Пленники чести
Шрифт:
— Нет ничего проще, моя дорогая, моя милая Натали! Оставьте своего поручика и будьте со мной! Я дам вам все сокровища мира! Сама Клара Генриховна благословит наш союз! Только вы достойны чести и счастья быть со мной!
— Никогда! — раздался вдруг звонкий девичий голос.
Он прозвучал без тени страха, твёрдо и чётко, точно выстрел, отрезвив в момент Карла Феликсовича. Тот в недоумении поглядел на Наталью, личико её пылало, а в глазах зажёгся блеск благородного гнева. Она стояла перед ним, выпрямившись во весь рост, и прямо смотрела на него, всем своим видом желая показать свою смелость и решительность. Несгибаемая воля проснулась в этот момент в кроткой и боязливой девушке. Впервые в жизни она взглянула на другого человека не как слабое беззащитное создание, а как личность, готовая отстоять свои мечты и желания.
— Но Натали, со мной вас ждёт богатство
— Нет, — твёрдо повторила Наталья. — Моя судьба быть с тем, кто дорог моему сердцу, и этим человеком не можете быть вы.
Она отвернулась и сделала несколько шагов к выходу из залы.
— Подумайте хорошенько, — вспылив, выкрикнул молодой человек. — С ним нет будущего! Он лжёт вам и всем остальным! Он преступник!
— Это вы преступник! — воскликнула Натали, резко повернувшись к Карлу Феликсовичу, лицо её полыхало от гнева. — Вы желаете разлучить нас! Вы такой же подлый и низкий человек, как и прочие господа, что собрались в этом замке! Вы даже хуже их! Вы завидуете счастью другого и хотите его опорочить! Я никогда не буду вашей, как и чьей-либо, кроме того, кому отдала своё сердце!
— Этот ваш Александр… — начал Карл Феликсович, но девушка не дала ему закончить.
— Не смейте даже произносить имя этого человека! — воскликнула она. — Мой ответ — нет! Никогда!
И с этими словами она выбежала из зала.
Карл Феликсович остался один. С минуту он стоял в каком-то оцепенении, не в силах постигнуть того, что только что свершилось с ним, но тут замерший разум пронзила молния осознания совершённой им ошибки. Словно взрыв разрушает дамбу, заставляя мощные потоки броситься вниз по руслу с чудовищным рёвом и силой, так и этот проблеск сознания привёл все его чувства и мысли в страшное смятение. Земля ушла из под ног, и черноусый франт, с трудом добравшись до кресла, тяжело опустился в него, поражённый глубиной своего отчаяния и несчастья. Гнев и ужас душили его. Никогда у него не было столь бурного объяснения, никогда ни одна женщина, будь она низкого или высокого происхождения, не отказывала ему, и он, верящий в миф о своей неотразимости больше, чем кто-либо из его завистников, был поражён этим отказом, точно крушением мира. Он долго сидел в кресле, обхватив полыхающую от нервного возбуждения голову руками, сотни раз повторяя про себя каждое сказанное слово, каждый жест, каждую паузу, снова и снова чувствуя горечь поражения. Он поставил всё на карту и всё проиграл, всё было кончено в его глазах, и это снова и снова убивало его, отравляя горечью каждый его вздох. Если бы он был способен видеть ошибки, объективно оценивая свой поступок, он бы непременно понял, в чём его вина, но Карл Феликсович был человеком эгоистичным и самолюбивым. Чужие чувства были ему непонятны, чужая душа не волновала его, и оттого он в своих рассуждениях пришёл к выводу, что его жестоко обманули и обидели. Чувство того, что его предали в самых искренних его чаяниях, неподдельная злоба пробудили в нём жажду мести. Не в силах иначе избыть свою боль, он задумал расквитаться с тем, кто причинил её. Сознание тут же подсказало образ врага. К счастью, этот молодой человек не был настолько низок в душе, чтобы избрать в противники хрупкую девушку, но у него и не было достаточно благородства и великодушия принять любовь Натальи к своему сопернику, и так он избрал своим злейшим в свете врагом драгунского поручика, Александра Ивановича. Только смерть могла теперь дать сатисфакцию его поруганной гордости, только кровь могла смыть горькое пятно поражения с его самолюбия. Игрок всегда игрок, и нельзя ему остановиться, даже когда всё проиграно, потому и ставит он на кон свою жизнь. Теперь не существовало для него ни приличий, ни правил, ничего, что могло бы его удержать. Он медленно поднялся и пошёл по коридору твёрдой походкой человека одержимого идеей, в которую он фанатично верит.
