Питер - Москва. Схватка за Россию
Шрифт:
Но самое интересное, что реформаторские усилия японской бюрократии получили чрезвычайно высокую оценку на Западе. Политику императора Мэйдзи и его приближенных называли дальновидной, давшей возможность отсталой стране совершить громадный рывок к прогрессу. Европейские источники рубежа XIX-XX веков изобилуют такими оценками:
«Факт – беспримерный в летописях мировой истории, как беспримерно то головокружительное превращение этой восточной монархии в просвещенную страну свободы и права» [221] .
221
См.: Японцы о Японии. Сборник статей первоклассных японских авторитетов, собранных и редактированных А. Стэдом. СПб., 1904. С. IX.
Или:
«Эти люди [местные чиновники] помогли стране пройти очень счастливо через целый ряд преобразований; они превратили ее из феодального государства в государство современное, с правильной армией, дали ей хорошие финансы, привели к военному торжеству» [222] .
Качество функционирования японской бюрократии оценивалось столь высоко, что европейских наблюдателей тревожила сама возможность передачи ею рычагов управления палате депутатов [223] . На Западе пребывали в уверенности, что японские общественные силы, сформированные по партийному принципу, не могли самостоятельно реализовать модернизационный курс: их состав был непостоянен, действия противоречивы. К тому же для большинства крестьян и ремесленников непререкаемым авторитетом продолжал оставаться император, а парламентским дебатам народные массы не сочувствовали, крайне вяло интересуясь их ходом [224] .
222
См.: Леруа-Божье П. Япония: обновление Азии. М., 1904. С. 155.
223
См.:
224
См.: Там же. С. 157.
С учетом сказанного не может не удивлять, что намеченный в России аналогичный сценарий преобразования абсолютной монархии в конституционную на Западе поспешили дискредитировать. Планы отечественной бюрократии по политической модернизации сверху были названы вынужденными уступками. Высшее российское чиновничество и сам Николай II были объявлены неспособными к каким-либо конструктивным действиям. (И вот эту-то несостоятельность как раз и должно было компенсировать общественно-либеральное движение.) Более того, российской правящей бюрократии отказали не просто в способности к политическому реформированию, но даже в самом желании его осуществлять. Получалось, будто власть в России начала XX века мечтала только о консервации абсолютизма в духе мрачных дореформенных порядков. Конечно, общественно-либеральное движение тех лет с огромным удовольствием эксплуатировало эти мотивы. Подчеркнем: изложенной парадигмы до сих пор придерживаются западная и подавляющая часть постсоветской историографии.
И тем не менее либеральные идеи в России вызревали не столько в общественных кругах, сколько – традиционно – в недрах высшей бюрократии. Здесь необходимо вспомнить о деятельности Петербургского юридического общества, основанного в 1878 году при столичном университете. Это единственное учреждение, которое, не имея официального статуса, пользовалось авторитетом у высших должностных лиц. Многие из них считали весьма почетным участие в работе общества, где обсуждались различные законопроекты. На его заседаниях царила свободная дискуссионная атмосфера, критиковались важные министерские и сенатские решения. В руководящий орган Юридического общества входили члены Государственного совета, бывшие министры и их товарищи, научные деятели. Например, заметную роль в нем на протяжении 1880-1890-х годов играл руководитель департамента законов Госсовета Э.В. Фриш [225] ; именно под его руководством в рамках общества было разработано новое Уголовное уложение, утвержденное в марте 1903 года [226] . Яркой фигурой в составе общества и одним из его основателей был профессор Петербургского университета А.Д. Градовский (1841-1889). Он занимался проблемами государственного строительства, а также стал одним из идеологов политической трансформации самодержавия. На рубеже 1870-1880-х годов наработки Градовского оказались востребованными группой просвещенных бюрократов во главе с М.Т. Лорис-Меликовым [227] . По глубокому убеждению ученого, переход от самодержавия к конституционно-монархическому строю отвечал потребностям России, преображенной реформами шестидесятых годов: новые порядки требовали иных способов управления. Однако, как утверждал петербургский профессор, начала парламентского управления приемлемы далеко не для всех стран и необходимо наличие условий, которые делают его целесообразным. Эффективное взаимодействие законодательной и исполнительной власти предполагает наличие устойчивых политических партий со своими определенными программами. К примеру, в Великобритании такие партии, несомненно, есть, хотя – сообразно времени – они и наполняются новым содержанием. То же самое наблюдается в Бельгии, где во власти происходит чередование двух основных партий (их возникновение относится ко времени образования Бельгийского королевства) [228] . В то же время существуют государства, в которых партийные институты играют значимую, но пока еще не определяющую роль. Градовский указывал на Германию, где народное представительство сформировалось при сильной королевской власти. Сделав уступки новому времени, она тем не менее осталась краеугольным камнем государственного устройства. В прусской системе кайзер мог назначать министров по своему усмотрению, даже из лиц, не входящих в состав палат: министром становится тот, кто в данный момент был удобен верховной власти с политической точки зрения [229] . Таким образом, европейская практика демонстрирует два типа конституционной монархии: монархию с полным парламентским устройством и монархию, не зависящую от законодательного парламента. Симпатии Градовского были целиком на стороне последней. Неслучайно именно этой государственной модели он посвятил свой двухтомный труд «Германская конституция» [230] .
