Питер - Москва. Схватка за Россию

Пыжиков Александр Владимирович

Тем не менее стараниями Н.X. Бунге и П.П. Дурново общее собрание Государственного совета большинством проголосовало за создание русско-американской компании (за – 33 члена, против – только 8). Но тут к ее противникам присоединился сам государь император. Александр III выразил недоумение тем, что это дело вообще оказалось в Государственном совете, и недвусмысленно назвал представление министра финансов «очень легкомысленным» [171] . В результате он утвердил мнение меньшинства, отметив в своей резолюции, что подобная коммерческая инициатива опасна для России. (Очень интересно, что император вспомнил при этом известный тендер 1868 года по продаже Николаевской железной дороги: тогда одна из проигравших участниц – американская фирма – предъявила претензии российской стороне и та потом долго и мучительно с ней развязывалась.) Эпизод с русско-американской компанией стал крупной лоббистской победой купеческой буржуазии, а также первой серьезной трещиной в отношениях Александра III и его министра финансов. Лишь благодаря усилиям государственного секретаря А.А. Половцова высочайшую резолюцию решили не обнародовать, чтобы не бросать явную тень на Бунге [172] .

171

См.: Половцов А.А. Дневник государственного секретаря. Т. 1. С. 212-213.

172

См.: Там же. С. 209-210.

Следующая операция москвичей в экономической

сфере оказалась еще более масштабной. Купечество настроилось нейтрализовать промышленный потенциал Польши: конкуренция с этим западным районом империи уже давно раздражала русских фабрикантов. Детальное изучение вопроса поручили верному последователю М.Н. Каткова и И.С. Аксакова публицисту С.Ф. Шарапову [173] . В 1885 году он побывал в регионе, после чего представил доклад о перспективах конкуренции с Польшей. Сразу отметим, что речь шла не только о хозяйственных проблемах, но и об их политической подоплеке. Как известно, значительная часть промышленности Польши находилась в руках у немцев, облюбовавших там командные высоты экономики. Это стало возможным благодаря тому покровительству, которым выходцы из Германии неизменно пользовались в Петербурге. По наблюдению Шарапова, даже железнодорожная сеть России являлась простым продолжением германских торговых путей внутрь нашей страны [174] . При поддержке центральной власти развитие польской промышленности шло быстрыми темпами; выдерживать конкуренцию с ней становилось все труднее. В результате коренные русские фабрики и мануфактуры оказались под угрозой, «чувствуя, как шаг за шагом почва уходит из-под ног» [175] . И вот пришло время изменить положение, при котором немецкий капитал процветает за счет русского купечества. Для этого предлагалось повысить налогообложение польских предприятий и ввести повышенные железнодорожные тарифы на импортные грузы от границ России к центру. Вновь прозвучало напоминание о необходимости создать специальный орган, призванный оберегать собственно русскую экономику [176] . Форсируя события, Московский биржевой комитет продемонстрировал, что значит стоять на страже интересов коренных частей страны: им было подано ходатайство о восстановлении таможенной границы между польскими губерниями и Россией.

173

Подробно о жизненном пути и деятельности Шарапова см.: Конягин М.Ю. С.Ф. Шарапов: критика правительственного курса и программа преобразований. Автореферат дисс. на соискание уч. степ. канд. ист. наук. М., 1995.

174

См.: Шарапов С.Ф. Речь о промышленной конкуренции Лодзи и Сосновиц с Москвой // Шарапов С.Ф. Сочинения. Т. 1. СПб., 1892. С. 84.

175

См.: Там же. С. 92.

176

См.: Там же.

На это требование шокированный министр финансов Н.X. Бунге согласиться никак не мог [177] . Тем не менее фабриканты Лодзи сполна ощутили возросший лоббистский потенциал купечества Первопрестольной. И теперь жалобы стали раздаваться уже с их стороны: они указывали на уменьшение прибылей, что стало прямым следствием ухудшения общих условий хозяйствования.

Пользуясь политической поддержкой, лидеры московской буржуазии начали постепенно осваиваться в стенах Министерства финансов; теперь главное экономическое ведомство вынуждено было считаться с их требованиями. Если прежде обращения фабрикантов назывались «домогательствами», то теперь они становились ориентирами для практических шагов в экономике. Характерный пример этого обнаруживается в переписке Министерства финансов и Московского биржевого комитета. В конце 1883 года двадцать четыре крупных промышленника Центрального региона обратились в правительство с просьбой плотнее привлекать сведущих и заинтересованных лиц для трудов в комиссии по пересмотру общего таможенного тарифа [178] . Согласие со стороны министерства последовало незамедлительно. Особенно обращают на себя внимание такие слова:

177

См.: Лившиц Р.С. Размещение промышленности в дореволюционной России. М., 1955. С. 190.

