Пламя Магдебурга
Шрифт:
И вновь в черноте неба появилась сверкающая золотая кисть. Уродливая и прекрасная, гибкая и изломанная, разделяющаяся на множество ответвлений, как дельта впадающей в море реки, беззвучно и властно поместила она свои длинные, не знающие пределов пальцы поверх брюха чудовища, помедлила на секунду и указала пылающим ногтем куда-то вниз. И в тот же миг переломилось надвое огромное столетнее дерево, и вершина его, пробивая листву, полетела к земле под улюлюканье злобного ветра.
– Глупцы! – ревел ураган. – Вы хотели воды, хотели прохлады, хотели защиты
Жирные черные тучи отрыгивали громовыми раскатами, хрипы и визг урагана заглушали любые звуки. Струи воды, похожие на толстые, переплетенные пеньковые канаты, проникали повсюду, все срывали со своих мест, перемешивали, превращали в грязь.
Последние, пресыщенные минуты безумного пиршества, в котором буря пожирала саму себя.
И вот безумие завершилось. В брюхе чудовища последний раз вспыхнуло желтым, ветер унесся за горизонт. Чернота отодвинулась, и за клубящимися краями туч появились первые жемчужные просветы. Дождь остановился, иссяк, навсегда исчез в пробуждающемся бледно-розовом небе. В память об ужасной буре осталась лишь мокрая, раскисшая земля, искалеченные ветви, тихий стук капель, стекающих по дрожащим листьям, и казненный молнией великан, чье перерубленное тело тихо дымилось в глубине леса.
Людям нечего делать здесь. Едва утих ветер, они вскочили на ноги, похватав немногое свое имущество, и бросились прочь, обратно, в спасительный город. Прочь из этого темного храма, прочь из обиталища злобного бога, который только что явил им свой лик. Ни единого слова, ни единого взгляда по сторонам. Вернуться. Спастись.
Они бежали, поскальзываясь на мокрой глине, падая, поднимаясь и падая вновь, и суеверный ужас щелкал своим невидимым бичом у них за спиной.
Ураган не нанес Кленхейму особого вреда – может быть, потому, что прошелся над городом только краем, хлестнул по нему вполсилы. Где-то разметало крышу сарая, где-то сорвало ставень, где-то переломило ствол яблони.
Страх, пережитый в лесу, казался теперь глупостью. Не урагана, нет, не урагана им следует опасаться! Люди – вот их враги, люди в стоптанных башмаках и солдатских перевязях через плечо. Все остальное – суеверие, чушь, бредни.
На следующий день они вернулись к дороге.
Небо было пасмурным, из облаков, которые, видно, спешили догнать вчерашнюю бурю, слабо сочился дождь. Глинистая земля была грязной и скользкой. Но к полудню дождь прекратился, облака разошлись и слабо, неуверенно, выглянуло из-за них солнце. Хороший знак, добрый знак!
И действительно, не прошло и нескольких минут, как из-за поворота дороги показались трое всадников. В черных шлемах и черных, с серебряными дугами, кирасах. Рейтары.
– Что будем делать? – шепнул Маркусу Петер, смахивая падающие на лоб волосы. – Может, выстрелим сначала в лошадей?
Маркус посмотрел на него, помедлил с ответом. И правда: как поступить? Конный – не пеший, подхлестнет лошадь, и нет его. Но и ранить лошадей тоже неразумно: пусть уж лучше останутся целыми, дойдут до Кленхейма на своих ногах.
– Вот что, – сказал он, – лошадей трогать не будем. Подпустим их ближе. Едут они небыстро, значит, сможем их перехватить безо всякой стрельбы. Ты, Конрад, бери двоих, перекроешь им путь к отступлению. Альфред и Гюнтер – со мной. Вильгельм, Петер и остальные – держите их на прицеле и, если что-то пойдет не так, сразу стреляйте. Не сводите с них глаз, поняли?
Всадники были уже близко. Копыта лошадей чавкали по грязи, на черных шлемах раскачивались белые перья.
– Что, если они успеют выстрелить вперед нас? – тихо спросил Эшер.
Маркус качнул головой:
– Пистолет – не ружье. С такого расстояния не попадут.
Прищурив глаза, он смотрел, как приближаются всадники. Семьдесят шагов. Шестьдесят. Ближе… Еще ближе…
Едва рейтары оказались на изгибе дороги, Маркус вышел из-за кустов. Аркебуза с дымящимся фитилем была прижата к его плечу, ее единственный черный глаз безразлично смотрел вперед.
– Стойте! – крикнул он всадникам. Эшер и Цинх встали за его спиной.
Первый рейтар дернул поводья, придерживая лошадь, правая его рука потянулась к висящему в седельной кобуре пистолету.
– Не вздумай прикасаться к оружию, – предупредил Эрлих.
– Кто ты такой? – крикнул рейтар, удерживая лошадь на месте. – Я что-то не слышал, чтобы смелый граф Готфрид продавал здешние дороги оборванцам!
– Как он может продать то, что ему не принадлежит? – усмехнувшись, ответил Маркус. – Этот тракт я сдаю графу в аренду, и каждый солдат обязан вносить нам плату от его имени.
Рейтар делано рассмеялся:
– И что же, лесной мужичок, какова твоя плата? Мешок с навозом? Или овсяная торба?
Краем глаза Маркус заметил, как зашевелились кусты за спиной у солдат. Конрад и его парни уже на месте. Хорошо. Солдаты сейчас у подножия холма, и на них нацелена дюжина аркебуз. Наверное, они уже успели пожалеть, что сразу не пришпорили своих лошадей.
– На хорошей дороге и плата хорошая. Оставите нам коней, оружие и кошельки. Иначе оставите свои потроха.
На этот раз смех всадника был вполне искренним.
– Да ты ополоумел, дружок! – воскликнул он. – Чтобы имперский рейтар отдал свою лошадь грязному мужику?!
Маркус плотнее прижал приклад.
– В таких случаях принято считать до трех, – сказал он. – «Раз» – отсчитаю я сам. «Два» – мой друг Вильгельм, который целит в твою тупую голову. «Три» – произнесут наши ружья.
Рейтарская лошадь захрапела, выбила нетерпеливым копытом несколько комьев глины.
– Освободи дорогу, мудак, – процедил всадник. – Иначе…
– Постой, Курт, – тронул его за плечо второй рейтар. – Разумные люди всегда смогут договориться.