225
См.: Слиозберг Г.Б. Дела давно минувших дней. Париж, 1933. С. 232-233.
226
См.: Балыбин В.А. Уголовное уложение Российской империи 1903 года. Дис. на соиск. науч. степ. канд. юр. наук. Л., 1982 С. 70.
Юридическое общество при Петербургском университете внесло определяющий вклад в подготовку нового Уголовного уложения. Даже в работе советского времени отмечено, что этот документ «окрашен» либеральными веяниями. Добавим: новое уложение оказалось более либеральным, чем уголовные законодательства европейских стран и США. В нем предусматривалось не такое широкое применение смертной казни, прослеживалась тенденция к смягчению многих наказаний, была введена специальная глава о преступлениях против личной свободы.
227
См.: Твардовская В.А. Александр Дмитриевич Градовский // Российские либералы. М., 2001. С. 142-144.
228
См.: Градовский А.Д. Государственное право важнейших европейских держав // Градовский А.Д. Собр. соч.: В 8 т. СПб., 1898. Т. 5. С. 131-132.
229
См.: Там же. С. 129.
230
См.: Коркунов Н.М. А.Д. Градовский // Сборник статей Н.М. Коркунова. 1877-1897 годы. СПб., 1898. С. 105.
Идеи А.Д. Градовского взяли на вооружение его последователи на новом историческом этапе, в конце XIX – начале XX века. Его преемником по кафедре в университете стал другой видный российский правовед Н.М. Коркунов (1853-1904). Он также был активным членом Петербургского юридического общества и входил в его совет; несколько лет прослужил помощником статс-секретаря в Государственной канцелярии Госсовета [231] . Коркунов широко использовал сравнение конституционных порядков в европейских странах, ратовал за утверждение прав и свобод законодательным путем, разрабатывал организацию выборов. Он настойчиво продвигал идею конституционного строительства по немецкому образцу. Идеалом для него являлся просвещенный монарх-реформатор, постепенно превращающий неограниченное самодержавие в конституционную монархию. Ведя научно-преподавательскую деятельность, Коркунов стремился показать всю сложность государственного организма. Подходить к перестройке форм, складывавшихся веками, говорил он, следует осторожно, учитывая конкретно-исторические условия [232] и оставаясь свободным от либеральной догмы. Коркунов неоднократно повторял: предоставление человеку юридических свобод при отсутствии материальных средств пользоваться ими очень часто сводится к незавидной свободе умирать с голода [233] .
231
См.: Экимов А.И. Н.М. Коркунов. М., 1983. С. 14.
Любопытный факт: в апреле 1891 года профессор Коркунов принимал экзамен по государственному праву у Владимира Ульянова, отвечавшего на вопрос о сословных учреждениях. Ответ будущего вождя пролетариата был оценен как «весьма удовлетворительный».
232
См.: Романов В.Ф. Старорежимный чиновник. Из моих личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1864-1919 годы // ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 598. Л. 87.
233
См.: Экимов А.И. Н. М. Коркунов. С. 67-69.
В России Градовский и Коркунов по праву считаются вдохновителями научной школы государственного либерализма, оформившейся в рамках Петербургского юридического общества [234] . К ней идейно примыкал и еще один крупный мыслитель того времени – Б.Н. Чичерин (1828-1904). Любопытно, что он был москвичом, короткое время (1882-1883) даже возглавлял Московскую городскую думу (и ушел в отставку из-за конфликтов с генерал-губернатором В.А. Долгоруким) [235] . Чичерин внес весомый вклад в разработку вопросов государственного строительства. Его взгляды отличались умеренным либерализмом и органично дополняли идеи петербургской школы, разработанные Градовским и Коркуновым. Чичерин также считал конституционную монархию «бесспорно лучшим образом правления» [236] . В своем фундаментальном труде «Курс государственных наук» он дал подробное описание преимуществ данной модели государственного устройства. К демократическим формам правления Чичерин относился крайне настороженно; диктат масс в делах управления находил опасным и контрпродуктивным. По его мнению, активное и пассивное избирательное право должно предоставляться только на основе имущественного ценза:
234
Заметим, что историография традиционно выделяет в составе юридического общества при Петербургском университете группу лиц, оказавшихся затем в рядах кадетской партии (М.М. Винавера, В.М. Гессена, В.Д. Набокова и др.). Они изображаются «душой» общества, хотя на самом деле передовые роли здесь всегда оставались за представителями либеральной столичной бюрократии. Исключение составляет Набоков: сын министра юстиции и секретарь общества, он был своим в кругу высшего чиновничества, но, решив посвятить себя исключительно общественной деятельности, он государственной службе предпочел карьеру независимого политика и стал одним из лидеров кадетов.