178

См.: Письмо за подписями 24 крупных фабрикантов Центрального региона в Московский биржевой комитет. 23 ноября 1883 года // ЦИАМ. Ф. 143. Оп. 1. Д. 61. Л. 53-54.

«В совещаниях могут быть высказаны мнения противоположные тем, кои будут положены в ожидаемом от Московского биржевого комитета заключении. Департамент торговли и мануфактур по поручению господина министра финансов считает нужным сообщить: не будет ли признано полезным назначить особых представителей от Московского биржевого общества к участию в предположенных совещаниях по одному или два лица для каждого из производств. О том, кто будет избран, просьба сообщить» [179] .

179

См.: Письмо Министерства финансов в Московский биржевой комитет. 15 января 1884 года // Там же. Л. 62-62 об.

Встретив такое расположение к своим инициативам, купеческая буржуазия начала высказываться по разнообразным экономическим вопросам. То ее представители озаботились появлением англичан на реке Енисее и потребовали прекратить подрыв торговли с сибирским краем [180] . То настаивали на поддержке импорта риса через азиатскую границу, дабы уменьшить европейские экспортные потоки и обеспечить загрузку отечественных судов и т.д. [181]

180

См.: Письмо ряда фабрикантов Центрального региона в Московский биржевой комитет. 15 ноября 1888 года // Там же. Л. 115.

181

См.: Письмо членов Московского биржевого комитета. 1 мая 1889 года // Там же. Л. 137.

Апогей купеческого влияния пришелся на отставку Н.X. Бунге: его пребывание на посту главы финансового ведомства вызывало все большее недовольство капиталистов из народа и их друзей из русской партии. В.П. Мещерский и М.Н. Катков настойчиво добивались его ухода, расчищая путь для приверженцев протекционизма. 1 января 1887 года министерство возглавил И.А. Вышнеградский – креатура русской партии. В августе он посетил Нижегородскую ярмарку, где стал почетным и желанным гостем. Обращаясь к новому министру, председатель ярмарочного комитета П.В. Осипов откровенно заявлял:

«[Русское купечество] знает, какое знамя поднято вашим высокопревосходительством и по какому пути решили вы вести русское государственное хозяйство» [182] .

Ободренная сочувствием властей, купеческая буржуазия представила обширную программу торговой экспансии, призвав решительно осваивать рынки Закавказья, Персии, Средней Азии, Дальнего Востока [183] . Именно министр финансов И.А. Вышнеградский с энтузиазмом завершил протекционистскую таможенную эпопею. Он принял решение о резком повышении пошлин: их предполагалось сделать самыми высокими в Европе. Для обоснования этих намерений из столичного Технологического института, где ранее трудился И.А. Вышнеградский, была приглашена группа профессоров вместе все с тем же Д.И. Менделеевым, которому поручалось выработать ставки по товарам химической промышленности. Однако Менделеев не ограничился скромной, на его взгляд, задачей и подготовил программу тарификации всех хозяйственных отраслей, сгруппировав их по двенадцати разделам. Его обширная записка передавалась для заключений в биржевые комитеты. Все участники проекта демонстрировали твердую убежденность в необходимости упрочить таможенную систему страны [184] . Идейную сторону этой работы обеспечивали издания «Московские ведомости» и «Русь», которые уже давно обосновывали преимущества покровительственной экономической политики [185] . Вообще по сравнению с 1868 годом ситуация сложилась прямо противоположная. Либеральные круги, выступавшие за свободу торговли, теперь оказались проигрывающей стороной. Им оставалось только подмечать, что, например, пошлины на хлопчатобумажные изделия уже и так превышают ставки 1868 года, когда их как высшего предела домогались те же самые московские деятели. Аграрии предрекали, что неоправданный рост тарифов увеличит производство сверх рыночных потребностей и естественным образом вызовет кризис [186] . Но участники таможенной эпопеи оставались глухи к подобным аргументам. Как вспоминал чиновник финансового ведомства В.И. Ковалевский, министр Вышнеградский к запросам:

182

См.: Ярмарочная хроника // Нижегородские губернские ведомости. 1887. 26 августа.

183

См.: Докладная записка торгующего на Нижегородской ярмарке всероссийского купечества // Нижегородские губернские ведомости. 1887. 2 сентября.

184

См.: Записка Министерства финансов «Об общем пересмотре таможенного тарифа» в Государственный совет. 1891 год // РГИА. Ф. 1152. Оп. 11. Д. 225. Ч. 5. Л. 526.

185

См, напр.: Свободная торговля и покровительственная система. 4 июня 1885 года // Катков М.Н. Собрание передовых статей «Московских ведомостей» за 1885 год. М., 1898. С. 321-322.

186

См.: Ходатайство Вольного экономического общества об изменениях в русском таможенном тарифе // РГИА. Ф. 1152. Оп. 11. Д. 225. Ч. 5. Л. 229 об.

«земледелия относился с безразличием, вступая в беспощадную борьбу с аграриями во всех случаях, когда из их уст делались выпады против его любимого детища – общего таможенного тарифа» [187] .

