Питер - Москва. Схватка за Россию

Пыжиков Александр Владимирович

Мы привели этот программный отрывок еще и потому, что в нем содержится диагноз состояния тогдашней российской экономики: она, как считал Витте, была неспособна к подлинной конкуренции. Все предшествовавшее десятилетие здоровые механизмы рыночного соперничества подавлялись охранительным таможенным законодательством. Встряхнуть эту окостеневшую промышленную среду был способен лишь иностранный капитал с его огромной эффективностью и мобильностью; это по сути был единственный способ быстро продвинуться вперед. Серьезным препятствием на намеченном пути, по убеждению С.Ю. Витте, выступало нежелание местных капиталистов допускать конкурентов на освоенный и привычный внутренний рынок. Российские промышленники были озабочены лишь сохранением монопольных прибылей и ни при каких условиях не собирались менять свое выгодное положение [277] . Критиковал министр и архаичные формы организации многих российских предприятий, большая часть которых существовала в виде семейных товариществ, тогда как давно устоявшаяся в Европе акционерная форма не пользовалась популярностью [278] .

277

См.: Там же. С. 184.

278

См.: Там же. С. 185.

Высказанное мнение об отечественной промышленности не оставляло сомнений:

«ее услуги обходятся стране слишком дорого, и эти приплаты, разрушительно влияя на благосостояние большинства населения, преимущественно земледельческого, долгое время не могут быть им выдержаны» [279] .

С.Ю. Витте не уставал повторять, что покровительственная политика обходится стране в 500 млн рублей ежегодно. К тому же у России нет времени ждать, пока местная промышленность разовьется до необходимого уровня: в этом случае отставание от западных держав примет необратимый характер [280] .

Согласитесь: перед нами своего рода приговор в косности и некомпетентности, вынесенный министром финансов целой группе отечественной буржуазии. Группе, перед которой еще недавно преклонялись пестовавшие ее М.Н. Катков, Ф.В. Чижов, И.С. Аксаков и И.А. Вышнеградский и которой он сам в свое время отдавал дань уважения, но ныне полностью потерявшей в его глазах былую значимость. Теперь перспективы развития страны соотносились не с народными капиталистами, а с иностранным капиталом, который С.Ю. Витте объявлял панацей от национальных экономических недугов. Без преувеличения, подобного удара купеческое сообщество, выросшее на старообрядческих, конфессиональных корнях, не испытывало давно. Пожалуй, с конца 50-х годов XIX века, когда для включения в одну из гильдий потребовалось либо подтверждать свою принадлежность к православию (в синодальной версии), либо переходить на зыбкое временное (на один год) гильдейское право. Но если тогда ситуацию удалось исправить, выказав верноподданнические чувства, то теперь этого было недостаточно. Такое давно проверенное средство, как демонстрация полной благонадежности, уже не обеспечивало традиционной защищенности. Политика, проводившаяся могущественным министром финансов С.Ю. Витте, вполне могла в недалеком будущем вытеснить московскую буржуазию на задворки российской экономики. Это подтолкнуло ее к активным действиям по дискредитации курса на оплодотворение русской экономики западными финансами. В январе 1899 года Московский биржевой комитет принял постановление о вредной роли иностранного капитала и об опасности расширения сферы его влияния в российской экономике [281] . Купечество выступило против насильственного насаждения промышленности руками чуждых зарубежных элементов, равнодушных к тому, что станет с Россией, «когда они, набив свои карманы и истощив источники ее богатств, с презрением ее покинут» [282] . Предлагалось, осознав всю серьезность положения, создаваемого открытием России для операций иностранных компаний, законодательным путем установить правила участия их в промышленных предприятиях страны [283] .

279

См.: Там же. С. 191.

280

См.: Из дневника А.А. Половцова // Красный архив. 1931. №3. С. 119–120.

281

См.: Постановление Московского биржевого общества // Московские ведомости. 1899. 22 января.

282

См.: Там же.

283

См.: Передовая // Русское слово. 1898. 5 августа.

Московская печать постоянно держала под прицелом работу предприятий, учрежденных на зарубежные средства, причем критика была всеобъемлющей. Например, «Московские ведомости» разразились циклом публикаций о Южном металлургическом районе. Приход англичан, французов, бельгийцев и создание ими предприятий описывались как национальная катастрофа. Вторжение иностранцев, по словам газеты, привело к разорению некогда цветущего края, который превратился в вотчину сомнительных коммерсантов, ищущих легкой добычи; русские собственники стали подвергаться настоящей травле, технический персонал, почти полностью иностранный, нещадно выжимает силы рабочих и т.д. [284] Нужно сказать, эта критика экономической реформы находила отклик и в верхах: там не всем пришлась по душе активность набравшего силу С.Ю. Витте [285] . Одним из недовольных оказался великий князь Александр Михайлович. Он настойчиво пытался дискредитировать инициативы министра финансов в глазах императора, подавая всеподданнейшие записки и обосновывая пагубность курса на неограниченное привлечение иностранного капитала, в частности в нефтяные районы Закавказья [286] .