235
Биографическую справку о Б.Н. Чичерине см. в: Писарькова Л.Ф. Московская городская дума. 1863-1917 годы. М., 1998. С. 167-169. Добавим, что Чичерин был хорошо известен в придворных кругах. Его младшая сестра Александра Николаевна Чичерина (жена Э.Д. Нарышкина – обер-гофмаршала Александра III) занимала видное место при императорском дворе. Николай II также весьма благосклонно к ней относился и даже называл ее «тетя Шура». См.: Нарышкин А.К. В родстве с Петром Великим. Нарышкины в истории России. М., 2005. С. 215; Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 264, 282.
236
См.: Чичерин Б.Н. Курс государственных наук. Ч. 3. Политика. М., 1998. С. 232.
«Кто не платит местных налогов, тот не должен иметь права голоса в расходах» [237] .
Отдавая должное парламентскому правлению как высшей форме конституционного порядка, Чичерин не считал его панацеей. Оно требует политического развития народа, крепкого общественного мнения и организованных партий, способных встать во главе управления. Если эти условия не соблюдены, парламентское правление «может породить бесконечную шаткость» [238] . Труды Чичерина пользовались большой популярностью у бюрократической элиты. По свидетельству сенатора А.Ф. Кони, в верхах многие зачитывались его «Политикой» [239] .
237
См.: Там же. С. 501.
238
См.: Там же. С. 248.
239
См.: Письмо А.Ф. Кони к Б.Н. Чичерину. 15 ноября 1898 года // Кони А.Ф. Собр. соч.: В 8 т. М., 1969. Т. 8. С. 145.
Взгляды Градовского, Коркунова, Чичерина диссонировали с идеологией набиравшего силу общественного либерализма. Его «лабораторией» стало Московское юридическое общество, которое, как и Петербургское, играло значимую роль в научном мире. Однако в глазах власти оно было менее влиятельным, так как в его состав не входили лица, занимавшие высокие должности. Главой общества был профессор С.А. Муромцев, впоследствии первый председатель Государственной думы. Московское общество специализировалось не столько на строго юридических вопросах, сколько на общественно-политической проблематике. Здесь часто заслушивались доклады на темы, связанные с земством и самоуправлением. Деятельность общества вызывала большой интерес у широкой общественности далеко за пределами Москвы. К концу XIX века оно заслужило репутацию чуть ли не крамольного: передовые позиции здесь безоговорочно принадлежали сторонникам общественного либерализма [240] . Подчеркнем, что для историографии, в том числе и современной, именно московские деятели и юристы олицетворяют российский либерализм как таковой. Примером тому служит обстоятельная монография отечественного исследователя А.Н. Медушевского, посвященная девяти наиболее видным конституционалистам рубежа XIX-XX столетий. Большая их часть – выпускники Московского университета: С.А. Муромцев, П.И. Новгородцев, Ф.Ф. Кокошкин, С.А. Котляревский, а также связанные с ними Л.И. Петражицкий, Б.А. Кистяковский (выходцы из Киевского университета) и В.М. Гессен (из Новороссийского). М.Я. Острогорский окончил Петербургский университет, служил в Министерстве юстиции, был членом первой Государственной думы. А школу государственного либерализма представляет в монографии лишь Н.М. Коркунов – профессор Петербургского университета и сотрудник Государственной канцелярии [241] . Б.Н. Чичерин среди видных конституционалистов рубежа веков вообще отсутствует. Заметим, что перечисленные выше представители общественного либерализма стали заметными членами конституционно-демократической и других либеральных партий; они неизменно вызывают интерес у отечественных и зарубежных специалистов. А вот школа государственного либерализма, сформированная в недрах столичной бюрократии, не может похвастаться вниманием современных историков.
240
См.: Слиозберг Г.Б. Дела минувших дней. С. 234.
241
См.: Медушевский А.Н. Диалог со временем: российский конституционализм конца XIX – начала XX в. М., 2010.
