Плата за молчание
Шрифт:
СЛЕД ВЕДЕТ В МЕКСИКУ
Полицейская облава, проведенная 14 октября 1963 года в 18-м участке алжирского квартала Парижа, была первой за много месяцев, однако не представляла собой ничего необычного. Во время разгоревшейся в Алжире борьбы за свободу и независимость в этом квартале чуть ли не ежедневно гудели полицейские сирены и ходуном ходили резиновые дубинки. В последние годы облавы стали реже; теперь их устраивали только после очередного покушения на президента республики де Голля или перед ожидаемым приездом какого-нибудь высокого иностранного гостя. В этих случаях тайная полиция задерживала по соображениям безопасности сотни две мужчин и женщин, которых через несколько дней снова отпускала, если при проверке случайно не обнаруживалось, что тот или иной из задержанных разыскивается за какое-либо преступление.
Так же протекала облава и 14 ноября 1963 года. Несколько десятков полицейских в допотопных французских стальных шлемах сгоняли в одно место население дома, проверяли паспорта, обшаривали наугад чью-нибудь убогую квартирку и шли в следующий дом. Ни проверяемые, ни сами полицейские не знали, что поводом к облаве послужил анонимный телефонный звонок в политическую полицию. Какой-то неизвестный сообщил, что в алжирском квартале скрываются шестеро прибывших из Африки агентов, замышляющих покушение на де Голля. Это ничем не подтвержденное и, как позднее выяснилось, преследовавшее совсем иную цель сообщение подняло на ноги 200 полицейских и несколько десятков шпиков, которые перерыли весь квартал, но безуспешно. Только в трактире на рю Лепеврер произошел инцидент, однако он, казалось, не имел к облаве никакого отношения. Какой-то пьяный матрос отказался предъявить документы полицейскому Журдену. Не желая поднимать шум, Журден примирительно положил матросу руку на плечо и сказал, что не помешает ему веселиться - пусть только покажет свои бумаги. Без всякого злого умысла он потянулся затем к нагрудному карману моряка за паспортом. Но тут моряк неожиданно ударил его по руке. В тот же миг двое других полицейских кинулись Журдену на помощь и заломили моряку руки за спину. Журден взял его паспорт и стал ощупывать карманы, проверяя, нет ли оружия. При этом он наткнулся на привязанный к ноге моряка плотно набитый мешочек и, сразу заподозрив, что там может быть, спросил:
– Снег? 1 [1 Порошок наркотика.]
Моряк скорчил обиженную мину. Журден неторопливо развязал мешочек и указательным пальцем зачерпнул немного порошка. Кончик пальца сразу побелел, точно покрылся свежим снегом. Журден понюхал палец, осторожно лизнул и с удовлетворением кивнул: несомненно, наркотик!
– Кокаин или героин?
Моряк не ответил.
– Ну, в лаборатории это живо выяснят, - проворчал полицейский и подал своим товарищам знак увести матроса.
Тот неожиданно легко подчинился, став вдруг покорным как овечка. С его губ не сорвалось даже намека на ругательство. Более того, он с улыбкой позволил усадить себя в стоявший наготове полицейский автомобиль, точно только того и ждал, чтобы попасть с поличным в руки представителей власти.
Торговля наркотиками доставляла парижской полиции больше всего хлопот и по своим масштабам могла сравниться только с продажей на «черном рынке» сигарет во время второй мировой войны и сразу после нее. Поэтому неудивительно, что руководитель отдела по борьбе с продажей наркотиков комиссар Монтро обрадовался, когда к нему привели задержанного. Мелкие торговцы сигаретами, набитыми марихуаной и кокаином, ежедневно попадали в сети Сюртэ, но от них было мало проку. Они лишь засоряли собой тюремные камеры, но не могли навести на след поставщиков наркотиков и помочь выловить всю шайку контрабандистов. Дело у этих преступников было поставлено и законспирировано не хуже, чем у шпионов. Никто из мелких торговцев не знал своего поставщика не только по имени, но даже в лицо. А о главе всего предприятия было известно не больше, чем о конструкторе французской атомной бомбы. Поэтому задержание одного из посредников в торговле наркотиками было уже крупным успехом.
