Пленники чести

Шатилов Александр

— Боже мой, Альфред, вы нарочно принесли этот чёртов конверт! — опасливо поглядывая на Клару Генриховну, выкрикивал господин Симпли.

— Прошу вас, господа, не говорите ничего, мадам плохо! — повысив голос, произнёс доктор. — Ей необходим абсолютный покой, и прошу, оставьте ваши семейные споры.

— Покиньте все меня, — бормотала старая леди, отстраняя от себя Модеста Сергеевича, — мне нужен небольшой отдых. Хильда, Гретта! — позвала она. — Помогите мне встать!

— Проводите мадам в её покои, — распорядился Модест Сергеевич, утирая лоб.

Через некоторое время госпожу Уилсон отвели в её комнату, за ней последовали слуги, дворецкий и доктор. Оставшиеся же в гостиной господа обменивались многозначительными вздохами и взглядами.

Наталья и Александр стояли вместе, не в силах поднять взгляда от пола. Их мучило жгучее чувство вины, казалось, словно весь свет осуждает их за то, что они посмели возразить хозяйке замка.

— Полагаю, ваша милость, — откашлявшись, проговорил Борис, — нам с Фридой больше не нужно следовать за вами.

Александр Иванович бросил на него усталый взгляд, затем посмотрел на покрасневшую Наталью, всё ещё дрожавшую от волнения.

— Сделайте милость, оставьте нас, — проговорил он, отвернувшись.

— С радостью, ваша милость, — проговорил Борис, сделав небольшой поклон. — Однако прошу вас не пропадать подолгу, иначе её светлость, могут снова забеспокоиться…

— Если я дал слово, я сдержу его, — холодно ответил Александр Иванович, отводя Натали в сторону. — Боюсь, нам придётся несколько времени пробыть без общества друг друга, — сказал он шёпотом Наталье.

Девушка взглянула на него своими блестящими глазами, полными слёз, она хотела что-то сказать, но губы её дрожали, и по бледному лицу разлилась алая краска.

— Прошу вас, Натали, — продолжал молодой человек, придерживая её за локоть, — не печальтесь, вы не виновны в переживаниях Клары Генриховны. Я знаю, сколь дорога вам ваша свобода, поэтому я готов на любые жертвы, лишь бы ничто не закрепощало вас.

— Что мне эта неволя, — проговорила она, опустив густые ресницы. — Я не смогу видеться и говорить с вами наедине, поэтому я не могу утешиться… Но спасибо вам, что помогли избавить меня от этой опеки…

— Нет, вы сами, сами смогли отстоять своё право на свободу! — воскликнул Александр. — Ваши слова тронули её сердце! Ваша храбрость убедили её в том, что бесполезно держать вас здесь как пленницу! Я никогда не встречал кого-то столь же храброго и благородного, сколь и вы! Натали…

Девушка молчала, и краска играла на её щеках. Наконец она подняла свои сияющие глаза на молодого человека.

— Только благодаря вам я решилась на этот шаг, — произнесла она. — Я знала, что вы меня поддержите и вступитесь за меня, что бы ни произошло, так что только вам я обязана своей свободой. Но что мне эта свобода, если вас не будет рядом?

— Поверьте, — продолжал Александр Иванович, — скоро завещание будет обнародовано. Мой дедушка не мог назначить Клару Генриховну вашей опекуншей, он слишком хорошо знал, что тогда ваша судьба сложится самым ужасным образом. Молю вас, Натали, ещё несколько дней, и всё разрешится благополучно.

— Да услышит Бог ваши слова!

И Наталья Всеволодовна прижала своё пылающее личико к широкой груди Александра Ивановича, обнявшего её за плечи.

— Вам, кажется, не стоит быть вместе, — заметил Карл Феликсович, наблюдавший весь этот разговор со стороны с видом выжидающего хищника.

— А вам, милостивый государь, — ответил Александр Иванович, — стоит заниматься своим делом, чужие судьбы вас не касаются!

— Очень может быть, — зло улыбнувшись, произнёс черноусый франт, и медленно вышел из гостиной, то и дело оглядываясь на молодых людей.

Он вышел в широкий коридор и остановился у дверей. Столь удачно начавшееся предприятие грозило закончиться абсолютным провалом. Кто бы мог подумать, что речи, сказанные только что в гостиной, будут так эмоциональны, что заставят старую хозяйку, быть может, впервые в жизни, отменить своё собственное решение. Теперь оставалось только надеяться, что проклятый поручик сам совершит какую-либо оплошность или окажется тем неуловимым шпионом, которого он обнаружил несколько дней назад. Пройдя вдоль коридора, Карл Феликсович случайно заметил, как в эркере у окна беседовали Альфред, доктор и священник, покинувший гостиную несколько раньше Карла Феликсовича. Священник подробно расспрашивал о том, известно ли им, кто мог быть у ограды кладбища в тот ранний час.

— Поверьте мне, нет никаких шпионов, — напряжённо доказывал священнику доктор. — Даже если двое крестьян встретились у кладбища, чтобы что-то обсудить, это никак не может быть причиной тревоги. Да, святой отец, не скрою, в последнее время произошли страшные вещи, но это не повод для вашей тревоги. Ну зачем кому-то здесь за кем-то подсматривать?

— И всё же, — настаивал священник, — я беспокоюсь за паству. Поверьте, если и в вашем замке есть некто проникший тайно, то стоит опасаться чего угодно… Этот злоумышленник…

— Вы хотите сказать, шпион? — прервал его Карл Феликсович, подходя ближе.

— Возможно, что и шпион, — ответил поразмыслив священник.

— Вот именно! Тогда я знаю, кто он! — с гордостью выкликнул молодой человек. — Поймите, на кону стоит баснословное состояние!

Доктор со страхом и недоверием воззрился на Карла Феликсовича.

— Кто же это, ваша милость? — с удивлением проговорил Альфред.

— О, не спешите, господа! — торжественно заявил черноусый франт. — Для начала нам надо найти тайные коридоры, которых здесь, поверьте, не мало! Ими и пользуется этот таинственный преступник. Более того, он, и именно он держит в страхе всю округу. Уверен, что в этих коридорах мы найдём достаточно улик против одного из наших общих знакомых!

— Вы кого-то подозреваете? — спокойно спросил доктор.

— Да, уверен, есть только один человек, который знает тайну этих стен. Именно он то и дело исчезает без следа! — злобно проговорил Карл Феликсович. — Но, прежде чем я назову его имя, мне нужны веские улики против этого подлеца.

— Но господин Уилсон запрещал нам и говорит о тайных коридорах, — испуганно пробормотал Альфред.

— Уверен, святой отец, я найду этого шпиона, и он ответит за все свои дела! — говорил Карл Феликсович, подкручивая ус.