Говоря о распространенности либеральных воззрений, исследователи традиционно имеют в виду главным образом научную среду [242] , категорически противопоставляя ей реакционное чиновничество. При этом совершенно игнорируется тот факт, что во властных структурах также присутствовало сильное либеральное течение, ориентированное на конституционную реформу сверху, по доброй воле монарха. Любые иные пути государственного строительства оценивались здесь как нецелесообразные, подверженные избыточным политическим рискам. Как показывают источники, значительная часть высшей бюрократии исповедовала конституционно-либеральные воззрения, причем проявлялись они гораздо более ощутимо, чем в конце царствования Александра II. Круг чиновников, обсуждавших конституционные перспективы, стал теперь, в начале нового столетия, гораздо шире. Противники ограничения абсолютизма не сомневались, например, что в среде сановников много конституционалистов, [243] а в правительстве образовалось деятельное конституционное крыло [244] . Вопреки сложившемуся мнению лидером этого крыла был не С.Ю. Витте: эту роль он во многом приписал себе сам (см., например, его обширные мемуары). На самом деле Витте трудно назвать последовательным борцом за либеральные ценности. Напомним, что на рубеже 70-80-х годов XIX века, когда представители просвещенной бюрократии готовили конституционные проекты, будущий финансовый гений находился под влиянием своего родного дяди Р.А. Фадеева, рьяно клеймившего и либерализм, и все, что с ним связано. В таком же ключе Витте писал для изданий М.Н. Каткова и И.С. Аксакова; в начале 1880-х годов он не прошел мимо «Священной дружины», собравшей цвет патриотически настроенных подданных [245] . Прямо скажем, не лучший бэкграунд для предводителя либерального движения. Лишь в середине 1890-х годов Витте расстается со своим славянофильским имиджем и стремительно вживается в образ государственного деятеля западного типа [246] . Однако в исторической литературе именно он по-прежнему олицетворяет все самое либеральное, что только могло возникнуть в «реакционных» верхах эпохи Николая II.
242
К примеру, в монографии Л.В. Селезневой речь идет о целой плеяде кадетствующих профессоров, а тому же Коркунову уделено буквально полстраницы (Селезнева Л.В. Западная демократия глазами российских либералов начала XX века. Ростов-на-Дону, 1995. С. 46-47).
243
См.: Киреев А.А. Дневник. 1905-1910 годы. М., 2010. С. 78.
244
См.: 25 лет назад (Из дневников Л. Тихомирова) // Красный архив. 1930. №2. С. 67.
245
См.: Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. С.Ю. Витте и его время. СПб., 1999. С. 17 20.
246
См.: Прилежаев В.В. Воспоминания // РГАЛИ. Ф. 1208. Оп. 1. Д. 45. Л. 7.
Данное обстоятельство вплоть до сегодняшнего дня оставляет в тени подлинного лидера российской либеральной бюрократии рубежа XIX-XX столетий – Д.М. Сольского. Об этом видном государственном деятеле следует рассказать поподробнее, поскольку он, к сожалению, известен лишь крайне узкому кругу специалистов [247] . Начав служебную карьеру еще в 60-х годах XIX века, Сольский занимал ключевые посты в государственном управлении, неизменно входя в группу либерально настроенных деятелей, приверженцев конституционного пути развития. Профессиональные качества позволили ему остаться в правительстве Александра III, не особо привечавшего поборников либерализма. Сольский выступал за отмену подушной подати (это было осуществлено стараниями Н.X. Бунге), не одобрял еврейских притеснений, критиковал земскую реформу 1890 года министра внутренних дел Д.А. Толстого и т.д. [248] При Николае II позиции Сольского серьезно усилились. Возглавляя Департамент экономии Государственного совета, он играл одну из ключевых ролей в выработке многих решений, в частности поддерживал денежную реформу С.Ю. Витте. Современники отзывались о нем не иначе как «о выдающемся по уму и государственному опыту сановнике» [249] ; именно Сольский пользовался наибольшим влиянием в верхах [250] . Как правило, ему поручалось рассмотрение разнообразных и сложных межведомственных разногласий. Показательно свидетельство прошедшего большой аппаратный путь Н.Н. Покровского:
247
Сольский Д.М. (1833-1910) – сподвижник вел. кн. Константина Николаевича (младшего брата Александра II). Он являлся секретарем Государственного совета, управляющим II канцелярией Е.И.В. С 1878 по 1889 год – государственный контролер. Затем Сольский возглавил в Государственном совете Департамент экономии, утверждавший бюджеты всех министерств и ведомств. С 1903 года, по болезни вел. кн. Михаила Николаевича, исполнял обязанности председателя Государственного совета.
248
См.: Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880-х годов. М., 1964. С. 417, 429; Он же. Российское самодержавие в конце XIX века. М., 1970. С. 115.
249
См.: Менделеев П.П. Воспоминания // ГАРФ. Ф. 5971. Оп. 1. Д. 109. Л. 1.
250
См.: Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 95.