Комиссар Монтро, едва достигший 30-летнего возраста, всего несколько месяцев работал на набережной дез Орфевр, в главном здании парижской сыскной полиции. Чем он занимался до этого, никто из его нынешних коллег толком не знал. Поговаривали, что он был офицером разведки или контрразведки в иностранном легионе. Ходили также слухи, будто он служил в личной охране президента. Но в одном все сходились: Монтро, выражаясь полицейским жаргоном, был одним из способнейших «гончих псов». Впрочем, с прославленным героем Жоржа Сименона - добродушно-приветливым Мегрэ - его роднило лишь одинаковое полицейское звание.
Однако с сидевшим напротив него матросом Монтро поначалу попробовал обходиться бережно. Он даже заговорил с ним на «вы» и предупредительно пододвинул пачку сигарет.
– Зами Кхоури - это ваше настоящее имя или паспорт липовый?
– Настоящее. Паспорт подлинный. Я родился в Джиджелли, в Алжире, 26 декабря 1929 года. Вы легко можете это проверить. Моя семья и сейчас живет в Джиджелли.
Комиссар захлопнул паспорт и равнодушно отложил его в сторону. В данный момент его не так уж интересовало, как на самом деле зовут матроса и подлинный ли у него паспорт. Пусть этот человек будет кем угодно, лишь бы побольше рассказал о заправилах торговли наркотиками.
Между тем именно готовность алжирского матроса выложить все о членах шайки должна была бы показаться подозрительной молодому комиссару полиции. Работай Монтро дольше в отделе по борьбе с торговлей наркотиками, он знал бы, что имена и адреса, которые Зами Кхоури так охотно сообщал и которые, как очень быстро подтвердилось, были правильными, попросту не могут быть известны рядовому посреднику. Ни одна гангстерская банда, как бы плохо ни была она организована, не посвящает своих рядовых членов в такие жизненно важные секреты, если только по каким-то причинам не ставит своей целью довести их до сведения полиции.
Как бы то ни было, с помощью задержанного моряка комиссару Монтро удалось за каких-нибудь несколько часов отправить за решетку тридцать шесть членов одной из опаснейших преступных банд Франции. Это был величайший успех, когда-либо достигнутый таким молодым комиссаром полиции. Только главарь всей банды оставался еще на свободе.
Зами Кхоури был готов помочь комиссару и в этом. Имя гангстерского босса, сказал он, ему неизвестно, но он может показать, где тот живет.
– Почему показать?
– с некоторым недоверием спросил Монтро.
– Разве вы не знаете адреса?
– В прошлую ночь я впервые был у него дома, - объяснил матрос.
– Меня отвезли туда на машине. Спрашивать адреса я не мог да и не хотел, чтобы не вызвать подозрений. Но я убежден, что сумею найти дом, если вы повезете меня той же дорогой.
Монтро уже потянулся к телефону, чтобы вызвать машину, но моряк неожиданно положил руку на рычаг.
– Минуточку, комиссар! Прежде чем вы поднимете тревогу, я хотел бы уладить с вами один частный вопрос.
Комиссар покорно положил трубку. Зами взял из лежавшей на столе пачки сигарету и закурил. Монтро терпеливо ждал. Наконец, алжирец снова заговорил:
– Я хотел бы иметь гарантию, что потом меня отпустят на все четыре стороны, комиссар. Полагаю, что уж эту маленькую услугу вы должны мне оказать.
Монтро осторожно кивнул, но промолчал, ожидая, чтобы алжирец высказался подробнее. Тот, глубоко затянувшись, прибавил:
– Это мое условие. Боюсь, если вы его не примете, я не сумею найти нужный дом.
В ответ на это недвусмысленное требование Монтро снова только молча кивнул. Зами стало не по себе.
– Если вы надеетесь узнать что-нибудь от других арестованных, - сказал он, - то напрасно. Они даже меня не знают.