284

См.: Волынец А. Иностранцы и наша южная горнопромышленность // Московские ведомости. 1898. 18; 21; 22; 24; 25; 28; 30; 31 декабря.

285

Подробнее об этом, см.: Соловьев Ю.Б. Противоречия в правящем лагере России по вопросу об иностранных капиталах в годы первого промышленного подъема // Из истории империализма в России. Сб. статей. М.; Л., 1959. С. 361-380.

286

См.: «Докладная записка в. кн. Александра Михайловича императору Николаю II о нецелесообразности передачи российской нефтяной промышленности на Каспии иностранным компаниям и о мерах по развитию нефтедобычи на участках в Бакинском уезде». 20 марта 1898 года // ГАРФ. 543. Оп. 1. Д. 579. Л. 1-9.

Отпор противникам иностранных инвестиций давали издания близкие к правительству. Так, «Торгово-промышленная газета» предложила своим читателям целый исторический экскурс в то, как ведущие европейские державы использовали иностранные финансовые ресурсы для подъема своих экономик. Были предложены детальные обоснования благотворности такой политики и необходимости для России следовать этому проверенному опыту [287] . Образцом для подражания объявлялся Петр Великий, который «стремился овладеть для своей страны знаниями опередившей нас Европы» [288] . Подчеркнутое внимание уделялось угрозам, которые якобы несут иностранные инвестиции. Как убеждал рупор министерства финансов, их просто не существует: приходя на российский рынок, иностранные вложения становятся все более русскими. Издание напоминало об уважаемых в Москве капиталистах, тесно связанных с купеческим кланом: о Кнопе, Вогау, Гужоне, – тонко замечая, что «едва ли Московское биржевое общество смотрит на них как на иностранцев, против вторжения которых оно желает принять меры» [289] . Поэтому иностранному капиталу, успешно осваивавшему юг России, мешать не следует. Петербургская пресса описывала перспективы экономического развития региона под началом иностранцев исключительно в восторженных тонах: на берегах могучего Днепра вырастают заводы, возводимые французскими и бельгийскими акционерными обществами; железные дороги и порты переполнены грузами – словом, кипит райская промышленная жизнь [290] . Так:

287

См.: Федоров М. Письма о русской промышленности и иностранных капиталах // Торгово-промышленная газета. 1899. 24; 26; 27 января.

288

См.: Откровенные ходатаи // Торгово-промышленная газета. 1899. 29 января.

289

См.: Там же.

290

См.: Авдаков Н.С. Горнопромышленное движение на юге России // Новое время. 1896. 16 августа.

«не лучше ли бы было, если во главе мануфактурных предприятий стоял не только Савва Морозов, но и еще несколько бельгийцев, французов, англичан, благодаря участию коих рубашки стали бы дешевле» [291] .

Из всего этого купеческая буржуазия уяснила, что ее конкурентные перспективы весьма призрачны: она не располагала таким финансовым потенциалом, как иностранные компании, и не обладала необходимым административным ресурсом. Об обладании «контрольным пакетом экономики» России пришлось забыть; речь шла уже не о лидирующих позициях, а о непривлекательных миноритарных ролях. Привычные апелляции к верховной власти в данной ситуации теряли смысл. Это означало, что прежняя верноподданническая модель поведения практически исчерпана: она уже не помогает сохранить устойчивость в стремительно меняющемся экономическом пространстве. Осознание этого и предопределило переход московского купечества на новые политические рубежи. Иначе говоря, в начале XX века у этой части российских буржуа появились собственные причины для борьбы за изменение существующего государственного порядка, за ограничение власти и утверждение прав и свобод, устанавливаемых конституционно-законодательным путем; причины, обусловленные жесткими экономическими условиями, а не теоретическими соображениями общего характера.

291

См.: Карцев А.С. Иностранный капитал // Торгово-промышленная газета. 1899. 26 февраля.

