Пленники чести
Шрифт:
Вечно вам преданный, и нежно любящий вас,
Александр.
P.S. Умоляю вас, сожгите это письмо, как только его прочтёте. Бросьте в огонь без жалости и душевных терзаний, я не хочу, чтобы хоть что-то могло послужить компрометирующим вас материалом. Исполните мою просьбу в знак ваших прежних чувств ко мне. Прощайте, мой самый милый и добрый друг».
Аккуратно сложив письмо в конверт, поручик старательно запечатал своё последнее послание любимой и положил перед собой. Долго он сидел так, глядя на белый конверт с огненно-красной сургучной печатью. Воспоминания о счастливой юности, о бравой армейской жизни, о сладостных моментах, проведённых им в стенах старого замка, и мечты о прекрасном будущем не давали покоя его сознанию. Всё же, ему удалось на какое-то время забыться тяжёлым, тревожным сном. Благородная душа не может успокоиться, она томится и страдает, даже когда правда на её стороне.
Вскоре Александр очнулся от своего тягостного сна весь покрытый холодным потом. Но о дуэли он уже не думал, какое-то непонятное предчувствие сдавливало ему сердце. За окном было ещё темно, лишь край далёкого горизонта казался чуть светлее, чем беспросветный мрак небес. Поспешно одевшись, поручик покинул свою комнату, оставив дверь открытой. Бесшумно он подошёл к комнате Натальи Всеволодовны, тихо спавшей в своей постели, не подозревая об опасности, угрожавшей её возлюбленному. Сердце молодого человека невольно сжалось при мысли о том, что почувствует эта хрупкая девушка, узнав о дуэли. Минута сомнений, и Александр просунул конверт под дверь спальни своей возлюбленной. Но и потом он ещё стоял у этой двери, вспоминая образ Натальи, её тёмные волосы, нежную бледность её прелестного лица, её нежные розовые губы и светлые, блестящие, глубокие, как горные озёра, глаза. Не было для него никого роднее на свете, и он проклинал судьбу за то, что не может проститься с любимой, не потревожив её священного сна, но и так же прекрасно он знал, что Наталья скорей согласилась бы умереть сама, чем допустить возможность его гибели. Но вот жестокое слово «пора» прозвучало в его голове подобно погребальному колоколу, и он оставил дверь комнаты любимой, направившись по пустынным коридорам к парадным дверям замка.
Но вот уже заря бледной полоской скользнула по восточному фасаду, уныло осветив заснувший сад и каменную кладку, увитую жилистыми стеблями дикого винограда. Окна Анны Юрьевны выходили как раз на эту сторону, и свет, проникший через щёлку между шторами, упал на хорошенькое личико молодой девушки. Когда Анна открыла глаза, первым, о ком она подумала, был её брат. Обычно Виктор по утрам будил свою сестру, мешая ей досматривать приятные сны негромким стуком в дверь, и теперь Анне захотелось ему отомстить. Не смотря на то, что было ещё очень рано, девушка оделась и вышла из комнаты. Правда, к детской озорливости в этот раз примешивалось чувство безотчётного волнения, но Анна не знала, к чему его приписать. Этот мрачный замок, который отныне принадлежал её опекунше, навевал на неё страха не меньше, чем сама Клара Генриховна, поэтому она и не удивлялась, что многие в этом месте вели себя странно.
Выйдя из своей комнаты, она подошла к спальне брата и легонько постучала в дверь. Не последовало никакого ответа, и она постучала сильнее, но и на этот раз в комнате царила тишина. Несколько минут девушка простояла у двери своего брата, то и дело стуча в неё, но никто не отзывался, и Анна Юрьевна в страхе и отчаянье бросилась бежать по коридору, надеясь встретить Виктора или кого-то из слуг, кто смог бы ей помочь. Анне казалось, что с Виктором приключилось несчастье, и он лежит в беспамятстве в своей комнате, не в силах откликнуться на её стук. Но замок словно вымер, никто не показывался на пути молодой девушки, и это ещё сильнее пугало её. Наконец, она заметила открытую дверь малой гостиной, надеясь встретить хоть одну живую душу, Анна бросилась к ней, но едва она переступила порог, как испуганно вскрикнув, замерла на месте. На мягком старинном диване лежал её брат с белой повязкой на голове. На лбу с левой стороны виднелось крупное красное пятно. От неожиданности Анна не знала, следует ли ей звать на помощь, с минуту она стояла в нерешительности, словно не веря своим глазам, но смятение, столь внезапно охватившее её, столь же быстро её покинуло, и девушка бросилась к своему брату, опасаясь самого страшного. Виктор тяжело дышал, на щеках его играл нездоровый румянец, у юноши был сильный жар. Анна обхватила голову брата и прижала к себе. Ещё никогда она не боялась так за его жизнь. Слёзы текли по её горячим щекам, скатываясь на окровавленную повязку Виктора. Эти объятия и рыданья привели Виктора в чувства, и он со страхом вгляделся в лицо сестры.