Успехи на ниве таможенной политики вдохновили московскую группу на новые шаги. С начала девяностых годов XIX века купеческая элита начинает требовать допуска к эмиссионным операциям министерства финансов. Эта сфера давно являлась своего рода монополией петербургских банков, теперь же Первопрестольная все настойчивее предлагает использовать потенциал Московского купеческого банка: он-де располагает обширной клиентурой и обладает необходимыми средствами для размещения государственных, гарантированных правительством процентных бумаг. Начались хлопоты по открытию филиала Купеческого банка в столице [188] .

187

См.: Ковалевский В.И. Воспоминания // Русское прошлое. 1991. №2. С. 39.

188

См.: Левин И.И. Акционерные коммерческие банки в России. Пг., 1917. С. 290.

Московская группа планировала экспансию в разные сферы экономики; об этом свидетельствуют ее намерения организовать ряд новых коммерческих банков. В 1889 году был подготовлен устав Каспийского банка для содействия нефтяной промышленности и среднеазиатской торговле; его правление предполагалось разместить в Москве, а отделения – в Баку и в Батуме. Примечательно, что владельцами именных акций могли стать только российские подданные [189] . Видные промышленники Москвы (клан Морозовых и др.) заключили соглашение с рядом петербургских дельцов о создании Русского торгово-промышленного банка для финансовых операций в Северо-Западном регионе [190] . Однако столичный бизнес был не в восторге от стороннего проникновения на его традиционный рынок: контрольный пакет банка москвичам пришлось продать наследникам известного железнодорожного дельца фон Дервиза. С Каспийским банком также возникли трудности: английские капиталисты, заправлявшие нефтяной отраслью, резко воспротивились усилению конкурентов в Закавказье. В такой ситуации москвичи решили ограничиться открытием Бакинского филиала Волжско-Камского коммерческого банка [191] .

189

См.: Проект Устава Каспийского банка. М., 1889. С. 2-3.

190

См.: Об утверждении Устава «Русского торгово-промышленного банка в С.-Петербурге» // Собрание узаконений и распоряжений правительства. 1890 год. Первое полугодие. СПб., 1890. С. 248-255.

191

См.: Волжско-Камский коммерческий банк. Краткий обзор за 25 лет (1870-1894 годы). СПб., 1895. С. 4.

Но это нисколько не охладило пыл московской буржуазии. Ее коммерческие устремления были созвучны тем задачам, которые стояли в тот период перед правительством. Так, новый министр финансов С.Ю. Витте (выходец из русской партии, племянник одного из ее идеологов Р.А. Фадеева) начал свою бурную деятельность на ключевом правительственном посту (1893) с борьбы против колебаний курса рубля, на котором играли биржевые спекулянты [192] . В этом главу финансового ведомства с радостью поддержало московское купечество: его давно раздражали колебания курсов на бирже, что отражалось на стоимости производимой продукции. В начале 1893 года Московский биржевой комитет направил С.Ю. Витте просьбу пресечь биржевые спекуляции и ограничить круг лиц, вовлеченных в игру на бирже. В письме признавались трудности контроля над спекулятивными сделками, а потому правительству предлагалось вывести борьбу с ними на законодательный уровень [193] . Министр финансов энергично откликнулся на просьбу промышленников: уже в июне Александр III утверждает мнение Государственного совета, направленное против биржевых спекулятивных операций. Принятые решения должны были устранить ненормальные колебания стоимости ценных бумаг и валюты, а также предупреждали вовлечение в подобные игры неопытных лиц. Приказчики и конторщики могли отныне осуществлять биржевые операции исключительно от имени своих хозяев, обязанных снабжать их соответствующей доверенностью. Предусматривались санкции за распространение на бирже заведомо ложных слухов вплоть до лишения права участвовать в торгах [194] . Купечество с энтузиазмом бросилось исполнять данное распоряжение: в Москве было установлено около сотни лиц (судя по фамилиям, более половины из них составляли евреи), которые после окончания биржевых торгов устраивали сходки рядом со зданием биржи [195] .

192

Подробнее о противодействии С.Ю. Витте валютным спекуляциям см.: Ильин С.С. Ю. Витте. М., 2006. С. 144-150.

193

См.: Письмо Московского биржевого комитета к Министру финансов С.Ю. Витте. 27 января 1893 года // ЦИАМ. Ф. 143. Оп. 1. Д. 157. Л. 1-2.

194

См.: Высочайше утвержденное мнение Государственного совета «О некоторых изменениях в постановление о биржах». 8 июня 1893 года // ПСЗ-З. №9742. Т. 13. С. 412-413.

195

См.: Письмо Н.А. Найденова к биржевому маклеру Шлезингеру. 26 августа 1895 года // ЦИАМ. Ф. 143. Оп. 1. Д. 157. Л. 5-6.