Отношения с оппозиционными силами завязались у купечества не сразу. Это происходило постепенно, во многом в ходе осуществления масштабного просветительского проекта, инициированного представителями московского клана в конце XIX столетия. Как известно, Первопрестольная всегда позиционировала себя в качестве общерусского культурного центра, противостоящего официальной европеизированной культуре Петербурга [292] . Теперь различие культурных оттенков дополнилось ярко выраженным оппозиционно-политическим подтекстом. Он проявился в ряде общественно-культурных начинаний, оставивших заметный след в отечественной истории. Издательства, театры, галереи распространяли либерально-демократический дух, который благодаря новым возможностям проникал в широкие интеллигентские слои и в российское общество в целом. Этот процесс целенаправленно финансировался видными представителями купеческой элиты. Иначе говоря, именно они

оплачивали формирование той среды, где утверждались либеральные представления, неприятие чиновничьей опеки и протест против полицейского произвола. Многогранный культурно-просветительский проект купеческой буржуазии в течение каких-нибудь пяти-шести лет серьезно изменил общественную атмосферу в крупных городах страны. Взгляды, ранее принадлежавшие узкому кругу лиц, стремительно врывались в общественное сознание; множилось число тех, кто жаждал отказа от рудиментарного политического устройства. Политическая среда значительно расширялась за счет притока образованных людей, ставших носителями либеральной идеологии.

292

Подробнее об этом см.: Гавлин М.Л. Предприниматели и становление русской национальной культуры // История предпринимательства в России. М., 2000. Кн. 2. С 467-549.

Но кроме этого следует обратить внимание на еще один важный аспект. Профинансированный купеческой элитой проект фиксировал ее полное размежевание со славянофильскими кругами, которые в течение десятилетий политически обслуживали капиталистов из народа. Теперь они решительно распрощались с иллюзиями относительно возможности дальнейшего развития на верноподданнической монархической почве. Взамен купечество обретало новых союзников – либерально настроенных дворян из земств и научной интеллигенции, также убежденных, что монархия «стала игрушкой в руках бюрократической олигархии», превратилась «в тормоз свободного развития России» [293] . В начале XX столетия интересы традиционных поборников конституции и ее новых сторонников в лице купеческой буржуазии сошлись. Как вспоминал граф Д.А. Олсуфьев, хорошо знавший купечество Первопрестольной, в середине 1890-х годов московская деловая элита еще находилась во власти консервативно-славянофильских воззрений, а в начале XX века признаком хорошего тона в этой среде уже стала поддержка революции [294] .

293

См.: Шаховской Д.И. Доклад на Учредительном съезде «Союза освобождения». 3-5 января 1904 года // Либеральное движение в России. 1902-1905 годы. М., 2001. С. 69.

294

См.: Олсуфьев Д.А. Революция (из воспоминаний о 90-х годах и о моем товарище Савве Морозове) // Возрождение. 1931. 27 июля; Он же. Москва и революция // Возрождение. 1931. 31 июля.

Благодаря меценатским усилиям московской буржуазии в обществе сформировалась мода на либеральные взгляды. А это, в свою очередь, обусловило интерес к разнообразной политической периодике, впервые ощутившей под собой благодатную почву. Оживившиеся группы интеллигенции наладили выпуск газет, которые отражали их идеологические предпочтения. Примерно с 1903 года наблюдается устойчивое распространение нелегальных периодических изданий, критиковавших самодержавные устои и имперскую бюрократию. В одном из перлюстрированных полицией писем констатировалось, что в российском обществе задают тон такие печатные органы, как «Освобождение» и «Революционная Россия», популярностью пользуются «Искра» и «Заря» [295] . Упомянутые издания перекинули мостик от культурно-просветительского проекта непосредственно к политическому, качественно усилив политизацию общественной жизни. Судя по источникам, это происходило не только в обеих столицах, но и в губернских городах. Так, полицейское начальство, характеризуя обстановку в Нижнем Новгороде весной 1903 года, сообщало о заметной активности разных неблагонадежных лиц, о появлении большого количества крамольных газет и прочей литературы – и местной, и заграничной. Как отмечалось в донесении, «в обществе чувствовалась расшатанность, в силу чего чуть не каждый считал своим долгом проявить свой либерализм» [296] . А ведь всего четыре-пять лет назад ничего подобного не наблюдалось: в городе тогда существовало всего несколько кружков из студентов, преподавателей и лиц без определенных занятий, которые устраивали чтения и беседы, мало кого интересовавшие [297] .

295

См.: Копия письма с подписью «Л-въ» в г. Штутгарт г-ну Ф. Цунделю. 2 апреля 1903 года // ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1904. Д. 1860. Л. 8 об.

296

См.: Рапорт начальника нижегородского охранного отделения в Департамент полиции МВД. 1 апреля 1903 года // ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1898. Д. 9. Ч. 2. Л. Б. С. 49.

297

См.: Там же.