— Всё прошло, всё хорошо теперь, братик, всё хорошо, — приговаривала Анна сквозь слёзы, стараясь успокоить и Виктора и саму себя.
— Они уже стрелялись? — словно сквозь сон проговорил Виктор.
— Никто не стрелял, всё хорошо, ты жив, ты поправишься, — продолжала успокаивать его Анна, не понимая значения слов брата.
— Нет, нет, — проговорил Виктор, приходя в чувства. — Александр Иванович и Карл Феликсович пошли стреляться! Там, в дальнем конце парка, где лужайка! Там много места, они там! Они ведь ещё не стрелялись? Их надо остановить!
— Карл Феликсович? — удивлённо переспросила Анна, всё ещё не понимая значения его слов. — Но это невозможно!
— Скорее, нужен доктор, слуги… — прошептал Виктор, теряя силы.
Анна, не в силах постигнуть смысла слов, произнесённых братом, выбежала из комнаты. Она поняла лишь то, что Виктору срочно нужен был доктор. Девушка бежала по коридору, словно во сне, не понимая, что с ней, лишь в голове крутилась мысль о том, что ей нужно, во что бы то ни стало, разыскать доктора. К несчастью, она не знала, в какой из комнат замка ночевал Модест Сергеевич, она мчалась по коридору, ожидая встретить его на своём пути. Внезапно она столкнулась с Натальей Всеволодовной, державшей в руке лист бумаги. К своему ужасу девушка заметила, что Наталья была вся в слезах. Дрожащими руками она схватилась за руку Анна Юрьевны и умоляющим голосом прошептала:
— Они пошли стреляться… это я, я во всём виновата…
— Как? — воскликнула Анна, у которой перед глазами все непонятные фрагменты головоломки сложились в одно целое. — Значит, они, в самом деле, пошли стреляться? Значит Карл Феликсович… — она не успела договорить.
— Умоляю, — воскликнула Наталья, — если вы знаете, скажите, где они?
— Дальний конец парка, большая лужайка, — смущённо проговорила Анна, в чьей голове сами собой всплыли слова её брата.
— Скорее, зовите врача, зовите всех!
С этими словами Наталья помчалась к лестнице, в мгновение ока исчезнув с глаз Анны Юрьевны, которая в ужасе поспешила разыскать доктора и слуг.
В это время Александр Иванович медленно шёл среди кустов запущенного старого парка, разросшиеся ветви сирени и жасмина сделали удобную некогда аллею узкой дорожкой. Могучие липы и вязы неподвижно возвышались в утреннем полумраке, соединяя усыпанную листьями тёмную землю и светло-серое небо, увитое траурными кружевами обнажённых ветвей. Ни единого шороха или свиста птицы не было этим утром, только приглушённые звуки шагов разносились меж величавых деревьев. В глубине парка виднелась беседка в античном стиле, потемневшая от времени, но тем самым ставшая ещё прекраснее и загадочней. В сторону этой беседки и направлялся поручик. Пройдя несколько десятков метров, он оказался на круглой, как блюдце, и заросший со всех сторон сорными травами лужайке, некогда предназначавшейся для игр и пикников. Вокруг лужайки стояла непроницаемая стена из высоких деревьев и густых зарослей диких кустов калины и боярышника. Это невесёлое поле могло в скором времени стать местом смерти кого-то из молодых людей. Пройдя по поляне, Александр остановился у старого дуба и глянул вверх, желая рассмотреть угрюмое небо сквозь его могучие ветви. Неожиданно ему на встречу вышел Карл Феликсович в темно-коричневом плаще и чёрной шляпе, в руках он держал небольшой, обитый кожей чемоданчик.
— А я уж думал, вы не придёте, господин поручик, — с презрением заметил он.
— Всегда к вашим услугам, сударь, — спокойно ответил Александр Иванович, холодно глядя на противника.
Карл Феликсович иронически улыбнулся, подходя ближе. Во взгляде его поблёскивал огонёк бешеной ненависти и предвкушения скорого торжества. Молодые люди недолго смотрели друг на друга, словно каждый старался угадать, о чём думал соперник.
— Не передумали умирать? — язвительно спросил Карл Феликсович. — Подумайте, жизнь одна, а этот нелепый случай вы переживёте. Откажитесь от вашей Натальи, признайте поражение, и я тоже признаю, что в чём-то был не прав. Всё ведь можно уладить миром…
— Не тратьте слов, — перебил его Александр. — Ваше предложение подло и бесчестно. Вы сами вызвали меня, а теперь хотите смухлевать. Бросьте увиливать. Я не отступаюсь от своего слова.
— Вы правы! — воскликнул Карл Феликсович, отворачиваясь от поручика с помрачневшим лицом. — Давайте, наконец, покончим с этим глупым фарсом, этой комедией!
Он неожиданно повернулся к Александру, держа перед собой открытый ящик с пистолетами, чудо оружейного искусства, покоившееся на кроваво-красном бархате. Даже смерть должна была стать шедевром, по мнению мастера, украшавшего оружие тончайшей резьбой и золотом.