. Л., 1991. С. 12-13.
108
См.: Мигулин П.П. Наша банковская политика (1729-1903 г.г.). Харьков, 1904. С. 35.
109
См.: Рожкова М.К. Экономическая политика правительства // Очерки экономической истории России первой половины XIX века. М., 1959. С. 366; Полянский Ф.Я. Первоначальное накопление капитала в России. М., 1958. С. 101.