Разумеется, для властей такая популяризация либеральных устремлений стала неприятным сюрпризом. Особенно пугало то, что эти веяния глубоко укоренялись в образованных слоях, чего прежде не происходило. Общество все отчетливее осознавало себя движущей силой политического реформирования. Эта тенденция вызывала в верхах противоречивую реакцию. До осени 1904 года основной была точка зрения В.К. Плеве: правительство не должно выпускать преобразовательную инициативу из своих рук. Любые попытки общественности примерить на себя руководящую роль в этом процессе следует пресекать, а «не плыть по течению, стараясь быть всегда впереди» [298] . Однако после гибели Плеве от рук террориста возобладала другая концепция, продвигаемая С.Ю. Витте, который считал нужным пойти навстречу растущему общественному движению – и овладеть им. Эту политику попытался реализовать новый министр внутренних дел князь П.Н. Святополк-Мирский. Будучи довольно слабым руководителем, он сразу подпал под влияние Витте. По свидетельству В.Н. Коковцова осенью 1904 года ни дня не проходило без встречи между ними [299] . Князь Святополк-Мирский провозгласил новую политику, вошедшую в историю под названием «курса взаимного доверия власти и общества». Этот шаг вызвал широкий общественный резонанс – канцелярия министерства не успевала фиксировать поступающие телеграммы. Всех охватило воодушевление, за исключением, правда, самого министра, которого все происходящее испугало [300] . Беспокоился он не зря: задуманный курс уже не мог укрепить авторитета власти, окончательно подорванного культурно-просветительским проектом купечества. Все большим спросом пользовались альтернативные сценарии утверждения конституционализма снизу. Обуздать или тем более возглавить либерально-реформаторские порывы, расцветавшие в обществе, не удавалось. Конкретным результатом «политики доверия» стало усиление общественного подъема; страна буквально наводнилась оппозиционной печатью (как заметил автор одного перлюстрированного письма, «теперь все интересные книги вышли в легальной литературе, так что нет смысла читать нелегальщину» [301] ).

298

См.: Любимов Д.Н. События и люди. Воспоминания. 1902-1906 годы // РГАЛИ. Ф. 1447. Оп. 1. Д. 39. Л. 71.

299

См.: Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903-1919 годы. М., 1992. Кн. 1. С. 58.

300

См.: Менделеев П.П. Воспоминания // ГАРФ. Ф. 5971. Оп. 1. Д. 109. Л. 188-189.

301

См.: Выписка из полученного агентурным путем письма с подписью «Лена» к Н. Плотниковой в Псковскую губернию. 7 июня 1905 года // ГАРФ. Ф. 63. Оп. 14. Д. 24. Л. 38.

Стержнем «политики доверия» стало взаимодействие министра внутренних дел князя П.Н. Святополк-Мирского с земскими деятелями, которые тогда шли в авангарде либерального движения. С начала октября 1904 года он начал приглашать их на беседы, и те с готовностью воспользовались новой возможностью влиять на государственную политику. Кстати, к этому времени относятся и первые случаи открытого участия лидеров московской купеческой группы в оппозиционном движении. В череде частных собраний, посвященных конституционному переустройству, принимали участие С.Т. Морозов, В.П. Рябушинский, С.В. Сабашников, А.И. Гучков, С.И. Четвериков и др. Эти мероприятия подготовили Первый съезд земских представителей, не без трудностей, но все же легально прошедший 6-9 ноября 1904 года в Петербурге. Земцы, разумеется, не удержались от требований конституции и реформ; они считали эти требования результатом собственной работы, и это вполне понятно: таким образом оппозиционные силы обретали внятную политическую перспективу. Легальный выброс реформаторской энергии произвел отнюдь не умиротворяющий эффект. Даже сами участники съезда характеризовали его не иначе как «начало первой русской революции» [302] . Московская буржуазия – уже не частным образом, а публично – поддержала общественно-либеральное движение. Так, 30 ноября 1904 года гласные только что избранной Городской думы перед обсуждением сметы на будущий год заявили: единственным выходом из создавшегося положения «представляется установление начала законности как общегосударственного условия плодотворной деятельности и создания законов при постоянном участии выборных от населения» [303] . Московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович тут же опротестовал это заявление, однако Думу поддержал Московский биржевой комитет [304] . (В этом, правда, не было ничего удивительного, поскольку ряд авторитетных гласных думы одновременно заседали и в биржевом комитете.)

302

См.: Петрункевич И.И. Из записок общественного деятеля. Прага, 1934. С. 355.

303

См.: «Заявление 74 гласных, рассмотренное и единогласно принятое в собрании Московской городской думы». 30 ноября 1904 года // ГАРФ. Ф. 63. Оп. 14. Д. 50. Л. 2 об.-З.

304

См.: Ерманский А. Крупная буржуазия //Общественное движение в России в начале XX века. СПб., 1910. Т. 2. Ч. 2. С. 63-64.