Тем временем, Клара Генриховна спустилась в гостиную, привлечённая громкими разговорами обитателей её замка. Она сидела в высоком кресле, обитом дорогим бархатом, её лицо было бледным, пышные седые волосы, уложенные со всей педантичной тщательностью пожилой особы, обрамляли его чёткий контур, а тёмное платье владелицы Уилсон Холла придавало ей ещё более бледный и строгий вид. Сидевшая рядом с ней госпожа Симпли рассказывала ей в красках и подробностях, щедро пересыпанными собственными суждениями, историю с неудавшимся разоблачением Александра Ивановича. С каждым словом Елизаветы Прохоровны, которое её
— Скажите, любезный Модест Сергеевич, — обратилась Клара Генриховна к присутствовавшему в гостиной доктору, — в самом ли деле всё, что говорил мой племянник правда? И вы, в самом деле, видели некого шпиона в тайных коридорах моего замка?
— Осмелюсь доложить, сударыня, — откашлявшись, произнёс доктор, — тайные коридоры и в самом деле существуют, это может подтвердить вам ваш слуга Борис, с которым мы вместе исследовали скрытые подземелья вашего замка. За всё же остальное я, как человек здравомыслящий, не могу поручиться. Видели ли мы шпиона? И да, и нет, сударыня. Продолжительное пребывание во мраке и в душном помещении могли сыграть с нами злую шутку, что подтверждается тем, что я вместо шпиона поймал как раз сопровождавшего нас Бориса. Да и вход в тайный коридор мог быть совсем не там, куда нас привёл ваш любезный племянник, тут для меня нет ничего удивительного. Волнение и смена обстановки могли расстроить не только его и но и мои нервы до такой степени, что вход в подземелья пригрезился нам в том месте, где его не было и не могло бы быть. Таким образом, я могу прийти к заключению, что Карл Феликсович, как и мы с вашим слугой, сударыня, поддались самообману…
— Охотно верю вам, господин доктор, — отозвалась Клара Генриховна, впрочем, нисколько не удовлетворившись таким объяснением.
— Надеюсь, воздух этих тайных комнат не ядовит, — воскликнула госпожа Симпли, — мне было бы страшно находиться в подобном доме!
— Уверяю вас, сударыня, — ответил с улыбкой доктор, — даже если подземелья и содержат ядовитые испарения, они не вредны людям, защищённым от них толстыми стенами. Смею со всей ответственностью заявить, что воздух в этом доме достаточно свеж.
В это время в дверях показался Карл Феликсович. К несчастью для себя он слишком поздно обратил внимание на голоса, доносившиеся из гостиной, и замер на пороге, не зная, что предпринять. Меньше всего ему хотелось видеться с хозяйкой замка и её гостями, перед которыми он умудрился выставить себя в столь неловком свете. Но отступать было уже поздно, и молодой франт, решив сделать безразличный вид, двинулся к дверям на другом конце комнаты, словно собирался с самого начала пройти её насквозь.
— Ну что, Карл Феликсович, — шутливым тоном, от которого лицо молодого человека исказила гримаса злобы, произнёс господин Симпли, — не нашли ваших потайных комнат? Не поймали ли вы для нас своего шпиона?
Молодой человек продолжил было идти, стараясь не обращать внимания на эту насмешку, но тут он услышал голос, от которого всё внутри у него похолодело.
— Карл, — позвала его Клара Генриховна, — соблаговолите остаться с нами и объяснить, что же произошло сегодня? Отчего вы начали обвинять Александра Ивановича в том, что он шпионит за нами?
— Я счёл своим долгом, милостивейшая моя тётушка, разоблачить этого лицемера перед всеми достойными господами, с кем он до сей поры делил кров и стол, — сдержанно произнёс Карл Феликсович, повернув к госпоже Уилсон свои холодные глаза.
— Отчего вы не сообщили мне первой, как вашей тётушке и хозяйке об этом подозрении? — продолжала Клара Генриховна.
— Время было слишком ценно, я боялся, что господин поручик сумеет придумать себе оправдание и замести следы…
— Тем не менее, улик у вас нет никаких, — произнесла госпожа Уилсон, — надеюсь, вы понимаете, что теперь вынуждены просить прощения у оскорблённого вами офицера или искать другие улики. Поверьте, я не потерплю скандалов и пустых обвинений в своём доме.